Что там началось…
Глава 8
Злата падала куда-то вниз, словно в глубокий колодец, где то ли колодец был очень глубокий, то ли она падала очень медленно, словно Алиса из сказки Льюиса Кэрролла. Она попыталась посмотреть вниз, но там было так темно, что невозможно было ничего разглядеть. Прошло ещё какое-то время, и Злата уже не понимала: она летит вниз или вверх. Тогда она начала осматриваться по сторонам, по-прежнему продолжая падать в никуда. Перед её взором с большой скоростью мелькали шкафы с книгами, географические карты, картины, то ли какие-то чертежи с оборудованием, то ли какие-то схемы, всевозможные технологические карты, колбы, наполненные всевозможными жидкостями, какие-то образцы горных пород, колоссальное количество древних свитков и скрижалей, даже берестяные грамоты, то ей чудились водопады, и ей казалось, что она летит сквозь них, то, наоборот, воздух становился чересчур сухим и жарким, то она продиралась сквозь лесные чащобы, то она слышала звук железных цепей, продирающий до мурашек, и это при том, что падение то ускорялось, то замедлялось, отчего она даже успевала рассмотреть какие-нибудь детали (например, детализированную карту Кольского с наложенной на неё картой Московского Кремля со стопроцентным сходством форм обоих объектов). Отчего в голове мелькнула мысль: «Так вот откуда взят образ Московского института времени, что сегодня является главным Кремлём, и его форма, омываемая первородными водами». Душа отчего-то ликовала, продолжая падать. Постепенно свет практически исчез, и вот она летит сквозь кромешную тьму, и перед глазами уже ничего не мелькает, и её засасывает в воронку той самой непроглядной тьмы, которую она однажды намеренно создала вокруг себя. Видимо, пришло время встретиться с самой собой. Она всё падала, падала и падала. Непонятно, сколько прошло времени, но вокруг стало что-то меняться, отчего густая и непроглядная тьма стала словно отступать, становясь прозрачной, менее густой.
Странно, но она больше не падала и не парила вовсе, а уже стояла всё в той же непроглядной темноте, но ей было почему-то и не темно вовсе, а наоборот, казалось, что она тонет в ослепляющем свете. Откуда-то выплыло огромное зеркало в полный рост. Зеркало казалось странным, не технологичным, внутри с зыбким и непроглядным основанием, в котором Злата не увидела своего отражения. Оно вообще ничего не отражало. Как и повсюду вокруг, в нём былая также непроглядная, зыбкая, вибрирующая тьма.
Странное ощущение. Она поёжилась, вроде и не от холода, а как-то неуютно ей было.
Из этого эмоционально-осязаемого вакуума вывел отрешённый металлический голос.
– Кто ты?
– Я, – Злата снова поёжилась, – я никто, песчинка в океане, ничто. Меня нет, и я есть, я ничто и всё одномоментно.
– Проходи, тебя заждались, – и на этих словах зеркало озарила столь слепящая тьма, что вокруг вообще всё померкло, а Злата, набрав воздуха в лёгкие, шагнула внутрь него.
На поляне сидела маленькая девочка в красивой белоснежной сорочке с удивительным и замысловатым орнаментом.
«Я знаю этот узор, – промелькнуло в её сознании. – Я знаю эту девчушку, это же я».
– Здравь будь, – молвила вовсе не юным голосом девочка. – Давно я тебя здесь поджидаю. Ох, и много же тебе потребовалось времени собрать себя воедино. Ничего, главное, это случилось, и ты хоть в этот сочельник смогла открыть все двери, тем самым собрав себя в единое целое.
Злата молчала.
– Кто ты? – в лоб спросила девчушка. И с этим вопросом вновь возникло зеркало, в отражении которого из тьмы стал прорисовываться образ той, ради которой всё.
Она стояла, молча смотря в своё отражение, которое с каждым мигом становилось всё чётче и наполненнее. Удивительно было наблюдать за этим чудесным преображением и возрождением. Из зыбкого, еле различимого образа сейчас на неё смотрела невероятной красоты, женственности, отваги, непреклонности, свободы и самоуверенности Дива, столь хрупкая и такая могучая и великая, не побеждённая и никем не превзойдённая.
Злата разглядывала себя с восхищением, она улыбалась, и отражение ей тоже улыбалось. Это была она, только собранная воедино, это была снова та единственная, ради которой всё, это была сама Сехмет.
Откуда-то взялся шмель, который жужжал вокруг её носа, заставив на миг отвлечься от созерцания.
Обернулась и увидела вновь себя на поляне, только вот рядом с ней была уже и не девчушка вовсе, а древняя старуха, да столь древня, что её костяшки на руках напоминали скрюченные коряги, а белые космы, спадающие ниже плеч, были все в завязочках. На её плечах красовался огромный красный палиховский платок – шаль. Старуха жмурилась и что-то мурлыкала себе под нос.
– Ну что ты, внученька, неужто не признала? Просыпаться пора, ждут тебя все, нужно открыть то, что закрыто тобой было, двери должны распахнуться. Пришло время.
Злата стояла неподвижно, не в силах даже молвить слово, словно все её чресла парализованы, язык не слушался, безвольно валандаясь во рту.
Старуха, продолжая мурлыкать, словно в танце кружа вокруг неё, в какой-то миг треснула ей по лбу то ли ложкой, то ли палкой, то ли костью. Да так больно, что аж слёзы брызнули.
Глава 9
Злата открыла глаза и потёрла лоб. В том месте, где бабка её ударила, стремительно начала надуваться шишка. И тут она поняла, что над ней свисают абсолютно все с очень смешным, огорошенно-перепуганным видом.
– А это ещё что? – Радомир с недоумением потрогал быстро растущую и синеющую шишку.
– Бабка ударила, – буркнула Злата и тотчас начала подниматься. А вы чавой тут все надо мной нависли, случилось чаго?
– Злата, что с тобой? Ты как-то странно говоришь, с каким-то старинным, что ли, русским акцентом. Ты не помнишь? Ты в обморок упала, – не унимался Радомир.
– Я в обморок, с чавой?
– Ну вот опять. Не шучу я, – нахмурился Радомир.
Злата брызнула и так звонко расхохоталась, что аж хрусталь зазвенел в буфете. И напряжение тут же спало.
– А что было-то, – теперь следом за отцом не унимался Артур.
Злата подошла к нему вплотную и с такой нежностью и неподдельной материнской любовью потрепала его за волосы, чмокнула в щёку и тут же молвила:
– Сынуль, ну погуляла немного твоя мать, ты ж меня знаешь.
– В том-то и дело, с тобой не заскучаешь, тебя нужно всё время сачком, как бабочку, ловить. Я уж думал, это закончилось, но вижу, что только всё начинается.
Вокруг все засмеялись, кроме Марго. Она продолжала стоять, отстранённо и пристально смотря на Злату, да так, словно ставя под сомнение, что это она.
– Хатхор! Когда твой отец задал мне вопрос, что это там за новая звезда появилась, в тот момент ты не была ещё даже имянаречённой, спокойно посапывая, покоилась у меня на голове в диадеме, специально для тебя созданной Сокаром, чтоб две его прелестницы всегда были рядом с ним. Ты была единственной из наших детей, кто был рождён вне зоны игрового пространства «Школы жизни». В тот день тебя и нарекли Хатхор.
Плечи Марго обмякли, она выдохнула и наконец тоже расслабилась.
Тем не менее на лбу пульсировала огромная лилово-пунцовая шишка. Злата подошла к трюмо, посмотрела в зеркало и на глазах у всех просто провела рукой по своему раненому лбу, правда, у своего отражения. Улыбнулась, обернулась, и все ахнули. Шишки-то больше не было.
– Ты закончила себя собирать, – это было словно утверждение, которое вслух высказал Радомир, стоящий за ней, распираемый гордостью.
– Угу, – кивнула Злата.
– Вот и славно, я так-то шёл сообщить, что завтрак уже готов и стол накрыт. Может, мы всё-таки закончим начатое и приступим к запланированным делам?
– Ура…
– Помчали…
– Наконец-то…
И шумной толпой все вместе они направились в столовую трапезничать.
– Отныне все двери вновь открыты. Устоять бы, а то ведь сейчас посыплется, как из рога изобилия, – поняв, что произнесла это вслух, Злата тотчас заткнулась, прикусив язык, но этих слов никто не слышал, кроме Радомира.
Глава 10
Они сидели в полном составе, за огромным обеденным столом, наполненным разной снедью, вкуснейшими ароматными сбитнями и морсами. Бурно обсуждали, где же пропадали всё это время Радомир и Злата с их питомцами.
По первости, конечно, Марго с Барутой просто молча наблюдали, как Радомир и его Злата с аппетитом лопали всё то, что те для них приготовили, урча от удовольствия, местами даже закатывая глаза от наслаждения и запивая, причмокивая, все эти снеди травяными сбитнями и ягодными морсами, продолжая лопать всё с тем же неистовым аппетитом. И вот, когда постепенно насыщение стало приходить, эта сладкая и уже неголодная парочка стала замечать ещё что-то вокруг себя, кроме еды.
Начался тот самый долгожданный рассказ.
Четвероногие питомцы так же, как и их хозяева, опустошив свои миски, покойно дремали у их ног. Радомир молчал, тихо улыбаясь, предоставил пальму первенства своей возлюбленной, той ради, которой всё. И Злата начала красочно, да с приукрасом, да с активной жестикуляцией, да с юморком их рассказ.