Стихотворения. 1911–1945

И к рельсовым изгибам
Запел автомобиль.

Опять всё небо в звездах,
И пробкой[12 - Поезда, ждущие Н‹иколая›, затрудняют гражданское железнодор‹ожное› движение.], как всегда,
Шипят на ста разъездах
Для Ники поезда.

К семье своей обратно
Вагонит с фронта Никс.
И шамкает невнятно:
«В картишки бы приятно» –
Барон фон Фредерикс.

3

«Буря мглою небо» слюнит,
Завихряя вялый снег,
То как «блок» она занюнит,
То завоет, как «эс-дек».

В отдаленном кабинете
Ропщет Ника: «Бедный я!
Нет нигде теперь на свете
Мне приличного житья!

То подымут спозаранку
И на фронт велят скакать[13 - Частые поездки в действующую армию.],
А воротишься – Родзянку[14 - Предс‹едатель› 4-ой Государственной Думы камергер М. В. Родзянко надоедает Н‹иколаю› своими предостережениями, требованиями, указаниями и пр.]
Не угодно ль принимать.

Сбыл Родзянку – снова крики,
Снова гостя принесло:
Белый дядя Горемыкин[15 - Статс-секретарь И. Л. Горемыкин, бывший дважды после 1905 г. Председателем Совета Министров – последний раз с 1914 – февраль 1916 г., когда по рекомендации Распутина был уволен и заменен гофмейстером Борис‹ом› Влад‹имировичем› Штюрмером.]
В страхе едет на Село.

Всё боится – огерманюсь,
Или в чем-нибудь проврусь…
Я с французами жеманюсь,
С англичанами тянусь…

Дома? Сашхен[16 - Сашхен – и‹мператри›ца Александра Феодоровна.] всё дебелей,
Злится, черт ее дери…
Все святые надоели –
И Мардарий[17 - Мардарий – иеромонах черногорец, выдает себя за секретаря митрополита Черногорского, студент 4-го (?) курса здешней Д‹уховной› Академии. Отличается особенным женолюбием и, по мнению женщин, красотою. При дворе является конкурентом Распутина.] и Гри-Гри[18 - Гри-Гри – Распутин.].

Нет минуты для покоя,
Для картишек и вина.
Ночью, «мглою небо кроя»,
Буря ржет, как сатана.

Иль послать за Милюковым?[19 - Павел Николаевич Милюков – лидер конституционно-демократической партии. Историк. Депутат Думы всех 4-х созывов – известный общественный деятель.]
Стойкий, умный человек!
Он молчанием иль словом
Бурю верно бы пресек!

Совершится втайне это…
Не откроет он лица…
Ох, боюсь, сживут со света!
Ох, нельзя принять «кадета»[20 - «Ка-дет» – принадл‹ежащий› к конституционно-демократической партии.]
Мне и с заднего крыльца!

Нике тошно. Буря злая
Знай играет, воет, лает
На стотысячный манер.
Буря злая, снег взвихряя,
То «эн-эсом»[21 - «Эн-эс» – член партии народных социалистов (н.-с.).] зарыдает,
То взгрохочет, как «эс-эр»[22 - «Эс-эр» – социалист-революционер (с.-р.).].

Полно, Ника! Это сон…
Полно, выпей-ка винца!
В «Речи»[23 - См. «Речь» 25 дек. 1915 г., ст‹атья› Д. Философова.] сказано: «спасен
Претерпевый до конца»[24 - Д. В. Философов – друг З. Гиппиус и мой – известный публицист, радикал и общественный деятель.].

4

Со старцем[25 - Разумеется Гр. Распутин.] Ник беседовал вдвоем.
Увещевал его блаженный: «Друже!
Гляди, чтоб не было чего похуже.
Давай-ка, милый, Думу соберем.

А деда[26 - И. Л. Горемыкина.] – вон: слюнявит да ворчит.
Бери, благословись, который близко,
Чем не министр Владимирыч Бориска?[27 - Борис Владимирович Штюрмер – заменил Горемыкина – ср. выше пр‹имечание›.]
Благоуветливый и Бога чтит.

Прощайся, значит, с дединькою, – раз,
И с энтим, с тем, что рыльце-то огнивцем,
Что брюхо толстое – с Алешкою убивцем[28 - Алешка убивец – так называет Григ. Распутин Алексея Николаевича Хвостова, заменившего князя Н. Щербатова в должности Министра Внутренних Дел и на днях уволенного. Подозревается в замысле устроить покушение на Гр. Распутина.].
Мне об Алешке был особый глас.

Да сам катись в открытье – будет прок!
Узрят тебя, и все раскиснут – лестно!
Уж так-то обойдется расчудесно…
Катай, катай, не бойся, дурачок!»

Увещевал его святой отец.
Краснеет Ника, но в ответ ни слова.
И хочется взглянуть на Милюкова,
И колется… Таврический Дворец.