Дети капитана Гранта

Инспектор показал посетителям любопытные образцы золота и сообщил им ряд интересных подробностей о различных способах добывания этого металла.

Обычно золото встречается в двух видах: коренное и рассыпное. Его находят в руде либо смешанным с наносной землей, либо заключенным в кварцевую оболочку. Поэтому при его добывании, сообразуясь со свойствами почвы, производят либо поверхностные, либо глубинные раскопки. Рассыпное золото обычно встречается на дне рек и ручьев, долин и оврагов и располагается соответственно величине: сверху песчинки, затем крупинки, в самом низу кусочки побольше. А коренное золото из жил, обнаженных выветриванием, залегает в больших количествах на одном месте, в так называемых «карманах». Иногда в таких карманах лежит целое состояние.

У горы Александра золото большей частью встречается в глинистых пластах и в расщелинах сланцевых скал. Здесь попадаются целые гнезда самородков, и счастливцам не раз удавалось находить их.

Осмотрев различные образцы золота, посетители прошлись затем по минералогическому музею банка. Здесь были представлены и классифицированы все породы, из которых состоит почва Австралии, и к каждому образцу был прикреплен ярлычок. Золото не единственное богатство этой страны: она по справедливости может быть названа обширным ларцом, в котором природа хранит свои драгоценности. Под стеклами витрин блестели белые топазы, могущие соперничать с бразильскими, гранаты-альмандины, зеленые эпидоты, рубины необыкновенной красоты – ярко-красные и розовые, сапфиры – бледно-голубые и темно-синие, так же высоко ценимые, как сапфиры Малабара и Тибета, блестящие рутилы и, наконец, маленький кристаллик алмаза, найденный в здешних местах. В этой сияющей коллекции были представлены все драгоценные камни, не было недостатка и в золоте для оправ, даже если бы понадобилось оправить их все.

Поблагодарив инспектора за любезность, Гленарван простился с ним, а затем продолжал со своими спутниками осмотр золотых россыпей.

Как ни был Паганель равнодушен к благам сего мира, однако он не отрывал глаз от земли. Он ничего не мог с собой поделать, и даже шутки его спутников не помогали. Он ежеминутно нагибался, поднимал то камешек, то кусок жильной породы, то осколок кварца. Внимательно осмотрев, он отшвыривал их с пренебрежением. И так в течение всей прогулки.

– Что с вами, Паганель? Потеряли вы что-нибудь? – спросил его майор.

– Конечно, потерял, – ответил ученый, – в этой стране золота и драгоценных камней если вы ничего не нашли, то, значит, потеряли. Не знаю почему, но мне очень хотелось бы увезти отсюда самородок в несколько унций или даже фунтов в двадцать, не больше.

– А что бы вы стали делать с ним, мой почтенный друг? – поинтересовался Гленарван.

– О, это не проблема! Я поднес бы его в дар моей родине, – ответил Паганель, – положил бы его в государственный банк Франции.

– И его приняли бы?

– Без сомнения, в виде облигаций железнодорожной компании.

Все поздравили Паганеля с его мыслью «облагодетельствовать» таким способом свою родину. Леди Элен пожелала ему найти самый крупный самородок в мире.

Так, весело разговаривая, путешественники обошли большую часть приисков. Всюду работы шли размеренно, но механически, без воодушевления. После двухчасовой прогулки Паганель заметил приличный трактир и предложил своим спутникам посидеть там, пока не придет время догонять повозку. И так как в трактире приятно освежиться, Паганель попросил трактирщика принести какой-нибудь местный напиток.

Каждому из них принесли по стакану «коблера». Это, в сущности, грог навыворот. Вместо того чтобы в большой стакан воды влить маленькую рюмку водки, здесь в большой стакан водки вливают маленькую рюмку воды, затем кладут туда сахар и пьют. Это было уж слишком по-австралийски, поэтому, к удивлению трактирщика, его посетители потребовали графин воды, и коблер, разбавленный водой, превратился в британский грог.

Затем, естественно, заговорили о приисках и рудокопах. Паганель, очень довольный всем виденным, однако, сказал, что было бы интереснее побывать в этих местах в первые годы разработки золотых приисков.

– Земля тогда, – пояснил он свою мысль, – была вся изрешечена ямами, в которых кишело бесчисленное множество трудолюбивых муравьев, да еще каких трудолюбивых! Однако эмигранты переняли у муравьев их пыл в работе, но не их рачительность. Золото бездумно тратили: его пропивали, проигрывали, и этот самый трактир, где мы сейчас находимся, был, наверно, адом. Игра в кости заканчивалась поножовщиной. Полиция была бессильна что-либо сделать. Не раз губернатор колонии бывал принужден высылать регулярные войска для усмирения расходившихся золотоискателей… Все же ему удалось образумить их: он, хотя и не без труда, заставил уважать право патента, и, в общем, на здешних приисках было меньше буйств и беспорядка, чем в Калифорнии.

– Значит, золотоискателем может быть каждый? – спросила леди Элен.

– Да, сударыня. Для этого нет необходимости кончать колледж, довольно двух крепких рук. Гонимые нуждой, авантюристы являлись на прииски без гроша, богатые – с заступом, бедные – только с ножом, но все они бросались копать землю с такой бешеной страстью, с какой, конечно, они не занимались бы ни одним честным ремеслом. А как выглядели в ту пору эти золотоносные земли! Здесь были разбросаны палатки, брезентовые навесы, хижины, землянки, бараки из досок и ветвей. В центре возвышалась палатка представителей власти, над которой развевался британский флаг. Вокруг нее располагались синие тиковые палатки военных, а дальше – лавки менял, скупщиков золота, торговцев – всех, кто спекулировал на этом смешении богатства и бедности. Эти-то господа наживались наверняка. Посмотрели бы вы на длиннобородых золотоискателей в красных шерстяных рубашках, живших здесь в грязи и сырости! В воздухе стоял несмолкаемый гул от ударов заступов и разносились зловонные испарения от валявшихся кругом трупов животных. Над беднягами облаком стояла удушливая пыль. Смертность была очень высокой, и, не будь местный климат таким благодатным, их всех скосил бы тиф. И если бы все эти авантюристы добивались успеха! Но страдания не вознаграждались, и, если посчитать хорошенько, оказалось бы, что на одного разбогатевшего золотоискателя приходится сто, двести, а то и тысяча погибших в нужде и отчаянии.

– Не могли бы вы, Паганель, рассказать нам, как тогда добывалось золото? – попросил Гленарван.

– Делалось это как нельзя более просто, – ответил географ. – Первые старатели промывали золото почти так же, как это и теперь проделывается в некоторых местах в Севеннах, во Франции. В настоящее время золотопромышленные компании действуют иначе: они добираются до самых истоков золота, до золотоносных жил, откуда происходят все самородки, чешуйки и песчинки. Но первые золотоискатели довольствовались всего-навсего промывкой золотоносных песков. Они рыли землю, брали те ее пласты, которые им казались наиболее богатыми золотом, а затем, промывая их, добывали драгоценный металл. Было приспособление для промывки, вывезенное из Америки, которое называли «люлькой». Это ящик длиной от пяти до шести футов, нечто вроде открытого гроба, разделенного на два отделения. В одном из этих отделений было несколько расположенных одно над другим сит, причем внизу ставились более частые. Второе отделение книзу суживалось. И вот на верхнее сито сыпали золотоносный песок, лили на него воду, а затем начинали качать люльку. При этом на первом сите оставались камни, на следующих – руда и песок. Разжиженная земля уходила с водой через второе, суживающееся книзу отделение. Такова была машина, которой тогда пользовались.

– Но и ее надо было иметь, – заметил Джон Манглс.

– Обыкновенно машину покупали у разбогатевших или разорившихся золотоискателей или обходились без нее.

– А чем ее заменяли? – спросила Мери Грант.

– Железным листом, дорогая Мери, простым железным листом. Землю веяли, как пшеницу, с той лишь разницей, что вместо пшеничных зерен иногда попадались крупинки золота. В первый год золотой лихорадки многие старатели разбогатели, не тратясь ни на какое оборудование. Видите, друзья мои, то было прибыльное время, хотя за сапоги и платили сто пятьдесят франков, а стакан лимонада стоил десять шиллингов. Ведь кто поспеет первым, тот всегда и в выигрыше. Золото было повсюду в изобилии: и на поверхности земли, и на дне ручьев, и даже на улицах Мельбурна – ведь и в щебне была золотая пыль. И вот за время с двадцать шестого января по двадцать четвертое февраля тысяча восемьсот пятьдесят второго года из горы Александра было вывезено в Мельбурн под охраной правительственных войск на восемь миллионов двести тридцать восемь тысяч семьсот пятьдесят франков драгоценного металла. Это составляет в среднем на каждый день сто шестьдесят четыре тысячи семьсот двадцать пять франков.

– Почти столько, сколько расходует в год на личные нужды российский император!

– Бедняга! – пошутил майор.

– А известны случаи внезапного обогащения? – спросила леди Элен.

– Их было несколько.

– И вы их знаете? – спросил Гленарван.

– Конечно, знаю, – ответил Паганель. – В тысяча восемьсот пятьдесят втором году в округе Балларат был найден самородок весом в пятьсот семьдесят три унции, а в Гипсленде – весом в семьсот восемьдесят две унции, и там же в тысяча восемьсот шестьдесят первом году нашли слиток в восемьсот тридцать четыре унции. Один такой удар заступа – и рента в одиннадцать тысяч франков обеспечена!

– На сколько же увеличилась мировая добыча золота с тех пор, как открыли эти россыпи? – спросил Джон Манглс.

– Увеличилась колоссально, дорогой Джон. В начале столетия годовая добыча золота выражалась в сумме сорок семь миллионов франков, а в настоящее время в Австралии, Европе, Азии и Америке золота добывается на девятьсот миллионов, почти на миллиард.

– Значит, возможно, господин Паганель, на том самом месте, где мы стоим с вами, прямо у нас под ногами скрыто много золота? – промолвил Роберт.

– Да, мой милый, целые миллионы. Мы ходим по ним. Но если мы топчем их, так это потому, что мы их презираем.

– Значит, Австралия – счастливая страна?

– Нет, Роберт, – ответил географ, – страны, богатые золотом, никогда не бывают счастливы. Они порождают лентяев, а не сильных и трудолюбивых людей. Взгляни на Бразилию, Мексику, Калифорнию, Австралию. Что представляют они собой в девятнадцатом веке? Знай, мой мальчик: благоденствует не страна золота, а страна железа.

Глава пятнадцатая

«Австралийская и Новозеландская газета»

2 января на восходе солнца путешественники покинули пределы золотоносного района и графства Толбот. Копыта их лошадей ступали теперь по пыльным тропам графства Далхоузи. Несколько часов спустя отряд вброд перебрался через речки Кальбоан и Кемпейс на 144°35’ и 144°45’ долготы. Половина расстояния, отделявшего путешественников от цели, была пройдена. Еще две недели такого же благополучного путешествия – и маленький отряд достигнет берегов Туфоллд-Бей.

К тому же все чувствовали себя отлично. Слова Паганеля о здоровом климате Австралии вполне оправдались. В воздухе почти не ощущалось сырости, и жара была очень умеренной. Лошади и быки, так же как и люди, нисколько не страдали.

Надо сказать, что после Кемденского моста в походном строе отряда произошла некоторая перемена. Когда Айртон узнал о том, что железнодорожная катастрофа была вызвана преступлением, он посоветовал принять некоторые меры предосторожности, в которых до сих пор не было надобности. Теперь всадники не выпускали из виду повозку, а во время привалов один из них должен был нести караул. Утром и вечером тщательно осматривались ружья. Раз было известно, что в окрестностях бродит шайка злоумышленников, то, хотя непосредственная опасность еще и не грозила, тем не менее следовало держаться настороже. Излишне говорить о том, что это делалось без ведома леди Элен и Мери: Гленарван не хотел пугать их.

Такое решение было обоснованно. Неосторожность и даже простая небрежность могли обойтись дорого. Впрочем, не один Гленарван опасался злоумышленников – жители уединенных городков и фермеры также принимали меры предосторожности против нападения и всяких неожиданностей. Уже в сумерки все дома запирались. Собаки, спущенные с цепи, заливались лаем при приближении посторонних. У каждого из пастухов, загонявших на ночь огромные стада, висел на луке седла карабин. Такие чрезвычайные меры были вызваны известием о преступлении, совершенном на Кемденском мосту. Многие колонисты, спавшие до тех пор с открытыми дверями и окнами, теперь, как только смеркалось, запирались на все засовы.

Администрация провинции тоже проявила бдительность и усердие. В окрестности были разосланы полицейские отряды из туземцев. Телеграммы стали доставляться под охраной. Раньше почтовая карета разъезжала по большим дорогам без конвоя. Но вот когда отряд Гленарвана пересекал большую дорогу из Килмора в Хиткот, мимо него промчалась, поднимая облака пыли, почтовая карета, и, как ни быстро неслась она, Гленарван успел заметить блеснувшие карабины полисменов, скакавших у ее дверец. Можно было подумать, что еще не кончилась та мрачная пора, когда вслед за открытием золотых россыпей на Австралийский материк устремились подонки европейского общества.

Проехав с милю от Килморской дороги, повозка очутилась в лесу с гигантскими деревьями. Впервые с тех пор, как путешественники отправились в путь с мыса Бернулли, они очутились в таком массиве, который покрывает пространство в несколько градусов. У всех вырвался крик восхищения при виде эвкалиптов в двести футов вышины, с их губчатой корой толщиной до пяти дюймов. На этих стволах двадцати футов в окружности, изборожденных ручейками душистой смолы, не было видно ни ветки, ни сука, ни случайного побега, ни даже изгиба. Даже выйдя они из рук токаря, они и то не могли бы быть ровнее. Было похоже, что стоят сотни совершенно одинаковых колонн. А завершались они на громадной высоте капителями из круто изогнутых ветвей, на концах которых росли симметричные листья и крупные цветы, похожие на опрокинутые урны.

Под этим вечнозеленым куполом свободно циркулировал воздух, высушивая почву. Деревья росли так далеко друг от друга, что между ними, словно по просеке, могли свободно проходить стада быков, проезжать всадники и телеги. Не то что чаща колючих кустов или девственный лес, загроможденный свалившимися стволами, опутанный цепкими лианами, через которые только топор и огонь могут проложить дорогу пионерам. Ковер травы у подножия деревьев, завеса зелени по их вершинам, длинные, уходящие вдаль ряды стройных стволов, мало тени и прохлады и какой-то особенный свет, будто проходящий через тонкую ткань, ровные освещенные полосы, четкая игра отблесков на земле – все это создавало причудливую, изменчивую картину. Австралийский лес совершенно не похож на лес Нового Света. Эвкалипт, одна из бесчисленных разновидностей семейства миртовых, занимает главное место среди древесных пород Австралии. То, что тень его не густа и под его зелеными сводами не бывает очень темно, объясняется любопытной аномалией в расположении листьев этого дерева. Все они обращены к солнцу не лицевой стороной, а ребром, и глаз видит эту необычную листву только в профиль. Вот почему лучи солнца проникают как будто через щели жалюзи.

Все заметили это и были удивлены: почему так странно расположены листья? Понятно, этот вопрос был обращен к Паганелю, и он ответил с готовностью человека, которого ничто не может поставить в тупик.

– Меня удивляют не странности природы, – сказал он, – природа знает, что делает, но ботаники иногда не знают, что говорят. Природа не ошиблась, дав этим деревьям такую своеобразную листву, а вот люди неверно назвали их эвкалиптами.

– А что значит это слово? – спросила Мери Грант.

– По-гречески это значит: «Я хорошо покрываю». Ботаники постарались скрыть свою ошибку, назвав растение греческим словом, однако очевидно, что эвкалипт покрывает очень плохо.