Одинокий

– Вот Люсе тоже скучно без меня. Да и вовсе вам не будет скучно… Через две недели я вернусь.

Нина больше ничего не говорила. Он с Люсей скоро ушел домой. В саду было сыро и душно. От вчерашнего дождя сразу распустились яблони и черешни и теперь стояли точно зимой – белые от сплошного цвета. От земли поднимался теплый пар. Стемнело. Нина села на скамейку и долго плакала.

– Ведь я в него влюблена, совсем, по-настоящему влюблена! – думалось ей. – А теперь он уезжает…

Но в Ахаларах Пьеру не пожилось.

Вдобавок он простудился, стал больше кашлять и так осунулся, что сам это заметил.

Но, вернувшись через полторы недели и увидав, как обрадовалась ему Нина, он снова повеселел.

Дома он становился все приветливее и проще. Он не скрывал, что ухаживает за Ниной; им обоим казалось это простым и естественным; они ждали такого же отношения к себе и от других.

Михаил Васильевич, отец Пьера, отлично все замечал, но считал шуткой и развлечением.

– Однако ты, друг, окончательно погиб, – сказал он ему, усмехаясь.

– Погиб! – шутливо ответил Пьер.

– Влюбился по уши, – продолжал отец. – И тебе не стыдно?

– Что ж делать…

– Уж не думаешь ли жениться? Пьер вдруг стал серьезен.

– А отчего бы и не жениться?

Отец нахмурил брови. Он увидал, что Пьер не шутит.

Он, Пьер, хочет жениться! Михаил Васильевич решительно не понимал, что случилось с сыном. Ведь он знает же, что болен, что скоро умрет; от него этого никогда не скрывали. И сам он прежде часто говорил о смерти. А теперь вдруг – жениться! Разве сказать ему прямо, что это безумие, потому что через полгода его не будет в живых?.. Это тяжело, но сделать это нужно.

– Милый Пьер… – начал Михаил Васильевич.

Но Пьер, точно предчувствуя, что скажет отец, и, может быть, боясь его слов, – вдруг поднялся со стула и вышел из комнаты.

В эти последние дни, когда он думал о любви, – он забыл о смерти.

И Нина забыла об этой возможности.

«Я думаю, что он любит меня», – писала она по ночам в своем дневнике. «Если любит, то наверно скажет скоро, скоро, до нашего отъезда на дачу. О, если бы скорее… Я так буду счастлива…» Пьер, действительно, решился сказать ей все до отъезда Лугановых.

Ему никогда еще не было так хорошо. Он мечтал, как они заживут… Не здесь, – у него ведь остался маленький капитал после матери, – они поедут куда-нибудь на юг, ну, хоть на Майдеру, и Люся с ними…

А когда он поправится, – Пьер уже не сомневался, что поправится, – они переедут в Вену, он станет доучиваться в консерватории… Потом концерты… Потом… И он уносился далеко.

С каждым днем он все больше привязывался к Нине. Он видел, что она ждет его слова, начинал – и вдруг обрывал разговор, стараясь не смотреть на Нину, чтобы не встретить удивленный взор ее милых глаз.

Приближался канун отъезда.

«Вот накануне и скажу», – подумал Пьер и успокоился.

VI

Была ночь. Пьер спал.

Он лег рано и сейчас же заснул. Маленькие часы на письменном столе прозвонили двенадцать, потом час и, наконец, два.

Со вторым ударом Пьер вдруг проснулся сразу, как будто кто-нибудь дотронулся до него, и открыл глаза. Кругом было темно и тихо.

Он не мог дать себе отчета: что это? – Чувство? Мысль? Но какая резкая, простая и ужасная – сознание смерти!

Он понял, что уже не живет, что «она» тут, около него; понял ее, какая она, – и в душе нашел глубокое смирение и покорность.

Все, что было близко, – отошло куда-то, и та, прежде милая, живая девушка казалась теперь бесконечно чуждою.

Он стоял на переходе, и это одно было для него важно и велико.

Пьер зажег свечу, встал и прошелся по комнате; и мало-помалу прежде яркая мысль начала исчезать, уступая внешнему миру, и с нею исчезало чувство. Он хотел удержать его, потом припомнить, – напрасно.

Он повторял себе: «Ведь я умираю…»

И уже сам опять и верил, и не верил этому.

На другой день Нина уезжала.

Они простились. Нина плакала. Но он был безучастен и не мог сказать ей – ничего…

VII

В Кинеизе редко выпадало такое веселое лето, как тот год. Вечера, спектакли, верховые прогулки по горам, – каждый день что-нибудь новое, и дачникам, а в особенности дачницам, жилось очень хорошо.

Надо сказать правду – первое время Нина ни в чем не принимала участия, сидела дома грустная, не читала Милля, и даже ее розовые щеки слегка побледнели.

По ночам она нередко плакала.

Печаль ее была непритворна.

Но прошел целый месяц; и потому ли, что она не глубоко любила, или потому, что ей было шестнадцать лет, но она становилась все веселее, начала танцевать и реже вспоминала о Пьере.

Через три месяца после разлуки Нина вдруг заметила, что ей очень весело, а Пьера она забыла.

«Он меня не любил, – подумала Нина, – ну и я разлюбила; так и следует».

Она слышала, что Пьер уехал лечиться в Кисловодск, и танцевала со спокойным сердцем.

Однажды Нина и ее мать пили чай на балконе, когда в палисаднике скрипнула калитка.

Мать смотрела на гостя и не узнавала, но Нина узнала вмиг.