Миссис Брэникен

В настоящее время значительное число населенных пунктов в Квинсленде, Новом Южном Уэльсе, Виктории и Южной Австралии связаны между собой рельсовыми путями; между береговыми портами устроены пароходные рейсы.

Переведя через Уильяма Эндру до своего отъезда из Сан-Диего значительную сумму денег в Центральный австралийский банк в свое личное распоряжение, миссис Брэникен, находясь в Сиднее, располагала всеми средствами, необходимыми для снаряжения экспедиции. Она не встретила никаких затруднений в отыскании необходимых людей, экипажей, верховых, упряжных и вьючных животных. Тем не менее следовало ли останавливаться на Сиднее как на исходном пункте отправления экспедиции? По всестороннем обсуждении этого вопроса, основываясь на мнении американского консула, весьма сведущего во всех вопросах, относящихся к географии Австралии, наилучшим базисом для предстоящих операций была признана Аделаида, столица Южной Австралии. Продолженный там рельсовый путь вдоль телеграфной линии, идущей от Аделаиды до Ван-Дименского залива, то есть по направлению с юга на север приблизительно по длине сто тридцать девятого меридиана, перешедший уже за ту параллель, до которой добрался Гарри Фельтон, предоставлял экспедиции все средства к тому, чтобы скорее и глубже проникнуть в самые отдаленные углы земли Александра и Западной Австралии. Таким образом, было принято решение, по которому третья по счету экспедиция, снаряженная на поиски капитана Джона, будет организована в Аделаиде, откуда и направится до самого конца железнодорожного пути, проложенного по направлению к северу на расстоянии семисот километров. Предстояло еще решить вопрос: каким путем доберется миссис Брэникен из Сиднея в Аделаиду? Железная дорога еще не шла прямо в Аделаиду, и существовал только путь, проходящий по Муррею, на границе области Виктория, до станции Албюри, далее, до Мельбурна, через Беналлу и Ки-льмор, а от этого пункта до Аделаиды; но путь этот заканчивался пока на станции Горшань.

Исходя из этого миссис Брэникен приняла решение направиться в Аделаиду морем. Для этого требовалось четверо суток да, кроме того, двое суток стоянки в Мельбурне.

Наступил август, соответствующий февралю в северном полушарии, но погода была тихая, дули северо-западные ветры, и плавание должно было проходить в виду берега. Совершив незадолго до этого морской переход из Сан-Франциско до Сиднея, миссис Брэникен не боялась нового переезда.

Пароход «Брисбен» как раз должен был отвалить на следующий день в одиннадцать часов вечера, планируя прибыть в Аделаиду 27 августа утром, с заходом по пути в Мельбурн.

Миссис Брэникен заказала на пароходе две каюты, распорядилась о переводе денег в банк Аделаиды на текущий счет и, покинув морскую больницу, временно поселилась в гостинице.

Все помыслы ее сосредоточивались на одной мысли: «Джон жив». Вся поглощенная рассматриванием карты Австралийского материка, со взглядом, блуждающим по этим громадным пустыням на севере и северо-западе, увлеченная своим воображением, она искала его, встречалась с ним, освобождала его…

Зах Френ, сознавая, что миссис Брэникен в эти минуты лучше быть одной, отправился погулять и вполне естественно захотел осмотреть пароход и каюту, отведенную миссис Брэникен.

Этот осмотр доставил ему удовольствие.

Осмотрев все, он уже собирался оставить судно, когда юнга, провожающий его по пароходу, обратился к нему с вопросом:

– Так это верно, боцман, что миссис Брэникен отправляется завтра в Аделаиду?

– Да, завтра, – отвечал Зах Френ.

– На «Брисбене»?

– Да, да!

– Дай Бог ей успешно отыскать капитана Джона!

– Ты можешь быть спокоен, мы все сделаем для этого.

– Я убежден в этом, боцман!

– Ты плаваешь на «Брисбене»?

– Да, боцман.

– Прекрасно, малый, до завтра!

Зах Френ воспользовался последними часами пребывания в Сиднее, чтобы побродить по Питт-стрит и Йорк-стрит, по обеим сторонам которых возвышаются прекрасные постройки из красновато-желтого песчаника; затем побывал в Виктория-парке и Гайд-парке, где установлен памятник капитану Куку.

Он посетил Ботанический сад, чудесное место прогулки на берегу моря, наполненное благоуханием всевозможных растений жаркого и умеренного пояса, дубов и араукарий, кактусов и мангустансов, пальм и оливковых деревьев. Сидней хотя и не столь правильно разбит, как позднее построенные Аделаида и Мельбурн, но зато этот наиболее старый из всех австралийских городов имеет преимущество перед своими более молодыми конкурентами в живописности расположения.

К вечеру следующего дня миссис Брэникен и Зах Френ перебрались на пароход, который через бухту Порт-Джаксон, обогнув Иннер-Саут-Хэд, взял курс на юг, держась на расстоянии нескольких миль от берега.

Долли сидела на палубе на баке, разглядывая очертания берега, смутно выступающие среди тумана. Так вот он, этот материк, в который предстояло ей проникнуть как в огромную тюрьму, из которой Джону не удалось до сего времени бежать! Пятнадцать лет, как они разлучены друг с другом!

– Пятнадцать лет! – тихо сказала она.

При проходе «Брисбена» мимо Ботани-Бей и Джорис-Бей миссис Брэникен удалилась в свою каюту немного отдохнуть. На следующее утро в обычный час она уже была на ногах, когда проходили мимо той части берега, где виднелись на горизонте сначала гора Дромадер, а за ней гора Костюшко, которые входят в горную систему Австралийских Альп.

Зах Френ и Долли стояли на спардеке и разговаривали о том, о чем оба неизменно думали.

Смущенный и нерешительный, подошел к миссис Брэникен юнга, чтобы спросить, по приказанию капитана, не желает ли она чего-нибудь.

– Нет, ничего, дитя мое, – отвечала Долли.

– Ба! Да это тот мальчуган, который говорил со мной здесь, когда я был вчера на «Брисбене», – сказал Зах Френ.

– Совершенно верно, боцман, это был я!

– Как зовут тебя?

– Меня зовут Годфрей.

Годфрей глядел на Долли с таким уважением, что она была тронута этим до глубины души.

Одновременно она была поражена звуком голоса юнги. Она уже слышала однажды этот голос и вспоминала где именно.

– Дитя мое, – сказала она, – не вы ли обращались ко мне у входа в сиднейскую больницу?

– Да, это был я.

– Не вы ли спрашивали меня, жив ли еще капитан Джон?

– Я, сударыня.

– Вы принадлежите, значит, к команде парохода?

– Да, вот уже год, – отвечал Годфрей. – Надеюсь, однако, с Божьей помощью покинуть скоро эту команду.

Сказав это, не желая или не смея продолжать разговор, Годфрей удалился.

– Вот мальчуган, в котором, на мой взгляд, течет кровь моряка, – заметил Зах Френ. – Это сейчас видно. У него честные, ясные и решительные глаза. А голос вместе с тем твердый и нежный.

«Голос его!» – проговорила Долли про себя.

Ей показалось почему-то, что она только что слышала голос Джона, правда, более мягкий, соответственно возрасту юнги.

Конечно, она заблуждалась, но и черты лица этого мальчика напомнили ей черты лица Джона, того Джона, которому не было еще тридцати, когда «Франклин» разлучил ее с ним на столько лет.

– Видите, миссис Брэникен, – сказал Зах Френ, потирая руки, – англичане ли, американцы ли – все относятся к вам с одинаковой симпатией. Вы встретите в Австралии ту же преданность, что и в Америке. В Аделаиде будет то же самое, что и в Сан-Диего. Все желают вам того же, что и этот молодой англичанин.

«Англичанин ли он?» – спросила себя миссис Брэникен, глубоко взволнованная.

Переход в продолжение первого дня путешествия был весьма удачен. Дул береговой ветер, и море было совершенно спокойное. Можно было ожидать, что и дальше, обогнув мыс Гау, при повороте берега Австралийского материка, при входе в Бассов пролив, плавание будет так же спокойно.

Долли не покидала палубы в продолжение всего этого дня. Все пассажиры выказывали глубочайшее почтение к ней и искали возможности вступить с ней в беседу. Им всем хотелось познакомиться с женщиной, о несчастьях которой было известно и которая не задумывалась над предстоящими ей опасностями в надежде освободить своего мужа, если Провидению угодно было сохранить ему жизнь. Никто, конечно, не позволил бы себе выразить ей ни малейшего сомнения в этом. Да и можно ли было не разделять ее надежд, когда приходилось воочию убеждаться, насколько она была мужественно воодушевлена, когда излагала все свои предположения. Бессознательно слушатели переносились вслед за ней в дебри Центральной Австралии. И многие из них охотно последовали бы за ней не только мысленно, но и в действительности. Отвечая им, Долли иногда вдруг замолкала. Взгляд ее принимал тогда совсем особое выражение, глаза блестели, и один лишь Зах Френ в состоянии был понять, чем занят был ее ум.