Пятнадцатилетний капитан

Пятеро негров остались на полузатонувшем судне, в тысяче двухстах милях от ближайшей земли.

Старшего из негров звали Томом. Спутники признавали его своим руководителем. Этим Том был обязан не только возрасту, но и своей энергии и большому опыту, накопленному за долгую трудовую жизнь. Остальные негры были молодые люди в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет. Звали их: Бат, Остин, Актеон и Геркулес. Бат был сыном старика Тома.

Все четверо были рослыми и широкоплечими молодцами – на невольничьих рынках Центральной Африки за них дали бы высокую цену. Сейчас они были изнурены и истощены, но все же сразу бросалась в глаза могучая стать этих великолепных представителей крепкой черной расы и чувствовалось также, что на них наложило свою печать некоторое воспитание, полученное ими в одной из многочисленных школ Северной Америки.

Итак, после катастрофы Том и его товарищи остались одни на разбитом корабле. Они не были в состоянии ни исправить повреждения «Вальдека», ни покинуть его, потому что обе шлюпки разбились при столкновении. Спасти их могла только встреча с каким-нибудь кораблем. Потеряв управление, «Вальдек» стал игрушкой ветра и течения. Этим и объясняется, что «Пилигрим» встретил потерпевшее крушение судно далеко в стороне от его курса, много южнее обычного пути кораблей, следующих из Мельбурна в Соединенные Штаты.

В течение десяти дней, которые прошли с момента катастрофы до появления «Пилигрима», пятеро негров питались продуктами, найденными в буфете кают-компании. Бочки с пресной водой, хранившиеся на палубе, разбились при столкновении, а камбуз, в котором можно было бы найти чем подкрепиться, оказался под водой.

На девятый день Том и его товарищи, жестоко страдавшие от жажды, потеряли сознание; «Пилигрим» подоспел на помощь как раз вовремя.

В немногих словах Том рассказал все это капитану Халлу. Сомневаться в правдивости рассказа старого негра не приходилось. Сами факты говорили за это, да и спутники Тома подтверждали его слова.

Другое живое существо, спасенное с тонущего корабля, вероятно, повторило бы то же самое, будь оно наделено даром речи. Мы имеем в виду собаку, которая пришла в такую ярость, когда увидела Негоро. В этой антипатии животного к судовому коку было что-то необъяснимое.

Динго – так звали собаку – был из породы крупных сторожевых собак, какие водятся в Новой Голландии.[18 - Новая Голландия – старинное название Австралии.] Однако капитан «Вальдека» приобрел Динго не в Австралии. Два года назад он нашел полумертвую от голода собаку на западном берегу Африки близ устья реки Конго. Ему понравилось прекрасное животное, и он взял его к себе на корабль. Однако Динго не привязался к новому владельцу. Можно было подумать, что он тоскует по прежнему хозяину, с которым его насильно разлучили и которого невозможно было разыскать в этой пустынной местности.

Две буквы, «С» и «В», выгравированные на ошейнике, – вот все, что связывало собаку с ее прошлым, оставшимся для нового хозяина неразрешимой загадкой.

Динго был большим, сильным псом, крупнее пиренейских собак, и мог считаться превосходным образцом новоголландской породы. Когда он вставал на задние лапы и вскидывал голову, то был ростом с человека. Мускулистый, сильный, необычайно подвижный, он был из тех собак, которые не колеблясь нападают на ягуара и пантеру и не боятся в одиночку схватиться с медведем. Шерсть у Динго была густая, темно-рыжая, с белесоватыми подпалинами на морде, хвост длинный, пушистый и упругий, как у льва. Такая собака в разъяренном состоянии могла оказаться опасным врагом, и неудивительно, что Негоро не был в восторге от приема, который оказал ему этот сильный пес.

Динго не отличался общительностью, но его нельзя было назвать и злым. Скорее он казался грустным. Старый Том еще на «Вальдеке» заметил, что Динго как будто недолюбливает негров. Он не пытался причинять им зло, но неизменно держался от них в стороне. Быть может, во время его блужданий по африканскому побережью туземцы дурно обращались с ним? Так или иначе, но он не подходил к Тому и его товарищам, хотя это были славные, добрые люди. В те десять дней, которые они провели вместе на борту потерпевшего крушение корабля, Динго по-прежнему сторонился товарищей по несчастью. Чем он питался в эти дни, осталось неизвестным, но так же, как и люди, он жестоко страдал от жажды.

Таковы были те, кого сняли с потерпевшего крушение судна. При первом же волнении на море оно должно было затонуть и, конечно, унесло бы с собой в пучину океана лишь трупы. Но неожиданная встреча с «Пилигримом», который задержался в пути из-за штилей и противных ветров, дала возможность капитану Халлу совершить доброе дело.

Надо было только довести это дело до конца, вернув на родину спасенных с «Вальдека» негров, которые в довершение несчастья лишились всех своих сбережений, скопленных за три года работы. Это и предполагалось сделать. «Пилигрим», разгрузившись в Вальпараисо, должен был пройти вдоль американского побережья до берегов Калифорнии. И миссис Уэлдон великодушно обещала Тому и его спутникам, что там они найдут приют у ее мужа, мистера Джемса Уэлдона, и он снабдит их всем необходимым для возвращения в Пенсильванию. Несчастные могли теперь быть уверены в будущем, и им оставалось лишь благодарить миссис Уэлдон и капитана Халла. Действительно, они чувствовали себя в долгу перед ними, и хотя были лишь бедными неграми, надеялись когда-нибудь доказать им на деле свою благодарность.

Глава пятая

«С» и «В»

«Пилигрим» пошел дальше, стараясь, насколько возможно, держать курс на восток. Упорные штили немало беспокоили капитана Халла. В том, что переход из Новой Зеландии в Вальпараисо продлится лишнюю неделю или две, не было ничего тревожного. Однако эта непредвиденная задержка могла утомить пассажиров.

Но миссис Уэлдон не жаловалась и терпеливо сносила все неудобства плавания.

К вечеру этого дня, 2 февраля, корпус «Вальдека» исчез из виду.

Капитан Халл первым долгом постарался поудобнее устроить Тома и его спутников. Тесный кубрик «Пилигрима» не мог вместить лишних пять человек, и капитан решил отвести им место на баке.[19 - Бак – носовая часть верхней палубы.] Впрочем, эти закаленные люди, привыкшие работать в самых трудных условиях, были непривередливы. Если бы держалась хорошая погода – а дни стояли жаркие и сухие, – они вполне могли провести там все время плавания.

Жизнь на судне, однообразное течение которой лишь ненадолго нарушила встреча с «Вальдеком», снова вошла в свою колею.

Том, Остин, Бат, Актеон и Геркулес очень хотели быть полезными. Но когда ветер дует все время в одном направлении и паруса уже поставлены, на судне почти нечего делать. Зато когда нужно было лечь на другой галс,[20 - Судно идет левым или правым галсом в зависимости от того, с какого борта (левого или правого) дует ветер.] старый негр и его товарищи спешили на помощь экипажу. И надо сказать, что, когда гигант Геркулес принимался тянуть какую-нибудь снасть, остальные матросы могли стоять сложа руки. Этот могучий человек, ростом в шесть футов с лишним, мог заменить собой лебедку.

Маленький Джек с восхищением смотрел, как работает великан. Он нисколько не боялся Геркулеса, и когда тот высоко подкидывал его в воздух, словно куклу, Джек визжал от восторга.

– Еще выше, Геркулес! – кричал он.

– Извольте, мистер Джек, – отвечал Геркулес.

– Я очень тяжелый?

– Да вы как перышко!

– Тогда подними меня высоко-высоко! Еще выше!

И когда Геркулес, захватив в свою широкую ладонь обе ножки Джека, вытянув руку, ходил с мальчиком по палубе, словно цирковой атлет, Джек глядел на всех сверху вниз и, воображая себя великаном, от души веселился. Он старался «сделаться тяжелее», но Геркулес даже не замечал его усилий.

Таким образом, у маленького Джека стало теперь два друга: Дик Сэнд и Геркулес.

Вскоре он приобрел и третьего – Динго.

Как уже упоминалось, Динго был необщительным псом. Несомненно, это свойство развилось у него на «Вальдеке», где люди пришлись ему не по вкусу. Но на «Пилигриме» характер собаки быстро изменился. Джек, очевидно, сумел завоевать сердце Динго. Собака с удовольствием играла с мальчиком, а ему эти игры доставляли большую радость. Скоро стало видно, что Динго был из тех собак, которые особенно любят детей. Правда, Джек никогда не мучил его. Но превратить пса в резвого скакуна – разве это не заманчиво? Можно смело сказать, что всякий ребенок предпочтет такую лошадку самому красивому деревянному коню, даже если у того к ногам приделаны колесики. Джек часто с упоением скакал верхом на Динго, который охотно выполнял эту прихоть своего маленького друга: худенький мальчуган был для него гораздо более легкой ношей, чем жокей для скакового коня.

Зато какой урон терпел ежедневно запас сахара в камбузе!

Динго скоро стал любимцем всего экипажа. Один Не-горо старался избегать встреч с Динго, который с первого же мгновения, непонятно почему, возненавидел его.

Однако увлечение собакой не охладило любви Джека к старому другу – Дику Сэнду. По-прежнему юноша проводил со своим маленьким приятелем все часы, свободные от вахты. Миссис Уэлдон, само собой разумеется, была очень довольна этой дружбой.

Однажды – это было 6 февраля – она заговорила с капитаном Халлом о Дике Сэнде. Капитан горячо хвалил молодого матроса.

– Ручаюсь вам, – говорил он миссис Уэлдон, – что этот мальчик станет замечательным моряком. Право, у него врожденный инстинкт моряка. Меня поражает, с какой быстротой он усваивает знания в нашем деле, хотя не имеет теоретической подготовки, и как много он узнал за короткое время!

– К этому надо добавить, – сказала миссис Уэлдон, – что он честный и добрый юноша, не по летам серьезный и очень прилежный. За все годы, что мы знаем его, он ни разу не подал ни малейшего повода к недовольству.

– Что и говорить! – подхватил капитан Халл. – Он славный малый! Недаром все его так любят.

– Когда мы вернемся в Сан-Франциско, – продолжала миссис Уэлдон, – муж отдаст его в морское училище, чтобы он мог потом получить диплом капитана.

– И мистер Уэлдон очень хорошо сделает, – заметил капитан Халл. – Я уверен, что Дик Сэнд когда-нибудь станет гордостью американского флота.

– У бедного сироты было тяжелое детство. Он прошел трудную школу, – сказала миссис Уэлдон.

– О да, но ее уроки не пропали даром. Дик понял, что только упорный труд поможет ему выбраться в люди, и сейчас он на правильном пути.

– Да, он будет человеком долга.

– Вот посмотрите на него, миссис Уэлдон, – продолжал капитан Халл. – Он несет сейчас вахту у штурвала и не спускает глаз с бизань-мачты. Он весь – сосредоточенность и внимание, поэтому судно не рыскает, а идет прямо по курсу. У мальчика уже сейчас сноровка старого рулевого. Хорошее начало для моряка! Знаете, миссис Уэлдон, ремеслом моряка надо заниматься с детства. Кто не начал службы юнгой, тот никогда не будет настоящим моряком, по крайней мере в торговом флоте. В детстве из всего извлекаешь уроки, и постепенно твои действия становятся не только сознательными, но и инстинктивными, а в результате моряк привыкает принимать решения так же быстро, как и маневрировать парусами.

– Однако, капитан, есть ведь немало отличных моряков и в военном флоте, – заметила миссис Уэлдон.

– Разумеется. Но насколько я знаю, почти все лучшие моряки начинали службу с детства. Достаточно вспомнить Нельсона[21 - Нельсон (1758–1805) – английский адмирал.] да и многих других, начинавших службу юнгами.

В эту минуту из каюты вышел кузен Бенедикт. Погруженный, по обыкновению, в свои мысли, он с рассеянным видом блуждал по палубе, заглядывал во все щели, шаря под клетками с курами, проводя пальцами по швам и обшивке борта – там, где она не была обмазана смолой.

– Как вы себя чувствуете, кузен Бенедикт? – спросила миссис Уэлдон.

– Благодарю вас, хорошо, кузина. Как всегда… Но мне не терпится поскорее вернуться на землю.