Великолепная Ориноко; Россказни Жана-Мари Кабидулена

– Вот это меня и беспокоит, Жермен! Получив кое-какие новые сведения в Сан-Фернандо, он может решить отправиться дальше… очень далеко… либо в Колумбию, где текут Атабапо и Гуавьяре, либо к истокам Ориноко. А ведь это почти верная гибель…

Тут Жермен Патерн прервал своего друга.

– Ты ничего не слышишь, Жак? – вполголоса спросил он.

Жак встал, перебрался на нос пироги, прислушался, окинул взглядом поверхность реки от противоположного берега до устья Меты.

– Я ничего не вижу, – сказал он последовавшему за ним Жермену, – и все-таки… Да, на воде раздается какой-то шум, – добавил он, прислушавшись более внимательно.

– Может быть, стоит разбудить матросов?

– Подожди… Это не похоже на звук приближающейся лодки… Возможно, это просто плеск сливающихся вод Ориноко и Меты…

– Смотри… смотри… там! – сказал Жермен Патерн, указывая на черные точки в сотне футов от лодки.

Жак Эллок взял карабин и нагнулся над бортом.

– Это не лодка, но мне кажется, враг близок, – сказал он, прицеливаясь.

Жермен Патерн жестом остановил его:

– Не стреляй… не стреляй… Это совсем не кива! Никто не собирается нас грабить. Просто вполне добропорядочные амфибии выбрались подышать на поверхность.

– Амфибии?

– Да, ламантины…[93] они часто встречаются в Ориноко.

Жермен Патерн не ошибся. Это действительно были ламантины или, как их еще называют, морские коровы или морские свиньи – обычные обитатели венесуэльских рек.

Безобидные амфибии медленно приближались к пирогам, а потом, вероятно чего-то испугавшись, внезапно исчезли.

Молодые люди вернулись на корму, и Жак Эллок, снова раскурив свою трубку, возобновил прерванный разговор.

– Ты говорил, – сказал он Жермену, – что, по твоим сведениям, у полковника де Кермора больше не было семьи.

– Я в этом почти уверен, Жак! Кстати, мне вспомнилась одна деталь… Родственник жены подал на полковника в суд. Полковник проиграл процесс в первой инстанции в Нанте, но выиграл его в Ренне. Да… да… я теперь все припоминаю. Несколько лет спустя жена полковника – она была креолка[94], – возвращаясь с Мартиники[95] во Францию, погибла во время кораблекрушения вместе со своей единственной дочерью. Это был страшный удар для полковника – потерять все, что у него было самого дорогого в жизни! Оправившись от продолжительной болезни, он подал в отставку. А некоторое время спустя распространился слух, что де Кермор покинул Францию. Никто не знал, куда он уехал, пока не было обнаружено письмо, присланное им из Сан-Фернандо одному из своих друзей. Да, все именно так и было. Странно, что я мог забыть. Если бы мы расспросили сержанта Марсьяля и Жана, я думаю, они подтвердили бы мои слова.

– Не надо ни о чем их спрашивать, – ответил Жак. – Было бы очень нескромно с нашей стороны вмешиваться в их личные дела.

– Хорошо, Жак, но ведь я был прав, говоря, что сержант Марсьяль – не дядя Жана де Кермора, потому что после гибели жены и дочери у полковника не оставалось больше близких родственников.

Скрестив руки и опустив голову, Жак Эллок размышлял над словами друга. Может быть, Жермен ошибался? Нет! Во время процесса он был в Ренне, и все вышеизложенные факты упоминались на суде…

– Я ничего не вижу

И тогда Жаку, как и любому другому на его месте, пришла в голову мысль: если сержант не родственник Жану, то Жан тем более не может быть сыном полковника, поскольку у того была одна дочь, погибшая в младенческом возрасте во время кораблекрушения вместе с матерью.

– Совершенно верно, – сказал Жермен Патерн, – этот юноша не может быть сыном полковника…

– И тем не менее он это утверждает, – произнес Жак Эллок. Во всем этом было что-то неясное и даже таинственное. Неужели юноша стал жертвой заблуждения, заставившего его предпринять столь опасное путешествие? Конечно же нет. Наверняка сержант Марсьяль и его мнимый племянник располагали о полковнике де Керморе сведениями, противоречащими версии Жермена Патерна. Короче, вся эта загадочность и таинственность лишь подстегивали любопытство Жака Эллока и увеличивали его интерес к Жану де Кермору.

За беседой время шло незаметно, и в одиннадцать часов, оставив в объятиях Морфея[96] свирепого поборника Гуавьяре, господин Мигель и господин Фелипе пришли сменить молодых людей на посту.

– Вы не заметили ничего подозрительного? – спросил господин Мигель, стоя на корме «Марипаре».

– Абсолютно ничего, господин Мигель, – ответил Жак Эллок. – Все тихо и на реке, и на берегах.

– Будем надеяться, – добавил Жермен Патерн, – что ваша вахта будет такой же благополучной.

– Тогда спокойной ночи, господа, – ответил господин Фелипе, протянув через борт руку молодым людям.

По всей вероятности, господин Мигель и его коллеги посвятили часы вынужденного бодрствования обсуждению совсем иных вопросов, и наверняка господин Фелипе воспользовался отсутствием господина Баринаса, чтобы в очередной раз в пух и прах разнести его гипотезу, а господин Мигель слушал его со своей обычной доброжелательностью.

Вахта прошла благополучно, и в два часа ночи географы удалились под навес своей пироги, уступив место сержанту Марсьялю.

Сержант устроился на корме, поставил рядом карабин и погрузился в размышления. Душа его была охвачена тревогой – конечно же не за себя! – а за мальчика, спавшего под навесом пироги. Он мысленно снова переживал перипетии[97] путешествия, предпринятого по настоянию Жана, отъезд из Франции, переход через Атлантику, прибытие в Сьюдад-Боливар, плавание по Ориноко… Куда они направляются? Как далеко уведут их эти поиски? Какие сведения получат они в Сан-Фернандо? В какой забытой Богом деревушке решил полковник де Кермор окончить свою жизнь, такую счастливую вначале и столь трагически сломанную ужаснейшей из катастроф? И какие опасности грозят его единственному ребенку, решившемуся отыскать отца?

И потом, все шло не так, как того хотелось бы сержанту Марсьялю… Он предпочел бы путешествовать безо всяких попутчиков… И вот пожалуйста, «Марипаре» плывет рядом с «Гальинетой». Ее пассажиры вступили в контакты с его племянником, и разве может быть иначе при совместном плавании? А теперь еще эта злосчастная встреча с двумя французами… Как противиться общению с соотечественниками, как отказываться от услуг, которые те оказывают ему и Жану, заинтересованные и тронутые историей юноши. А в довершение всего эти молодые люди были бретонцы, из той самой Бретани… Право же, случай бывает порой удивительно нескромен и сует нос в дела, которые его совершенно не касаются!

В этот момент с востока донесся легкий ритмичный шум. Погруженный в свои мысли сержант Марсьяль не обратил внимания на этот едва слышный звук и не заметил четырех маленьких лодок, плывших по течению вдоль правого берега Меты. Бесшумно опуская весла в воду, они приближались к пирогам.

Куриары с двумя десятками кива на борту были уже в двухстах метрах от пирог, им оставалось лишь напасть на спящих пассажиров и перерезать всех до одного… И все потому, что, погруженный в свои мысли, сержант Марсьяль ничего не видел и не слышал!

Внезапно, когда всего лишь шестьдесят футов отделяли куриары от пирог, прогремел выстрел.

Тотчас же с одной из индейских лодок послышались крики.

Стрелял Жак Эллок, а следом за ним выстрелил из карабина Жермен Патерн.

Было пять часов утра и едва начинало светать, когда до слуха только что проснувшихся молодых людей донесся плеск весел. Пробравшись на корму своей пироги, они увидели, что нападение неизбежно, и выстрелили по куриарам.

Выстрелы разбудили и пассажиров и матросов. Географы выскочили с ружьями в руках из-под навеса «Марипаре». Жан появился рядом с сержантом, который тоже выстрелил в направлении куриар.

– Господи! Как я мог их не заметить! – в отчаянии повторял он.

Индейцы нанесли ответный удар, и штук двадцать стрел просвистело над пирогами. Несколько стрел вонзилось в крышу навеса, никого, однако, не задев.

Господин Мигель и его спутники выстрелили во второй раз, и их пули, достигнув цели, вызвали панику среди индейцев.

– Уйдите под навес, Жан, уйдите под навес! – крикнул Жак Эллок, желая уберечь юношу от опасности.

В этот момент индейцы выпустили новую порцию стрел, и одна из них ранила сержанта в плечо.

Господин Мигель и его спутники выстрелили во второй раз

– Так мне и надо! Так мне и надо! – воскликнул тот. – Солдат… на посту… я получил по заслугам!

Третий залп карабинов и револьверов ударил по отступающим куриарам.