– А почему одна пришла встречать?
– Придумал дела, боится, наверное, что тебе не понравится.
– Ну, вот еще, раз ты его выбрала, значит, понравится, – испугалась я роли третейского судьи.
– Он замечательный, – сказала Зоя и стала мне его описывать так, как только умела она – тысячи всяких подробностей, отчетливо представляешь внешность, ну, а характер так обрисует – просто ничего общего с реальностью.
Я стала ждать встречи с Виктором – таким рослым, стройным, необыкновенно сильным и влюбленным в мою подругу.
Витя мне понравился, хотя держался он напряженно, как бы стараясь подчеркнуть, что ничего особенного для него нет в том, что такая красивая, умная городская девушка (сам он был деревенский) дружит с ним, а мне казалось, что он сам себе не верит, что ему так подфартило, отсюда и каждоминутное самоутверждение.
Он оказался крепким рослым парнем с чистым симпатичным лицом, голубыми глазами, кудрявым и носатым. Был он на год моложе Зойки, мой ровесник, день рождения у него было в апреле.
Жила Зойка в общежитии на Красноармейской. У них была не коридорная система, как у нас, что очень казенно и уныло, а типа небольших двух и трехкомнатных квартирок, комнаты были проходными, но жили в них по двое, а не по 3—4 человека, как у нас, что сильно облегчало жизнь. Зоя познакомила меня со своими подружками, на праздники часть студенток разъехалась по домам, поэтому были свободные постели, было, где мне спать.
Мы гуляли втроем по городу. Витя уже тогда много знал про Ленинград и служил нам гидом.
Но много мы ходили и вдвоем. Сходили в Эрмитаж. Я посмотрела на знаменитого Давыдова, а третий этаж, где были импрессионисты, был закрыт.
Полюбовавшись на дворец, на паркет и позолоту дверей и стен, мы пошли в Исаакиевский собор, купили по дороге мороженую клубнику, и в соборе она у нас начала таять.
С высоты собора оглядели мы панораму города, спустились вниз, сели в нише рядом с маятником, я достала из сумки и открыла коробочку с тающей ягодой, вздохнула и стала есть руками, протягивая коробочку Зойке.
– Черти, что ты делаешь, – осудила меня Арутюнян и тут же сама принялась быстренько глотать ягоды, воровато оглядываясь по сторонам.
За этим занятием нас засек какой-то молодой мужчина:
– Ай-яй-яй, девушки, это в божьем-то храме, – смеясь, укорил он нас.
Мы стали глотать еще быстрее, стараясь не облить одежду соком, полиэтиленовых пакетов тогда не было.
Клубника мне показалась необыкновенно вкусной.
Вечером 7-го был салют. Мы ходили смотреть его на Неву, стреляли с кораблей, в толпе было плохо видно, но Витя поднял Зойку на руки, и она смотрела поверх голов, а потом и меня поднял, и я тоже увидела, как разноцветные огоньки салюта отражаются и гаснут в Неве.
В Ленинграде было холодно, промозгло, холоднее, чем в Москве.
В Ленинград к Зойке я ездила много раз, пока не вышла замуж, и мне трудно сейчас отличить первые впечатления от последующих.
Вечером сидели за столом, что-то ели, что-то пили. Они пели мне песни:
«Ледорубом бабка, ледорубом Любка…»,
и «а я не пью. Врешь, пьешь…».
Сомлевшая от впечатлений и ходьбы по городу, я клевала носом и рано пошла спать, а Зоя, Витя и еще ребята и девчонки оставались за столом.
Ночью я проснулась, Зойкина кровать была пустой. Я вышла из дверей и увидела Зойку на коленях у Вити. Они сидели на кровати в проходной комнате, обнимались и целовались. И тут же я, как бесшумная тень, мгновенно исчезла, но оказалось, что Витя заметил меня боковым зрением и сказал об этом Зое.
Утром Зоя спросила меня:
– Ты видела нас?
– Случайно, – не стала отпираться я.
– Ты не думай, между нами ничего такого нет. Просто только то, что ты видела.
Он думал, что можно всё, но я сказала – нет.
– Ну и долго вы так протянете? – спросила я, как будто я была умудренная опытом и что-то понимала.
– А что делать? Пока учимся, как жить, на что и где?
Жениться на первом курсе в наше время считалось делом безнадежным, девушка в таком случае оставляла учебу чаще всего навсегда.
Весь день я была задумчива и рассеяна. А Зоя, как мне показалось, была довольна тем, что между нами не осталось недомолвок.
Нужно было ехать в Москву, на носу был коллоквиум по анализу, и я, расцеловавшись с Зоей и Витей на перроне Московского вокзала, села в купе и всю дорогу размышляла на тему, влюбилась ли бы Зойка так, без оглядки, если бы мы были вместе.
– Я бы точно нет, – думала я, глядя в темное окно поезда.
Утром я была в Москве и пошла на занятия на вторую пару.
После ноябрьских праздников из нашего корпуса мальчишек отселили в новый, построенный, и мы зажили попросторнее, по трое в комнате, а весь второй этаж отдали под профилакторий.
В момент великого переселения и создания женского монастыря в корпусе «Г» на базе Московского физико-технического к нам в комнату зашел мальчик с третьего курса, Саша, красивый мальчик с ясным лицом и темными бровями и попросил у нас радио:
– А то комендантша меня не выпускает, а я ей отдам и съеду, а потом куплю и верну вам.
Загипнотизированные его честной внешностью и, зная боевой нрав нашей комендантши, мы с Галей по обоюдному согласию дали ему это пятирублевое радио, хотя Любочка Волковская, третья девушка в нашей комнате, вечером, когда узнала об этом, нас не одобрила.
И она оказалась права, прошел месяц, второй, а о радио не было и помину. Мы встречались с Сашкой в столовой, напоминали ему об этом, он обещал купить, – и всё зря. Один раз мы даже сходили к нему в общежитие, он клялся, что купит, просто сейчас денег нет.
– Одолжите мне деньги, я куплю и принесу вам.
– А потом мы за деньгами будем три месяца ходить? – насмешливо заметила я, – какой нам в этом смысл?
Сашка вздохнул и сказал:
– Нет, деньги я здорово быстро возвращаю.
Но однажды нам с Галкой повезло:
Дело было уже весной, и мы шли из столовой и увидели Сашку, сидящего на лавочке возле корпуса с девочкой. Мы поколебались, но решили всё-таки не упускать такой случай, подошли и Галка сказала нараспев:
– Ну, Саша, когда же, наконец, ты вернешь нам радио.
Наш должник смутился, густо покраснел, и мы быстро отошли, решив, что переборщили, так оконфузив его перед подружкой. Зато подействовало, через день он принес нам репродуктор. Но история на этом не закончилась. На четвертом курсе, ближе к весне, я прогуливала занятия и тихо спала в нашей комнате, когда кто-то постучал: