ДОРОГА ЖИЗНИ ГВАРДИИ РЯДОВОГО

После службы в Красной Армии в кавалерийских частях он, влюбленный с детства в буденовку, проникся страстью к автомашине, состояние «здоровья» которой он позже мог определить по ее ходу, на большом расстоянии, по шуму двигателя. А когда прикасался к ней, казалось, что это сельский лекарь со стетоскопом усердно вслушивается в каждый посторонний шорох в организме обратившегося к нему больного, отказать в помощи которому он не вправе. Он, кавалерист, подростком укротивший не одного жеребенка и каждому из них подаривший свою верность, когда они стали уже взрослыми, с такой же страстью и преданностью полюбил и коня стального. Он редко употреблял слово мотор. Всегда говорил «сердце машины» «шалит», «барахлит».

«Какие все же у него удивительные глаза: не то доверчивые сверх меры, не то мудрые. Как у ребенка ясные, но ведь видели эти глаза и смерть, и горе человеческое, и сам он страдал много… Не это ли есть сила человеческая – вот такая терпеливая и безответная? И не есть ли все остальное – хамство, рвачество и жестокость?» (В.Шукшин. Страдания молодого Ваганова).

Андрей Платонов о русском солдате: «Он и до войны был уже тружеником и принял войну как высший и самый необходимый труд, превратив его в непрерывный, почти четырехлетний подвиг. Русский советский воин не образовался вдруг, когда он взял в руки автомат, он возник прежде, когда не знал боевого огня; характер и дух человека образуются постепенно – из любви к нему родителей, из отношения к нему окружающих людей, из воспитания в нем сознания общности жизни народа». «…Красноармеец понимает значение своего дела, и дело это питает его сердце терпением и радостью, превозмогающими страх. Долг и честь, когда они действуют, как живые чувства, подобны ветру, а человек подобен лепестку, увлекаемому этим ветром, потому что долг и честь есть любовь к своему народу, и она сильнее жалости к самому себе» (очерк появился только после войны, хотя и был написан в 1943 году).

ДЕТСТВО, ЮНОСТЬ, ПЕРВЫЕ УНИВЕРСИТЕТЫ.

Удостоверение личности красноармейца, состоящего на действительной военной службе в кадровом составе РККА. 57 Кавалерийского полка 1 Эскадрона. 30 декабря 1930 г. № Ш 15/2812.

ВОЙНА НАРОДНАЯ.

«В момент, когда «Свободная Франция» становится союзником Советской России в борьбе против общего врага, я позволю себе высказать Вам мое восхищение непоколебимым сопротивлением русского народа, равно как мужеством и храбростью его армий и его полководцев. Бросив всю свою мощь против агрессора, СССР дал всем ныне угнетенным народам уверенность в своем освобождении. Я не сомневаюсь, что благодаря героизму советских армий победа увенчает усилия союзников и новые узы, созданные между русским и французским народами, явятся кардинальным элементом в перестройке мира».

Генерал де Голль – Сталину. 2 сентября 1941 г.

7 НОЯБРЯ 1941 г. ПАРАД НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ.

На отца произвел впечатление состоявшийся парад. Его мысль часто возвращалась к этому событию. Он считал ее нашей первой всенародной победой над врагом и первым торжеством. Неоднократно возвращался к параду. Сколько времени могла двигаться по Красной площади его полуторка, на которой сидели бойцы? Одну-две минуты! Но они перевернули всю душу. Возвысили народ, страну, личность советского человека, наконец!

НАКАНУНЕ.

«Весь поздний вечер и ночь мы жили ожиданием плохой погоды. Обнадеживала метеосводка, какую вечером 6 ноября получили в войсках фронта: «Низкая облачность, Ограниченная видимость. Дороги для всех видов транспорта проходимы. В ночь на седьмое наступит похолодание. Вероятны осадки. Действия военно-воздушных сил будут затруднены»…

Конные патрули из конца в конец мерили притихшую площадь, из темноты доносился цокот копыт, приглушенный снегом. Циферблат часов на Спасской башне не светился, не горело рубиновое созвездие Москвы.

До поры до времени решение провести парад держали в тайне – в прифронтовом городе нужно опасаться враждебных ушей и глаз. Еще в половине десятого вечера площадь осталась без праздничного наряда и была пустынна. Но под стеклянной, побитой осколками крышей мерзлого ГУМа хлопотали декораторы и художники, там сколачивали рамы для транспарантов и лозунгов.

Здесь же, в ГУМе, расположился истребительный батальон добровольцев-спортсменов. Среди них были и знаменитые чемпионы, кого мы неоднократно видели на стадионах.

На крышу Исторического музея и ГУМа забрались саперы. В Ветошном переулке дежурили пожарные машины. Начиная с ночи 22 июля им часто приходилось тушить пожары, вызванные бомбардировками. И вот впервые за месяцы войны пожарным дали праздничное поручение – приставить свои высоченные лестницы к фасадам зданий, обступающих площадь, чтобы помочь ее украшению. Только электрикам было нечего делать в тот предпраздничный вечер. Площадь оставалась совсем темной. Ведь не развешивать же гирлянду из синих лампочек!

Ранним утром все заиндевело от тумана; сырой морозной тяжестью стлался он над землей. Колокольня Ивана Великого и соборные купола посвечивали тусклым золотом. Памятник Минину и Пожарскому был укрыт мешками с песком, а окна в храме Василия Блаженного походили на бойницы крепости: в нужную минуту там появились бы пулеметы и противотанковые ружья.

Погода была явно нелетной, но аэростаты заграждения после ночного дежурства в московском небе не опустили, как делали это обычно, не отвели на дневной покой.

Да погода не обманула ожиданий: ее следовало признать как нельзя более подходящей для парада, прямо-таки великолепной. Именно о такой погоде мечтали устроители и участники парада.

Есть в жизни Красной площади минуты, полные пафоса. Такие вот минуты всегда предваряют начало парада. Торжественная тишина, полная сдержанного волнения, овладевает площадью. Тишина ожидания, когда каждая минута ощущается во всем ее объеме. Тишина, которая позволяет различать могучую поступь времени.

Литыми квадратами стояли на заснеженной площади войска, готовые к параду. Еще движение не наполнило ветром знамена. Лишь слегка колышутся шелк и бархат. Безмолвен оркестр – еще не раздались голоса повелительной меди, мелодии не согреты живым теплом, дыханием трубачей.

Но в этой сосредоточенной тишине, в покое замершей площади уже слышится близость праздника, все ближе, ближе величественная и гордая минута – вот-вот начнется парад…

У стен Кремля отчетливее, чем где-либо, ощущается дыхание нашей эпохи, богатырское дыхание народа – созидателя и воина.

Предосторожности ради парад начался на два часа раньше, чем было до войны, – в восемь утра.

Погода шла на «улучшение»: перед утром стало очевидно, что снег не перестает идти, а усиливается. И когда куранты отбили восемь ударов и принимавший парад маршал Буденный выехал на коне из Спасских ворот, снег уже шел довольно усердно, а небо сделалось цвета шинельного сукна.

Снег набросил белые маскировочные халаты на шеренгу голубых елей.

Ветер сметал белую пыль с зубцов кремлевской стены, и казалось, это пороховой дым стелется над твердыней. Кое-где на стене виделись следы камуфляжа: летом там были намалеваны зеленые аллеи, чтобы затруднить ориентировку фашистским летчикам, ввести их в заблуждение.

Казармы Училища имени Верховного Совета РСФСР к этому утру изрядно опустели. Уже немало курсантов отправились на фронт; они героически отражают атаки противника на Волоколамском направлении.

Горстка военных корреспондентов собралась у левого крыла Мавзолея. До войны во время парадов на том месте обычно толпились атташе в своей разномастной форме. Сейчас военных атташе не было, все посольства эвакуировались».

С речью выступил не принимающий (как обычно) парад, а Председатель Государственного Комитета Обороны Сталин.

«В то утро, из разумных требований безопасности, радиотрансляция с Красной площади началась с опозданием – когда Сталин уже заканчивал свою речь. А вся страна услышала его речь в специальной радиозаписи…

Судя по сегодняшнему параду, в казармах Москвы осталось не так много войск. Но на парад вышли курсанты военных училищ, полки дивизии особого назначения имени Дзержинского, Московский флотский экипаж.

А отдельные батальоны были незаметно для противника отведены с фронта во второй эшелон и переброшены в Москву только для участия в параде.

Вслед за частями и подразделениями, прибывшими с фронта, прошагал полк народного ополчения – разношерстное и пестрое войско.

Полушубки, бушлаты, стеганые ватники, бекеши и шинели; иные шинели еще помнили Каховку и Царицын, Касторную и Перекоп…

Сапоги, валенки, ботинки с обмотками…

Шапки-ушанки, буденовки, треухи, картузы, кубанки, папахи…

Винтовки вперемежку с карабинами, мало автоматов и совсем нет противотанковых ружей…

Но именно отсюда, с Красной площади, где каждый камень принадлежит истории, начинается ваш путь в бессмертие. Сыновья и внуки будут гордиться вашим непреклонным мужеством, доблестные красногвардейцы сорок первого года, волонтеры прифронтовой Москвы!»

Путь с Красной площади вел не в казармы, а на позиции – у многих участников парада заплечные вещевые мешки. Что в них? Нехитрый гардероб: сухие портянки, пара чистого белья; запасной патронташ и арсенал: гранаты отдельно, запалы к ним отдельно; холщовая кладовочка с сухарями, пачками пшенного концентрата и банкой консервов;

Позже по площади с железным громыханием везли пушки (что везла машина Ивана Антоновича?). Иные из них казались прибывшими из другой эпохи – «времен Очакова и покоренья Крыма». Наверно то были очень заслуженные пушки, но за выслугой лет им давно пора на музейный покой. И если они дефилировали, то лишь потому, что все боеспособные пушки нужны, до зарезу нужны были на фронте и не могли покинуть своих огневых позиций.

Затем к нашей радости пошли танки, их было много, около двухсот, в том числе немало тяжелых. Танкисты оказались в Москве мимоездом. Накануне самого праздника две танковые бригады выгрузились на задворках вокзалов, на станциях Окружной дороги.

А с Красной площади танки держали путь прямехонько на исходные позиции. И на сей раз танки не спускались мимо Василия Блаженного к набережной, а возле Лобного места сразу сворачивали на Ильинку, площадь Дзержинского и по улице Горького спешили на север и на запад – Ленинградское, Волоколамское и Можайское шоссе.

Евгений Воробьев. Святая святых. От Совинформбюро с. 78 – 84.

7 ноября 1941г. Парад Красной Армии по случаю 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. С Красной площади на Западный фронт.

В БЕДЕ ГОРОД ЛЕНИНА.

Перед 7 ноября 1941 года на Ленинград были сброшены листовки. Написаны они были по-русски. Одна из них гласила: «Жителям Петербурга (немцы отказывались называть город Ленинградом). Примите теплую ванну. Наденьте в честь 7 Ноября свой лучший костюм или самое красивое платье. Приготовьте себе прощальный ужин и насладитесь им. Потом ложитесь в гробы и готовьтесь к приближающемуся концу. 7 ноября будет синим. Синим от наших бомб».

И это были не пустые обещания. Бомбежка в этот день была особо злостной и непрерывной.

«Они умрут от голода» – таков был приговор Гитлера.

8 ноября противник овладел г. Тихвином и перерезал единственную железную дорогу, по которой шли грузы к Ладожскому озеру для снабжения Ленинграда.