Вторая жизнь Дмитрия Панина

– Не имеешь никакого права, раз я не хочу.

– Как я прав не имею, ты мне невеста или кто?

– Ты прекрасно знаешь, что я твоя невеста только для свиданий.

– А ты знаешь, что мне очень жаль, что ты моя невеста только для свиданий.

– Не говори глупостей, а Катерина?

– А где она, Катерина? Что-то я её, с тех пор, как здесь, ни разу не видел. Так что всё, нет у меня никакой Катерины. Забыли.

– Это я виновата. Если бы тогда ты не ввязался в драку…

– Ага, стоял бы и смотрел, как они к тебе вдвоем липнут, а ты отбиваешься. Да этот подонок ещё и смеется: мол была твоя девушка, а стала наша. Ему всё с рук сходит, раз его папашка высоко сидит. Взяточник чёртов. И ведь весь город знает, что он берет, и никто за руку не только не поймал, но и даже не пытался.

– Тетя Тоня письмо написала, кому-то из своих старых друзей, в Москву. Друзей ещё по партизанскому отряду. Описала, что с нами случилось, – сказала Лида. – Я не хотела говорить, чтобы тебя зря не обнадеживать. Может, это сработает.

– Зря она ввязалась, опасный он человек, лучше бы я отсидел, всё равно за драку много не дают.

– Они написали тяжкие телесные и справка есть, что ребро сломано, и сотрясение мозга.

– Да знаю я.

– И какое сотрясение мозга, если он не упал?

– Лида, да там вообще не может быть сотрясения мозга, так как нет мозгов.

Лиде пора было уходить, она встала, кивком головы согласившись с последними словами Толи.

– Лид, ты подумай хорошенько, – сказал Толя, – ну насчет себя и Панина, а если всё же не хочешь за него выходить, то выходи тогда за меня. Я рад буду.

– Всё же, Ушастик, ты не в себе, – сказала Лида.

– В себе, в себе, ты меня знаешь, подумай. Я тебя прошу.

И уже когда Лида была в дверях, Анатолий крикнул:

– Это мой шанс, я не хочу его упустить. И поверь, никогда ни словом не попрекну. Если бы с кем другим, но с Димкой, нет, я попрекать не буду. Клянусь, не буду.

6

Диму знобило. Он прошел в комнату, оглядывая беспорядок в тусклом свете январского утра. На столе стояла пепельница, с точащими из нее окурками, громады бутылок, салютуя своими открытыми горлышками грандиозности произошедшей здесь пьянки, высились на столе и валялись под ним, на полу лежало, напоминая затаившуюся перед прыжком рысь, скомканное рыжее покрывало, но грязной посуды в комнате не было, её перенесли на кухню, где она горой громоздилась в посудной раковине и вокруг, а белый острый осколок одной из тарелок угрожающе торчал из не задвинутого под мойку мусорного ведра.

Вчера, 31 декабря, их группа по приглашению Виолетты встречала новый год у нее в квартире, пока родители её пребывали на даче.

Услышав стук двери туалета, Дима оглянулся и увидел Валеру, волосы на голове торчком, как всегда, взгляд мутный, лицо отекшее.

Валера растянул непослушные губы в улыбке, подходящей к ситуации как зонтик от дождя в солнечный день, и, как обычно, ответил на вопрос Димки раньше, чем тот его задал.

– Меня, я думаю, просто забыли там, в комнате, на ковре, – объяснил он своё пребывание здесь после того, как вся группа уехала часа три назад.

Дима молчал, и Валера, поскреб в затылке, и чуть заискивающе заглянул в глаза другу.

– Можно я выпью крепкого чая? А то что-то…

Валера задумался, прислушиваясь к организму, чтобы точнее охарактеризовать своего похмельное самочувствие, но так ничего и не придумал.

Не было слов в его лексиконе для исчерпывающей характеристики этого отвратного состояния тошноты, недосыпа и отсутствия ориентации в пространстве и времени.

– Только тихо…

Дима сейчас меньше всего хотел, чтобы проснулась Виолетта: ей пришлось бы встретиться с Валерой и читать на его лице, что он прекрасно понимает, что произошло этой ночью.

Самого Дмитрия вид приятеля, всё понимающего, мало смущал.

С чайника сняли свисток, чтобы он не разбудил шумом Ветку, так звал её Валера, и через десять минут пили чай из красивых позолоченных чашек. Сервиз был привезен из Ирана родителями Виолетты.

– Значит, Ветка добилась своего, окрутила тебя, – Валера оживился после чая, взгляд стал осмысленнее, улыбка естественнее, речь ровнее: он походил на возрожденное влагой к жизни ещё недавно погибающее от засухи растение.

– Когда свадьба-то?

– Я ещё не знаю, ничего не решил…

Дима был недоволен расспросами друга и старался интонациями дать это понять. Грубить он не умел.

– Теперь тебе ничего решать и не придется, всё сама решит, то, что от тебя требовалось, ты уже сделал…

Дима повел пальцем, разгоняя лужицу на столе в нечто, напоминающее амебу на картинке в школьных учебниках зоологии.

– На самом деле, – тут Дима вздохнул, – у меня есть девушка… вернее была.

– Кроме Виолетты?

– Ну да… мы с ней…

И внезапно поддавшись порыву, откровенно рассказал другу о себе и Лиде, об их школьной дружбе, событиях августа, и о Лидином неожиданном замужестве.

– Ну ты даешь… А выглядишь ботаник-ботаником… – Валера смотрел совершенно огорошенным. – Но с Лидой уже всё. Ты ей не писал, она вышла замуж, решила, видимо, что у вас несерьезно, ты связался с Веткой, хода обратно нет.

– Знаешь, я не верю, чтобы Лидка, вот так, сойдясь со мной летом, вдруг через полтора месяца вышла замуж за Анатолия, да ещё расписалась с ним в тюрьме, а меня разлюбила, хотя я у нее первый был.

– Но ты исчез, не писал, ничего определенного не сказал.

– Я должен был в себе разобраться, мы ведь уже тогда с Виолой встречались, только что до постели не добрались. Тогда ещё не добрались, – поправился Дима.

– Может быть, она забеременела, и не захотела рожать без мужа?

– Кто?