Дневники

4 ? часа. Стрельба продолжается, но вместе с тем о правительственных войсках ничего не слышно. Ганфман поехал в Думу на моторе, но «инсургенты» его высадили. В Думе идут жаркие прения. Умеренные хотят Временное правительство с популярным генералом «для избежания анархии», левые хотят Временное правительство из видных думцев и общественных деятелей.

Узнала, что Дума, получив приказ о роспуске, вовсе не решила «не расходиться», весьма заколебалась и даже начала было собираться восвояси; но ее почти механически задержали события – первые подошедшие войска из восставших, за которыми полились без перерыва и другие. Передают, что Родзянко ходит, растерянно ударяя себя руками: «Сделали меня революционером! Сделали!»

Беляев предложил ему сформировать кабинет, но Родзянко ответил: «Поздно».

5 часов. В Думе образовался Комитет «для водворения порядка и для сношения с учреждениями и лицами». Двенадцать: Родзянко, Коновалов, Дмитрюков, Керенский, Чхеидзе, Шульгин, Шидловский, Милюков, Караулов, Львов и Ржевский.

Комитет заседает перманентно. Тут же во дворце Таврическом (в какой зале – не знаю) заседает и Сов. раб. депутатов. В какой они связи с Комитетом – не выясняется определенно. Но там и представители кооперативов.

5 ?. Арестовали Щегловитова. Под революционной охраной привезли в Думу. Родзянко протестовал, но Керенский, под свою ответственность, посадил его в Министерский павильон и запер.

(Голицын известил Родзянку, что уходит, равно будто бы и другие министры, кроме Протопопова.)

Все ворота и подъезды велено держать открытыми. У нас на дворе солдаты искали двух городовых, живущих в доме. Но те переоделись и скрылись. Солдаты, кажется, были выпивши.

На улицах пулеметы и даже пушки – все забранные революционерами, ибо, повторяю, о правительственных войсках не слышно. А полиция скрылась.

Насчет других районов – слухи противоречивы: кто говорит, что довольно порядливо, другие – что были разгромы лавок.

6 часов. В восставших полках, в некоторых, убиты офицеры, командиры и генералы. Слух (непроверенный), что убит японский посланник, принятый за офицера. Насчет артиллеристов и семеновцев все так же неопределенно. На улицах ни одной лошади, ни в каком виде; только гудящие автомобили, похожие на дикобразов: торчат кругом щетиной блестящие иглы штыков.

7 часов. На Литейной, 46 хотят выпустить «Известия» от комитета журналистов, – там Земгор, союзы и т. д. «Известия» думцев, которые они уже начали было печатать в типографии «Нового времени», не вышли: явились вооруженные рабочие и заставили напечатать несколько революционных прокламаций «неприятного» тона, – по словам Волковысского (сотрудника московской газеты «Утро России»). Он же говорит, что «движение принимает стихийный характер». Родзянко и думцы теряют всякое влияние. Мало, мол, они нас предавали. Терпи да терпи, да сами разговоры разговаривали…

(Это похоже на правду. И эта возможность, конечно, самая ужасная. Да, неизъяснимо все страшно. Небывало страшно. То «необойдимое», что, зналось, все равно будет. И лик его закрыт. Что же? «Она» – или «Оно»?

9 часов. Есть тайные слухи, что министры засели в градоначальстве и совещаются под председательством Протопопова. Вызваны, кажется, войска из Петергофа. Будто бы начало сражения на Измайловском, но еще не проверено.

Воззвание от Совета раб. депутатов. Очень куцее и смутное. «Связывайтесь между собой… Выбирайте депутатов… Занимайте здания…» О связи своей с Думским комитетом – ни слова.

Все думают, что и с правительством еще предстоит бойня. Но странно, что оно так стерлось, точно провалилось. Если соберет какие-нибудь силы – не задумается начать расстрел Государственной Думы.

Вдоль Сергиевской уже смотрит пушка, но эта – революционная. (Ядра-то у всякой – те же.)

О назначении будто бы Алексеева – слух смолк. Говорят о приезде то Николая Николаевича, то Михаила Александровича, то еще кого-то.

(Опять где-то стрельба.)

11 час. веч. Вышли какие-то «Известия». Общее подтверждается. Это Комитет петербургских журналистов. Есть еще воззвание рабочих депутатов: «Граждане, кормите восставших солдат…»

О связи (?), об отношениях между Комитетом думским и С.Р.Д. ни тут ни там – ни слова.

12 час. У нас телефоны продолжаются, но верного ничего. От выводов и впечатлений хочется воздержаться. Одно только: сейчас Дума не во власти ли войск – солдат и рабочих? Уже не во власти ли?

28 февраля, вторник

Вчера не кончила и сегодня, очевидно, всего не напишу. Грозная, страшная сказка.

Н.Слонимский пришел (студент, в муз. команде преображенцев), принес листки. Рассказывал много интересного. Сам в экстазе, забыл весь свой индивидуализм.

«Известия» Сов. раб. депутатов: он заявляет, что заседает в Таврическом дворце, выбрал «районных комиссаров», призывает бороться «за полное устранение старого правительства и за созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, тайного…» и т. д.

Все это хорошо и решительно, а вот далее идут «воззвания», от которых так и ударило затхлостью, двенадцатилетнею давностью, точно эти бумажки с 1905 года пролежали в сыром подвале (так ведь оно и есть, а новеньких и не успели написать, да не хватит их, писак этих, одних, на новенькие).

Вот из «манифеста» С.Д.Р.П., Центрального комитета: «…Войти в сношения с пролетариатом воюющих стран против своих угнетателей и поработителей, царских правительств и капиталистических клик для немедленного прекращения человеческой бойни, которая навязана порабощенным народам».

Да ведь это по тону и почти дословно – живая «Новая жизнь» «социал-демократа-большевика» Ленина пятых годов, где еще Минский, напрасно стараясь сделать свои «надстройки», получил арест и гибель эмиграции. И та же приподнятая тупость, и невежество, и непонимание момента, времени, истории.

Но… даже тут, – не говоря о других воззваниях и заявлениях Сов. раб. деп., с которыми уже по существу нельзя не соглашаться, – есть действенность, есть властность; и она – противопоставлена нежному безвластию думцев. Они сами не знают, чего желают, даже не знают, каких желаний пожелать. И как им быть, с царем? Без царя? Они только обходят осторожно все вопросы, все ответы. Стоит взглянуть на комитетские «Известия», на «Извещение», подписанное Родзянкой. Все это производит жалкое впечатление робости, растерянности, нерешительности.

Из-за каждой строчки несется знаменитый вопль Родзянки: «Сделали меня революционером! Сделали!»

Между тем ясно: если не будет сейчас власть – будет очень худо России. Очень худо. Но это какое-то проклятие, что они даже в совершившейся, помимо них, революции (и не оттого ли, что «помимо»?) не могут стать на мудрую, но революционную точку… состояния (точки «зрения» теперь мало).

Они – чужаки, а те, левые, – хозяева. Сейчас они погубители своего добра (не виноватые, ибо давно одни) – и все же хозяева.

Будет еще борьба. Господи! Спаси Россию. Спаси, спаси, спаси. Внутренне спаси, по-Твоему веди.

В 4 ч. известие: по Вознесенскому едет присоединившаяся артиллерия. На немецкой кирке пулемет. Стреляет в толпу.

Пришел Карташёв, тоже в волнении и уже в экстазе (теперь не «балет»!).

– Сам видел, собственными глазами. Питиримку повезли! Питиримку взяли и в Думу солдаты везут!

Это наш достойный митрополит, друг покойного Гриши.

Войска – по мере присоединения, а присоединяются они неудержимо, – лавиной текут к Думе. К ним выходят, говорят. Знаю, что говорили речи Милюков, Родзянко и Керенский.

Контакт между Комит. и Советом р. деп. неуловим. Какой-то, очевидно, есть, хотя они действуют параллельно; например, и те и другие – «организовывают милицию». Но ведь вот: Керенский и Чхеидзе в одно и то же время и в Комитете, и в Совете. Может ли Комитет объявить себя правительством? Если может, то может и Совет. Дело в том, что Комитет ни за что и никогда этого не сделает, на это не способен. А Совет весьма и весьма способен.

Страшно.

Приходят люди, люди… Записать всего нельзя. Они приходят с разных концов города и рассказывают все разное, и получается одна грандиозная картина.

Мы сидели все в столовой, когда вдруг совсем близко застрекотали пулеметы. Это началось часов в 5. Оказывается, пулемет и на нашей крыше, и на доме напротив, да и все ближайшие к нам (к Думе) дома в пулеметах. Их еще с 14-го Протопопов наставил на всех высотах, даже на церквах (на соборе Спаса Преображения тоже). Александро-Невский участок за пулемет с утра подожгли.

Но кто стреляет? Хотя бы с нашего дома? Очевидно, переодетые – «верные» – городовые.

Мы перешли на другую половину квартиры – что на улицу. Но не тут-то было. Началось с противоположного дома, прямо в окна. Улица опустела. Затем прошла вооруженная толпа. Часть ее поднялась наверх, по лестнице, искать пулемет на чердаке. Весь двор в солдатах. По ним жарят. Мы меняли половины в зависимости, с какой стороны меньше трескотня.

Тут же явился Боря Бугаев из Царского, огорошенный всей этой картиной уже на вокзале (в Царском ничего, слухи, но стоят себе городовые).

С вокзала к нам Боря полз 5 часов. Пулеметы со всех крыш. Раза три он прятался, ложился в снег, за какие-то заборы, путаясь в шубе.

Боря вчера был у Масловского (Мстиславского) в Николаевской академии. Тот в самых кислых, пессимистических тонах. И недоволен, и «нет дисциплины», и того, и сего… Между тем он – максималист. Я долго приглядывалась к нему и даже защищала, но года два тому назад стало выясняться, что эта личность весьма «мерцающая». Керенский даже ездил исследовать его «дело» на юг. Почему-то не довел до конца… Внешнее что-то помешало. Но из организации м.д.[29 - Решительно не могу вспомнить сейчас, что это за организация «м. д.». – З.Г., прим. 1929 г.] его исключили, ибо достаточно было и добытого.

А бедный Боря, это гениальное, лысое, неосмысленное дитя, – с ним дружит. С ним – и с Ивановым-Разумником, этим, точно ядовитой змеей укушенным, – «писателем».

В 8 ? вечера – еще вышли «Известия». Да, идет внутренняя борьба. Родзянко тщетно хочет организовать войска. К нему пойдут офицеры. Но к Совету пойдут солдаты, пойдет народ. Совет ясно и властно зовет к Республике, к Учредительному собранию, к новой власти. Совет – революционен… А у нас сейчас революция.