Обратный эффект

«Располагайся. Можешь книжки посмотреть. А я пойду чай приготовлю» – чиркнула она в своем блокноте и вышла из комнаты.

Макс снова мечтательно огляделся, представив, что у него тоже есть своя такая же большая и уютная комната, только обставленная, конечно, несколько иначе, по-мужски… Что она сказала? Книжки посмотреть пока? Макс подошел к столу и начал оценивающе оглядывать полки. Может, учиться он и не очень любил, но читать – читал. Ну, не программную литературу, конечно, не классику там всякую, а, понятное дело, боевики, фантастику, фэнтези и приключения… А тут что? Достоевский, Толстой и Пушкин, наверное, и, пожалуй, девчачьи любовные романы. Что может быть у такой невзрачной девчонки, да еще и зубрилы. Однако, пробежав взглядом по корешкам книг, Максим неожиданно для себя обнаружил… детективы, причем, как современных писателей, так и прошлого века, много литературы по психологии, а из предполагаемого лишь несколько томиков поэзии. Макс в недоумении пожал плечами. Ольга действительно была для него слишком странной и непонятной, особенно когда он начинал сравнивать ее с Жанкой, с которой они не так давно расстались. В той все было ясно и предсказуемо, она практически полностью вписывалась в книжно-сериальные представления Макса о девчонках ее возраста: смешливая, любящая наряжаться и потрещать с подружками, порой капризная и обидчивая, требующая весьма много внимания. Максу стало как-то скучно с ней, и он ушел, просто ушел без всяких объяснений. Да и чего тут объяснять? Сказал, что лучше им больше не дружить и все. Она, конечно, опять обиделась, истерику закатила, но… Ему сразу стало легче. А вот сейчас Макс пребывал в некоторой растерянности, потому что столкнулся с чем-то ему совершенно незнакомым.

Изучив полки с книгами, Максим опустил взгляд и увидел на столе еще одну книжку. Обложка была яркая, но книга лежала названием вниз. И Макс перевернул ее. Оказалось, очередной талмуд по психологии. Макс уже собрался вернуть книгу в исходное положение, как вдруг заметил торчащий краешек листка, вложенного между страницами. Должно быть, просто закладка. Но что-то заставило Макса развернуть книгу и взглянуть на листок. И тот оказался испещренным ровными строчками. По форме написанное очень напоминало стихотворение. К стихам Макс относился «никак», но подчерк был явно Ольгин, поэтому он все же взял листок и начал читать.

И… его щеки непривычно вспыхнули. В конце стихотворения, почему-то в самом конце, а никак положено для посвящений, в начале, аккуратным красивым подчерком было приписано: «Максиму Е.». «Значит, все-таки, любит…» – мелькнуло в голове у Макса. Он сглотнул, пытаясь окончательно осознать свою великую ценность и значимость для кого-то кроме него самого, а потом, прислушавшись к шуму на кухне, наскоро вытащил телефон и заснял посвященные ему строки. А уже через мгновение в комнату вошла Ольга, чтобы позвать его пить чай. Макс сделал вид, что с увлечением изучает какой-то первый попавшийся под руку детектив. Он заметил, как Ольга бросила обеспокоенный взгляд на стол, а потом сунула книгу с ее тайной на полку. Но Макс изобразил полное безразличие к ее манипуляциям, припудрил все это какими-то, на его взгляд, весомыми замечаниями по поводу детективного жанра, и таким образом, обеспечил себе вполне приличное алиби на случай подозрения его в чтении чужих стихов.

Когда Макс вернулся домой, он вновь перечитал Ольгино творение. А потом даже пытался разобраться, приятно или нет, когда девчонка посвящает тебе стихи. С одной стороны, это несомненно льстило его самолюбию, но с другой, отчего-то было немного противненько. Отчего, он и сам толком понять не мог. Может, оттого, что Ольга его совершенно не привлекала?.. Или от совсем легкой тени смущения, что эта девчонка по нему вздыхает и даже посвящает стихи? А может, просто вдруг засквозило чувство стыда из-за того, во что он ввязался. Но Макс решил особо не заморачиваться. Мало ли какая дурь в башку лезет!

О хитросплетениях судьбы и превратностях любви

Никита

Холодный больничный коридор с тусклыми зелеными стенами, со снующими туда сюда людьми в белой и голубой больничной спецодежде и домашних халатах и шлепках, широкий, неприветливый, навевающий смертельную тоску. Никита одиноко сидел на одной из поставленных в ряд кушеток и ждал. На душе было путано. И вся эта путаница была спровоцирована одним единственным чувством, которое захлестывало и подавляло все. Страхом. А что, если поздно? Что, если не спасут?..

Никита посмотрел в конец коридора, где сквозь окно, в пространство, заключенное в каменные стены, стараясь рассеять тоску и холод, вливались яркие солнечные лучи. И перед его мысленным взором, словно прорисовываясь в потоке света, возник образ Ольги. Он вспомнил, как в первый раз она предстала перед ним в ярко освещенном дверном проеме квартиры его родственников, тонкая, хрупкая девочка, с короткими русыми волосами, своей угловатой фигуркой больше похожая на мальчишку-подростка…

Никита уехал из родного города, чтобы учиться на программиста и уже весьма успешно перешел на второй курс. Половину первого курса он жил в общежитии, но потом его тетка, Мария Владимировна, а проще тетя Маша, уговорила поселиться у них. И Никита особо сопротивляться не стал, так как жизнь в общаге была несахарной, а на съем квартиры даже самой маленькой у его матери, растившей его одной, средств не было. Его отец, родной брат тети Маши, лет так двенадцать назад слинял с какой-то бабой в другой город и обзавелся там семьей и с ними отношения не поддерживал, лишь выплачивал мизерные алименты. Марии Владимировне, должно быть, было неудобно за него, и она, как могла, замазывала грехи брата, привечая Никиту, за что тот ей был благодарен.

В этом же году она и Павел Александрович вновь предложили ему жить у них во время учебы. И Никита согласился. Только на этот раз ситуация немного поменялась. До этого у его родственников не было детей, а теперь, к немалому изумлению Никиты, они взяли из детдома девочку пятнадцати лет.

Был самый конец августа, когда Никита после двухмесячных летних каникул вновь переступил порог дома своих родственников. Ни Марии Владимировны, ни Павла Александровича не было, так как день был рабочий. А дверь ему открыла невысокая худенькая девчушка. Его предупредили, что она не разговаривает. И Никита, дружелюбно сказав «привет», с интересом посмотрел на нее. Девочка же улыбнулась и кивнула в ответ. Но вскоре интерес Никиты был привлечен не только ее немотой и тем, как она справляется со своим дефектом, но и ее отличной успеваемостью в школе, стремлением учиться, двигаться вперед. Несколько раз он наблюдал сцену, как Мария Владимировна пыталась отправить ее спать, потому что было уже слишком поздно, а Ольга все равно засиживалась за занятиями. Но вот заучкой и зубрилой Никита ее за это не считал. Наоборот он проникся к ней чувством уважения. Ведь он сам был таким. Единственный сын у одинокой несостоятельной матери, он всегда желал вырваться вперед и в школе, и в институте.

– Ты же сейчас в девятом классе учишься, верно? – как-то спросил он Ольгу, когда они вместе пили чай.

Она кивнула.

– А потом как планируешь: в техникум или в школе останешься?

«В школе, а потом в ВУЗ».

– А хочешь, я тебе экскурсию по нашему институту устрою? Думаю, тебе интересно будет. Почувствуешь дыхание студенческой жизни. – Никита вопросительно посмотрел на Ольгу и с радостью заметил, как она просияла.

«Конечно, хочу!»

Это был конец сентября. И Никита в ближайший же удобный день взял ее с собой и довольно наблюдал, с каким восторгом Ольга знакомилась с его альма матер. А после их похода в институт он позвал девочку в кафе. И они просидели там больше часа. Не смотря на то, что Ольга общалась при помощи карандаша и блокнота, быть в ее компании было крайне интересно. Она к своим пятнадцати годам прочла кучу разных книг (надо сказать, не только программных) и имела богатый жизненный опыт. С тех пор их отношения стали более тесными. Изредка они ходили в кино, иногда вместе гуляли, смотрели дома телек, а порой слушали музыку. У Никиты в его родном городе осталась девушка, с которой они начали встречаться в его летние каникулы. Звали ее Галиной. Ей было восемнадцать. И она третий год училась в техникуме. Никита думал, что будет сильно скучать по ней во время учебы, но благодаря Ольге этого не произошло. Хотя свои чувства к ней Никита в течение нескольких месяцев классифицировал исключительно как дружеские. И, наверное, их общение, их дружба так и радовали бы своим спокойствием и позитивом, если бы вдруг не появился он… этот низкорослый выскочка, который ровным счетом реально ничего из себя не представлял, и если бы Ольгу не угораздило влюбиться в него по самое не хочу… И вот тогда Никита неожиданно понял, что ревнует, причем ревнует не слегка из чувства собственности, которого никто не чужд, а сильно, невыносимо, изматывающе…

О полетах в межзвездное пространство

Ольга

Я сидела на четвертом ряду в актовом зале школы и ждала начала концерта. Надо сказать, что с местом мне повезло, но это благодаря тому, что наш классный руководитель рано отправила нас сюда, и наш класс успел занять часть третьего и часть четвертого ряда. Зал был забит битком. Должно быть, присутствовали все средние и старшие классы. Я сидела, как на иголках. От нашего класса было два номера: первый – небольшая юмористическая инсценировка, а второй… – Макс. И я с замиранием сердца ждала его выхода. И стоит ли говорить, что все мои мысли были заняты только этим парнем. Я никак не могла осознать до конца, что вчера, всего лишь вчера, он нес меня на руках на шестой этаж до моей квартиры. При воспоминании об этом у меня начинали гореть щеки, а сердце словно спотыкалось, а потом больно сжималось в груди. Макс… Макс… И он был у меня в гостях. Правда… совсем недолго. И это очень мучило. Мы попили чай, и он сразу же ушел, сказав, что ему надо на тренировку. Наверное, ему стало скучно со мной, да и зашел он, должно быть, лишь из вежливости… Если бы я не поскользнулась и не повредила себе ногу, он ни за что бы не стал заходить…

– Слышали, Максик со своей девчонкой расстался? – вдруг весьма громко спросила соседок-близняшек Варя Иванкова, которая сидела впереди меня на третьем ряду.

– Да ты что?! Это Жанну, что ли? – воскликнула одна.

– Он же с ней почти полгода встречался! – изумленно продолжила другая

– Вот так! Он сам мне сказал. Прошла любовь – завяли помидоры! – закивала головой Варвара.

– Ну, теперь очередь из претенденток выстроится! – заметила первая близняшка.

А я почувствовала, как начинают холодеть руки. И если бы ни сидела, то мне пришлось бы ухватиться за что-нибудь, потому что по ногам вдруг волнами побежала невероятная слабость. Макс расстался с подружкой и сейчас он свободен… Но… может ли такой парень, как Макс, обратить на меня хоть чуточку внимания не просто как на одноклассницу, а как на… девушку?..

Начался концерт, и, я хоть и делала вид, что внимательно смотрю на сцену, все время мыслями обращалась к Максу. Но вот самым последним объявили его выход, и… Мне кажется, что я даже перестала дышать. Мой взгляд словно приковали к парню, который выделывал под музыку невероятно сложные движения, хотя внешне все это выглядело потрясающе ловко, легко, изящно и немыслимо красиво. Его безоговорочно слушался каждый мускул. Он безукоризненно владел своим телом и, конечно же, подчинил себе внимание всех зрителей в зале, взоры которых были неотрывно устремлены на него. Но я лишь краем сознания успела отметить вдруг воцарившуюся вокруг тишину, потому что в момент его танца отдала ему не только свое внимание, но и все чувства, все свои эмоции, всю себя, и весь мир для меня перестал существовать, сконцентрировавшись на одном единственном человеке – человеке, которого я безумно любила…

Концерт окончился, и я с толпой шумящих учеников выбралась из актового зала. Я чувствовала, что меня все еще трясет после выступления Макса, ноги плохо слушаются, а мысли сбиваются, наталкиваясь друг на друга. Но людской поток вынес меня в широкий коридор, и я на автопилоте направилась к раздевалке. Нужно было идти домой. Ученики радостно галдели, обсуждая планы на новогодние каникулы, которые начинались уже завтра. Но я всеобщего ликования не испытывала. Я была очарована и поражена танцем Макса, и в моих глазах этот парень, и так практически недосягаемый, занял такую высоту, что мне даже в самых моих смелых мечтах до нее не добраться. Да, он сейчас свободен, но, наверное, в школе нет ни одной девчонки, которая бы отказалась с ним встречаться. И его выбор уж точно падет не на меня, невзрачную, худую, да к тому же еще немую серую мышь. Так что имело смысл отменить не только все надежды, но даже сокровенные мечты…

Я наспех натянула ботинки, шапку, нырнула в рукава куртки, и даже не застегнувшись, ринулась на улицу. Мне хотелось поскорее уйти из школы, из того места, где я только что с горечью осознала полную безнадежность своей любви и, как следствие, абсолютную беспросветность своего жалкого существования. Я направилась к школьным воротам, но домой мне не хотелось. Казалось, в четырех каменных стенах мне станет только хуже, а здесь на улице, где холодный воздух тушил пожар моих разгоряченных щек и, проникая в легкие, охлаждал готовое взорваться сердце, было немного легче. Я вышла за ворота и, развернувшись в противоположную от дома сторону, пошла, сама не зная куда. Было уже темно, и над головой горели фонари, освещая дорогу и заставляя поблескивать недавно выпавший, еще не утративший своей белизны и свежести снег. От ворот я прошла метров тридцать или сорок, как вдруг почувствовала, что снова падаю. Под устилавшем дорогу снегом скрывался лед, и я снова поскользнулась. Но на этот раз упасть мне не удалось…

– Мне кажется, тебе обувь поменять надо. С такими скользкими ботинками ты скоро в травмпункт загремишь! – раздался над головой до дрожи знакомый голос, в то время как сильные и тоже знакомые руки надежно подхватили меня подмышки. – Я, конечно, совсем не против снова поносить тебя на руках, но все же лучше обойтись без травм! – хохотнул Макс.

Но когда он поставил меня на ноги и взглянул на меня, его веселье сменилось испугом.

– Оль, тебе что, плохо?! – в его голосе звучала неподдельная тревога.

А мне, в самом деле, стало плохо. Да и как я должна была себя чувствовать, когда бредешь неизвестно куда, прощаешься со своими разбитыми вдребезги мечтами, клянешь себя за то, что угораздило влюбиться в одного из самых популярных парней в школе, а тут вдруг он, тот самый парень собственной персоной, да еще и подхватывает тебя при падении и держит в хоть и вынужденных, но объятиях. У меня был шок. По-другому и не скажешь. Дыхание перехватило, сердце, кажется, совсем остановилось, а ноги сделались ватными. Хорошо, что Макс не убрал руки и все еще поддерживал меня. Наверное, видок у меня был еще тот, потому что испуг с лица Макса сошел лишь тогда, когда я, наконец, смогла с трудом заглотнуть воздух и начала мотать головой и жестикулировать, показывая, что я пока еще в сознании и жива.