Холодный как мрамор

– Боже. Неужели нас накрыла волна преступности в канун Рождества? – пошутила я.

В Уиллоу преступления – редкость. Странно было видеть сразу несколько полицейских машин вне стоянки полицейского участка или магазина пончиков, которым управляла мать Мэтта Галаниса.

– Стефани де Мило сбежала из дома, – пояснила Миша. – Во всяком случае, так все говорят. Она пошла на утреннюю пробежку и не вернулась.

Миша плавно нажала на педаль газа.

– Это странно, – заметила я. – Стефани не из тех, кто сбегает из дома.

– Да, но это может быть как-то связано с ситуацией Ника и Шэннон, – сказала Миша, и я смутилась.

– Стефани нравится Ник Маквелл? – уточнила я. – Я думала, она с младшей школы встречается с братом Майкла Уолтона.

– Боже! Нет! Ты что, с луны свалилась? Стефани и Шэннон уже год как встречаются! И ни для кого это не было большим секретом. Я думаю, Стефани узнала об измене Шэннон с Ником и взбесилась.

– Стефани де Мило – бисексуалка? – удивилась я.

Миша закатила глаза.

– Кхм, вообще-то да. Ты правда не знала об этом?

Я не стала напоминать Мише о том, что до сентября не сидела за столиком популярных девочек и мало что знала о жизни Стефани де Мило. До того, как Оливия приняла меня в свой круг, я не знала подробностей жизни хипстерской толпы старшей школы Уиллоу – как, вероятно, и директор Ниландер. Семья Стефани владела одной из самых крупных ферм в округе, и каждый день она ездила в школу на голубом «Мини-купере» с откидным верхом. Она покрасила кончики волос в ярко-синий.

– Я и понятия не имела.

Меня что-то беспокоило в розыске Стефани полицией, хотя мне было о чем беспокоиться больше, чем о богатой девушке-подростке с разбитым сердцем.

Солнце должно было сесть менее чем через шесть часов. Тонкий полумесяц появился на небе – завтра новолуние. Все, что я узнала о Вайолет до этого момента, давало повод предполагать, что Миша задохнется, прежде чем снова взойдет солнце. Вайолет не любила тянуть до последнего.

Когда меня перевели в ноябре, я не думала, что окажусь в столь ужасной ситуации и вступлю в гонку со временем, пытаясь выяснить, что Вайолет сделала с моими подругами и каким образом. Необходимо было во всем разобраться. Если Миша умрет, я буду чувствовать себя виновной в ее гибели.

Глава 2

– Если ты действительно хочешь попасть в эту лавку сатаны сегодня, то нам нужно выехать из Уиллоу не позже часа. Ехать до Чикаго более трех часов. Нет никакого смысла проделывать весь этот путь, если у нас не будет времени задать все вопросы до того, как они закроются, – предупредила меня Миша, подъезжая к моему дому. – К тому же вечером ожидается еще больше снега.

– Отлично. Забери меня в час. И магазин не сатанинский, – проворчала я.

Я собиралась захлопнуть дверь машины, когда заметила что-то странное на лужайке перед домом Трея: вывеску о продаже.

– Что за…

В разговоре по телефону Трей не упоминал о намерении его родителей продать дом. Интересно, знает ли он об этом?

– Семья Трея переезжает? – спросила Миша, сидя за рулем заглушенной машины.

– Не знаю, – ответила я словно в тумане.

Мне должно было бы быть все равно, если бы Эмори переезжали. Трей был двенадцатиклассником, а я – одиннадцатиклассницей. Когда-то мы оба планировали уехать из Уиллоу после окончания школы – разумеется, обычной, а не исправительной. И все же семья Трея жила в этом доме уже восемь лет – с тех пор, как моя семья переехала сюда. Я не могла представить себе других соседей. Или что выгляну в окно спальни и увижу кого-то другого во дворе – не Трея, – смотрящего на меня.

– Очень странно, – заметила Миша. Ее голос казался мне очень далеким. – Моя мама знает обо всех домах в Уиллоу, выставленных на продажу, но она не упоминала, что семья Трея переезжает.

Я пробормотала, что Миша должна заехать за мной через час. Затем будто во сне прошла через двор и поднялась по лестнице к входной двери, все еще не в силах оторвать взгляд от вывески. Когда я стала искать ключи от дома в кармане, меня снова охватило странное и знакомое ощущение, преследовавшее меня на протяжении последних нескольких недель. По коже головы пробежали мурашки – как если бы я только что помылась мятным шампунем. Я ждала и прислушивалась, зная, что последует вслед за этим жуткими, но успокаивающими ощущениями. Они появились в Шеридане и заставили меня сомневаться, действительно ли мне нужен специалист по паранормальным явлениям или же я просто схожу с ума.

В моей голове нарастал, переходя от тихого шепота к ритмичным возгласам, хор голосов, поющих: «Письмо, письмо». Я перевела взгляд на железный почтовый ящик, висящий на стене у входной двери Эмори. Ноги понесли меня к нему вниз по ступенькам прежде, чем я обдумала свои действия. Почту уже доставили в наш квартал, и я могла видеть конверты, выглядывающие из щели почтового ящика.

Одно из них, должно быть, было тем, про которое мне пели голоса.

Никого не было на Марта-роуд, когда я пересекала лужайку между домами, – мне не нужно было оглядываться по сторонам, чтобы убедиться в этом. Голоса появились в середине ноября, как только я приехала в исправительную школу Шеридан для девочек. Сначала они были тихими, как шепот, – такими тихими и неразборчивыми, что не давали мне уснуть. Приходилось смотреть в потолок, гадая, не потеряла ли я рассудок.

За последние пару недель голоса стали громче и смысл их сообщений прояснился. Уж не знаю, кому принадлежат эти голоса и почему я их слышу. Однако как только они стали настолько громкими, что я смогла различать слова, у меня сложилось впечатление, что они предупреждают меня об опасностях. На третий уик-энд в Шеридане я услышала голоса, они предостерегли меня от употребления кукурузного хлеба, подаваемого в столовой в обед, – это показалось мне очень странным, потому что это была единственная съедобная пища. Утром в понедельник, когда была моя очередь дежурить на кухне, я поняла, почему стоило отказаться от хлеба: в кукурузной муке оказались личинки.

С тех пор я, хотя и несколько беспокоюсь за свой рассудок, радуюсь появлению голосов, прислушиваюсь к их утешительным советам, заглушающим шум в коридорах и классах школы. Пусть я единственная их слышала, у меня не было сомнений, что они откуда-то исходили и были настоящими – такими же настоящими, как хруст ботинок по замерзшей траве. Тем не менее я никому о них не рассказывала. У меня было тошнотворное ощущение, что голоса ждали того года – года, когда я вступила в какую-то смертельно опасную игру с Вайолет Симмонс, – возможно, потому, что у меня было с ней что-то общее.

В этом было что-то зловещее. Или, по крайней мере, что-то опасное.

Поднимаясь по ступенькам к крыльцу Эмори и поднимая крышку почтового ящика, я надеялась, что никто из наших соседей на Марта-роуд не выглянет из окна, пока я роюсь в чужой почте. Две рождественские открытки, обе в ярко-красных конвертах, – ни одна из них не вызвала резкого покалывания кожи головы. Счет за кабельное телевидение, листовка с купоном в продуктовый магазин… все еще ничего, никакого сигнального покалывания. И вдруг – письмо с адресной этикеткой, напечатанной на компьютере, из адвокатской конторы «Экдаль, Уэст и Строхманн».

Мои пальцы касались конверта, а глаза изучали обратный адрес; громкость голосов увеличивалась – «Письмо, письмо», – кожа головы покрылась мурашками. Это было оно, то, что они хотели мне показать!

Я услышала, как в конце квартала свернула машина, и засунула все письма, кроме конверта из юридической фирмы, обратно в почтовый ящик. Сложив пополам письмо от «Экдаль, Уэст и Строхманн» и спрятав его в задний карман джинсов, я обернулась и увидела приближающийся «Хендай Соната» мистера Эмори. Он подъезжал к гаражу Эмори. Я узнала профиль Трея на заднем сиденье.

Мое сердце подпрыгнуло, когда он помахал мне рукой. Мне потребовались колоссальные усилия, чтобы сдержаться и не броситься вниз по ступенькам в надежде перехватить Трея прежде, чем машина его отца исчезнет в гараже. Как только автоматическая дверь гаража открылась, Трей выскочил из машины и побежал ко мне, игнорируя свою мать, вылезшую вслед за ним и кричавшую:

– Трей!

Ожидая, что буквально через несколько секунд родители нас прервут, я сбежала вниз по лестнице и кинулась в объятья Трея. Он обнял меня так крепко, что, казалось, сломает мне ребро.

– Привет, – прошептала я, чувствуя, как глаза наполняются слезами радости.

Его теплые губы прижались к моим, и мы целовались так, словно мир вокруг нас исчез, – хотя его мама все еще кричала, требуя, чтобы он шел в дом.

– Я так по тебе скучал, – сказал Трей, уткнувшись в мои волосы.

Я отодвинулась, чтобы хорошенько разглядеть его. Как бы невероятно это ни звучало, но я забыла, насколько он был сексуальным. Сбритые волосы (раньше они были достаточно длинными, чтобы убрать их за уши) только усиливали впечатление, производимое большими голубыми глазами. Его лицо выглядело худым, а челюсть стала более очерченной, как будто он возмужал за шесть недель разлуки.

– Я тоже, – ответила я. – Так приятно тебя видеть. Не могу поверить, что мы снова вместе.

Мало того, что мы не виделись целых шесть недель, – в школе отслеживали наши телефонные звонки и не давали доступа к электронной почте. У нас не было возможности обсудить день, когда мы украли медальон Вайолет. Наши разговоры прослушивались сотрудниками обеих школ – предположительно, чтобы они могли сообщить о любых упоминаниях самоповреждений, но я подозревала, что в основном просто чтобы следить за нами, поскольку мы оба считались агрессивными. Из-за скрытой аудитории мы очень стеснялись выражать чувства по телефону. В Шеридане я много ночей пролежала в постели, пытаясь заглушить храп соседки по комнате и гадая, увижу ли когда-нибудь Трея снова.

Я так была рада его видеть, что даже не хотела моргать, опасаясь, что он исчезнет, как только я снова открою глаза.

– Трей! Давай же, иди домой, – приказала миссис Эмори, стоя на подъездной дорожке. Мистер Эмори уже припарковал машину, они с братом Трея, Эдди, захлопнули двери.

– Секундочку, мам, – прокричал Трей через плечо, не отводя от меня глаз.

Внезапно мысль о том, что я проведу вечер в Чикаго с Мишей, а не с Треем, хотя он был совсем рядом, стала невыносимой. Я выпалила:

– Приходи сюда к часу. Мы кое-куда едем с Мишей.