77 Жемчужин, сияющих на чётках Времени

По улицам, умытым дождём, продолжал медленно передвигаться одинокий человек. Он бесцельно бродил по ним, гонимый какой-то занимавшей его мыслью. Она как будто заполняла собой всё его существо, даже вытеснив восприятие окружающего мира. Он не замечал, что его стесняла мокрая одежда, и даже испытывал какое-то нездоровое удовольствие оттого, что был исхлёстан силами природы. Он никому не нужен в этом мире, и все повернулись против него… Ощутив себя в роли некоего отщепенца, он скользнул взглядом по враждебно настроенному к нему миру… И вдруг взгляд натолкнулся на ту же перчатку, одиноко лежащую на обочине… Человек внезапно обрадовался, как будто встретил друга, но это был друг по несчастью… Он, конечно, удивился, что эта глупая мысль могла его обрадовать. Человек ещё совсем недавно был уверен, что в этом мире уже ничего не способно его радовать. Но он действительно был рад этой встрече – встрече с перчаткой… Остановился около неё и смотрел с тихой улыбкой на своего «собрата», невольно обнаруживая всё больше сходств друг с другом. Оба были исхлёстаны разбушевавшейся стихией, насквозь промокшие и заляпанные грязью, они никого не интересовали… И случайные прохожие, уже начавшие заполнять улицы, равнодушно проходили мимо. Им не было дела до этого человека, одиноко стоящего на обочине над какой-то грязной мокрой перчаткой. «Да… Брат! Мы с тобой потерянные… – промолвил человек. – Кто-то, небось, расстроился, что потерял тебя, и, может быть, даже пойдёт искать, вновь возвращаясь на уже пройденный путь. Может, и отыщет тебя… Но найдёт ли кто-нибудь меня?.. Потерянного человека!..» Тут какой-то прохожий, следовавший мимо, резко повернулся, подхватив валявшуюся перчатку, издал радостный возглас и пошёл, что-то бормоча себе под нос. Ну вот, ещё один человек испытал радость от встречи с простой замызганной перчаткой! Интересно, сможет ли он – человек – кого-то так обрадовать? «Найдите меня!!!» – захотелось крикнуть во весь голос… Но он подумал о том, что кричащего не слышно… Разве перчатка кричала и звала потерявшего её? Она молча лежала истоптанная сотней грязных ног, пока он сам не подобрал её и не положил в сторону… Он подумал о том, что продолжать стоять здесь было глупо, так как он мешал прохожим, которые всё чаще стали задевать его то сумками, то сетками… Одинокий человек побрёл дальше, неизвестно который раз ступая по этим запутанным улицам.

Громкий сигнал поезда внезапно остановил его, буквально пригвоздив к месту. Он не заметил, что стоял почти рядом с рельсами, по которым шумно грохотал поезд, проносившийся мимо. Как же он не заметил, что существует опасность, угрожающая жизни?! Но нужна ли была ему такая жизнь? «А что если?.. – мелькнула мысль. И взгляд его устремился прямо под грохочущие колёса. – А там? ждёт ли кто-то там – за границей жизни?.. В том мире под названием смерть кто будет рад ему?!» – «Никто!» – как будто громом разнеслось внутри. Между тем, поезд проследовал дальше, дав на прощанье последний предупредительный свисток, как бы говоривший, что нахождение рядом с железнодорожными путями – опасно для жизни. Человек ещё раз задумчиво посмотрел на рельсы и, развернувшись, пошёл дальше.

Подул сырой ветер, который рождал причудливую рябь на поверхности многочисленных луж. Постепенно крепчая, он пытался приподнять мокрые листья и погнать их вдоль грязных канав. Справившись с этой затеей, ветер стал подбираться к человеку, пробуя атаковать его со всех сторон. Нанося удары по мокрой холодной одежде, он пытался плотнее прижать её к телу человека, видя, что это вызывает в нём неудовольствие. Он старался всячески досадить этому человеку, даже не задумавшись, почему именно его выбрал объектом атак. Этот жалкий человек был похож на мокрого воробья, которого схватит любая кошка… Он почему-то вызывал раздражение и желание как следует отхлестать его, за что и принялся с великим удовольствием. Человек плотнее закутался в леденящую враждебную одежду, которую безжалостно трепали порывы ветра. Она, будто тысячи осколков льда, стала обжигать холодом его тело. «Ух, ты! – выдохнул он, вдруг почувствовав холод во всём теле. – Кажись, оживаю!» ещё совсем недавно он чувствовал себя живым трупом, не способным реагировать ни на что. Что за метаморфоза произошла с ним? Отчего вдруг стала пробуждаться в нём чувствительность, обостряя реакции на внешние раздражители? Неужели это был поезд, чётко разделивший границу между жизнью и смертью, за которую он пока ещё не имел права перешагнуть? И в последний момент, стоя почти у дверей в тот мир, он осознал, что невольно сделал шаг в сторону, избрав жизнь. И всё вокруг опять ополчилось на него, открыто демонстрируя свою враждебность к одинокому, жалкому человеку… именно – жалкому! Да! Природа не терпит половинчатости. Будто исполинская птица, она расправила над миром два крыла, на одном из которых начертано «Жизнь», а на другом – «Смерть», и держит она их в великом равновесии. Зорко высматривая то, что не способно к жизни, она сметает под крыло смерти, чтобы ускорить разрушение и тлен. И бережно, как любящая мать, лелеет каждый росток, дерзнувший из праха вырваться к жизни, укрывая его под животворным крылом… Не стоит ли сей буйный ветер на службе у чёрного крыла, что носит имя Смерти, по мановению которого готов лететь и сокрушать всё то, что умерло для жизни? Иль ветер служит белому крылу, что порождает свет и раздувает искру жизни, заставляя пламенеть? Кому ты служишь, ветер?! Он служит птице по имени Природа… Но позвольте его не отвлекать от выполнения прямых обязанностей: сейчас он занят человеком! Он бьёт его не на жизнь, а на смерть! И наносит сокрушительные удары, пытаясь получить от человека окончательный ответ на вопрос: «Какой ты сделал выбор: «жизнь или смерть?!» Но тот как будто выбрал жизнь, прочь отступив от возможности, предложенной смертью. Оставалось лишь довершить работу, проверив прочность решения, и подогнать под светлое крыло жизни. Ветер всё настойчивей хлестал человека, а тот всё плотнее закутывался в неуютные одежды. Но вот он скрылся из глаз, юркнув в какой-то подъезд. Ветер остался в недоумении, впрочем, ему некогда было задерживаться, и он полетел на поиск других, так как находился при исполнении служебных обязанностей.

Человек вошёл в свою квартиру и плотно прикрыл за собой дверь, опасаясь вторжения гнавшегося за ним по пятам ветра. Сбросил с себя верхнюю одежду, сполоснулся от налипшей на него грязи и, переодевшись, блаженно растянулся в кресле; вспомнив, как глупо его сегодня обрадовала встреча с перчаткой, он улыбнулся. Наверно, её сейчас отмыли, и греется она на батарее или висит на прищепке, болтаясь под порывами ветра… По крайней мере, он опять нашёл сходство между ними в том, что они оба уже расстались с грязью… Чувство приятного тепла постепенно разливалось по всему телу. В наступивших сумерках не хотелось вставать и зажигать свет. Ноги гудели от слишком долгого бесцельного блуждания по улицам города. И приятно было сознавать, что где-то там, за окном, остался пронизывающий ветер и леденящий холод. Дома было спокойно и комфортно. Человек с благодарностью обвёл взглядом стены своего дома, так уютно скрывшие его от стихий, и поймал себя на мысли, что очень рад встрече с ними, а ведь этого могло не быть… Почему его прежде никогда не тянуло домой и почему он всегда с неприязнью думал о своём жилище, которое, возможно, молча ждало его, как та перчатка, застывшая на обочине? Сейчас он чувствовал себя тем прохожим, случайно нашедшим перчатку, – он нашёл дом, который был для него почти потерян… Он встал, с благодарностью коснулся стен и, как ни странно, испытал от этого прилив радости. Человек подумал о том, что почти не заботился о своём доме, который так надёжно укрывал его под своим молчаливым крылом. Ему захотелось немедленно сделать что-то приятное для своего дома, так долго терпеливо ждавшего, когда на него обратят внимание и найдут, что он способен подарить радость. Человек мысленно попросил прощения у этих стен, которые он чуть было не оставил насовсем, как старую потерянную перчатку, молча подвергаться разрушению… Странные вещи ему доставляли сегодня радость, человек не знал, как можно объяснить этот феномен. Он подошёл к окну и заметил, как натужно ревёт ветер, пытаясь сдвинуть с места мусорную кучу. Беспощадно вороша и вздымая ввысь обрывки бумаг и подгнивших листьев, ветер по какой-то неведомой, одному ему известной системе сортировал эту кучу хлама. Человек вдруг проникся чувством уважения к этому неутомимому труженику, который сумел сегодня загнать его в дом и подарить радость от встречи с родными стенами. Радость… Он испытывал радость, мерцающую крошечным огоньком внутри его сердца… Радость!!! Она нашла его – человека, втоптанного в грязь сотней грубых ног и валявшегося на обочине дороги под названием жизнь, в холодной луже… Да! Он был потерян, и жизнь чуть было не потеряла его навсегда. Но всё-таки она нашла и вернула его себе! Сейчас он знал, что его нашёл настоящий владелец, имя которому было Жизнь. Он принадлежал ей и был ей нужен. Человек был нужен этим стенам, которые, конечно же, сгнили бы и разрушились без его тепла. Ему вдруг стало теплее от мысли, что он хоть кому-то нужен, хотя бы этим безмолвным стенам. Он нужен Жизни!.. Раз она его поставила у порога смерти и, невольно смирившись с потерей, вдруг опять обрела, значит, она надеялась вернуть утраченное и была рада, обретя его вновь. Он посмотрел на ветер и подумал, что и тому доставил радость, дав исхлестать себя и загнать в дом. И наверно, доставил радость хозяину той перчатки, положив её на видное место и не дав ей быть унесённой потоками грязной воды. И от каждой мысли ему становилось всё радостней. Человек понял, что для него истинная радость – приносить радость другим, пусть даже мелкую, незначительную и незаметную для других… Никто не заметил, что он кому-то принёс сегодня радость. Но всё заметила Жизнь! И в этот момент, когда он, полумёртвый, передвигавшийся по улицам, наклонился убрать в сторону перчатку, втоптанную в грязь сотней людских ног, – жизнь нашла его! Это было её дитя, ибо этот человек подумал, что кто-то, возможно, обрадуется, обретя утерянную вещь. Стоявший мысленно уже за порогом жизни у врат смерти, он подумал о возможности принести радость… Этот человек не мог принадлежать тлену! В нём жил и мучительно пробивался росток радости… Человек, стоявший у окна, увидел, как ветер, разметав кучу мусора, трепал сейчас крошечный саженец, посаженный кем-то под окнами, но люди почему-то завалили его мусором… Малый росток гнулся, припадая к земле после каждого порыва ветра, но человек уже видел, как будет здесь стоять могучий ствол, что не шелохнётся и будет лишь весело перешёптываться с ветерком сочными листьями. И от этого предвидения его душу охватила великая радость, сделав крошечное пламя внутри сердца более ярким и высоким… Сокровище росло медленно, но верно.

Вдали послышался раскат грома, напомнив о недавней грозе. У окна стоял одинокий человек, мысленно представляющий себя могучим деревом, которое сможет укрыть под своими ветвями одиноких странников, спасая их от жизненных гроз. Глаза его светились, проникая в особую мудрость, что ему сулил открыть Урок Радости!

21. Урок Рассвета

Серый сумрак предрассветного часа начал постепенно терять мрачные краски, выявляя всё более чёткие очертания предметов. Расползаясь по укромным уголкам, сумрак пытался ещё продлить жизнь, сгущая тёмные тона. Солнечные лучи пока были скрыты за горизонтом и ещё не начинали своего победного шествия сквозь мрак. Но свет их уже вершил работу, пытаясь разбавить густые краски тьмы. В сей ранний час за небольшим мольбертом сидел художник, ожидающий рассвет. Он долго, терпеливо ждал заката, чтоб миг его ухода запечатлеть на холсте, и утром ранним сверить два портрета, что отражают Солнца лик. Он медленно подошёл к окну, как бы опасаясь невольным шумом спугнуть зарождающиеся краски дня, которые могут упорхнуть, как стайка пугливых птиц. Рассвет! Воспетый тысячами доблестных поэтов, звучащий в сотнях тысяч музыкальных звуков… Пусть будет на холсте сиять, рожденье света отражая. Но как поймать мгновенье, что ярко отразит новорождённое светило, готовое вести сердца сквозь новый день? Что будет с красками, ждущими своего часа, чтоб лечь на серый холст: сумеют ли всецело отразить движение света? найдёт ли ключ сей ищущий художник, что сможет отомкнуть секрет, рождающий тональность красок? Вопросы стайкой рассыпались в мастерской, где всё ещё витал тревожный предрассветный серый сумрак.