Анемоия

Николь была на работе, а Вирджиния сидела в своей комнате. Все как обычно. Отца уже давно никто не встречает у двери и не обнимает после рабочего дня, как это было еще несколько лет назад. Он скучал по тем временам, когда дочь ждала его с работы и бежала с распростертыми объятиями с кухни, с которой доносился аромат вкусного ужина, приготовленный его любимой Николь. Ви одним прыжком бросалась в охапку отца и прижималась к нему так, словно его не было дома целую вечность. Жена подходила следом и чмокала его в щеку, даря свою теплую улыбку. Все это осталось в воспоминании Бернарда, он понимал, что больше такому не суждено случиться.

Бернард снял обувь и прошел к двери, которая вела в комнату Вирджинии. Он сжимал книгу за спиной и, достав тик-так, съел пару штук, чтобы хоть как-то перебить запах пива. На двери красовался листок, на котором было четко выведено: «БЕЗ СТУКА НЕ ВХОДИТЬ» Бернард прокашлялся и постучал в дверь. После нескольких секунд тишины раздался голос дочери:

– Входи!

Отец подул на вспотевшие от волнения ладони и осторожно приоткрыл дверь.

– Привет, – поздоровался он с дочерью, – я тебе кое-что принес.

Вирджиния оторвалась от своей книги и без особого интереса посмотрела в сторону отца. Снова проснулось чувство жалости к отцу, которое она ненавидела. Жалость – самое ужасное чувство, тем более, если чувствуешь это к своей родне. Она не хотела его обижать и прогонять из комнаты, но она лишь ответила:

– Лучше бы ты принес зарплату и не мне, а маме. Снова будет ругаться весь вечер, меня даже наушники не спасают от ваших криков.

Бернард нахмурился, он понимал, что было неправильно выяснять отношения с женой в присутствии дочери, но супруги уже не могли сдерживаться и ругались каждый вечер.

– Я зашел по пути в книжный, – начал он, – надеюсь, тебе понравится.

Вирджиния отложила в сторону книгу на корешке которой было написано «Мастер и Маргарита» и протянула руку. Бернард не заставил себя ждать и отдал книгу, завернутую в подарочную упаковку. Дочь осторожно развернула подарок и взяла в руки роман.

– Если бы ты хоть немного интересовался мной, то точно бы знал, что я не люблю такие романы. Я уже давно не читаю ничего, кроме русской классики и Гарри Поттера, отец, – Вирджиния поставила книгу на полку и вернулась на свое место, намереваясь читать дальше.

– Извини, я хотел…

– Обед на плите, – перебила его Вирджиния, – извини, но я не хочу с тобой разговаривать, от тебя пахнет алкоголем. Мама не оценит. Сходи в душ.

– Дочь, – выдохнул тяжело Бернард, – я тебя люблю, а ты что делаешь?

Вирджиния приподняла книгу, чтобы отец не увидел, как она раздраженно закатывает глаза на излюбленную фразу Бернарда. Она решила ничего не отвечать ему, чтобы отец скорее покинул комнату.

Бернард понял, что она не хочет продолжать разговор и вышел из комнаты с неприятным осадком на душе. Приняв душ, мужчина пообедал и ждал Николь, которая с минуты на минуту придет домой и устроит ему истерику по поводу его увольнения.

– И как ты собираешься выплачивать кредит?

Женщина сидела за столом безразлично разглядывая своего супруга. Седина на его висках прибавляла к возрасту еще лет пять. Потухшие глаза, в которые она была когда-то влюблена, украшали темные круги. Она отвела взгляд от супруга, чтобы не разрыдаться от нахлынувших эмоций.

– Николь, я найду работу, найду способ содержать вас!

– Вирджинии нужно оплачивать обучение! Ты хочешь, чтобы она осталась недоученной? Она только закончила первый курс, понимаешь ты это или нет? Моей зарплаты едва хватит, чтобы оплатить счета и заплатить кредит, а на что мы будем жить, Бернард?

Находясь в своей комнате, Вирджиния сделала музыку в наушниках громче, чтобы не слышать сорванный голос матери. Для девушки это было уже обыденно – каждый вечер слушать музыку на полной громкости.

Глава 3

Марсель. Наше время

Вирджиния совершенно не помнила, как дошла до входной двери своего дома. Она представляла свой завтрашний день, как придет в своем любимом деловом костюме: строгой юбке, белой легкой блузке и в пиджаке. Наденет черные лодочки, заберет волосы в тугой пучок и будет осваивать должность администратора отеля. И не просто отеля, она станет частью сети Хилтон.

В колледже им преподавали самые азы и клише диалогов с гостями, психологические приемы для сглаживания конфликтных ситуаций, правила приема и обслуживания гостей в процессе проживания.

Вирджиния успела отработать теоретические знания на практике всего один раз в придорожном мотеле летом, когда решила подзаработать денег на новую обновку для себя и матери. В том мотеле особенно не слушали ее вежливые и длинные речи об услугах. Замученным дальнобойщикам хотелось лишь поспать, поесть и вызвать девушку на вечер, после – продолжить свой путь.

В заведении всегда пахло пивом, потом и дешевыми сигаретами. Интеллигентов там не встретить, что довольно огорчало, ведь бестактные мужчины то и дело внаглую приглашали в номер явно не чаю попить, а некоторые тянули грязные руки через стойку регистрации, пытаясь ухватиться за запястье или того хуже. Поэтому Вирджиния была уверена, что работа в элитном отеле покажется сказкой.

Девушка открыла входную дверь, с наслаждением сняла свои неудобные туфли и прошла в сторону кухни, но, услышав, как ее мама с кем-то разговаривает, остановилась и решила пойти в комнату, чтобы не мешать и не отвлекать ее, но что-то заставило ее задержаться и прислушаться к разговору. Мама странно хихикала и говорила томным голосом по телефону явно не с подружкой.

– Да, я тоже… Да. Что? – снова хихиканье. – Ну, посмотрим, так ли все на самом деле, как ты говоришь.

Вирджинии стало не по себе от того, что она подслушивает разговор матери, нарушая ее личное пространство. В конце концов, она имела право быть счастливой. Девушка вышла в прихожую и постаралась погромче хлопнуть входной дверью, чтобы мать точно услышала, что ее дочь вернулась домой.

– Мам, я дома!

Услышав шаги в свою сторону, Вирджиния натянула улыбку и встретилась с маминым взглядом. Женщина скрывала смешинки в глазах, смешанные со страхом и смятением.

– Привет, я не ждала тебя так рано… – ответила она. – Обед ещё не готов.

Вирджиния прошла в комнату, мимолетно обнимая мать. Поставила маленький букет лаванды в вазочку и села на кровать. Женщина прошла следом.

– Ну, так что, успешно? – тихо спросила она.

Вирджиния одобрительно кивнула и с победой улыбкой посмотрела на свою мать. Слова были лишними в этот момент, потому что Николь надеялась не меньше дочери, что эта работа облегчит им жизнь.

Мама тепло улыбнулась дочери и обняла. В тишине они просидели недолго.

Николь быстро встала и, смахнув подступившие слезинки, проговорила:

– Пошли готовить тортик? Нам есть что отпраздновать.

– Да, только переоденусь в более комфортную одежду и приду, – ответила Вирджиния. Николь не стала задерживаться и вышла из комнаты. Девушка сняла форму и надела домашние шорты с майкой, на которой был вышит плюшевый мишка. Завязав волосы в небрежный пучок, она вышла из комнаты и направилась на кухню, где мама достала все необходимое для медовика. Ее любимого торта.

Остаток дня они провели за нейтральными беседами, а вечером пили чай с медовым тортом, который старательно готовили вместе.

Мозг Вирджинии отказывался воспринимать то, что у ее мамы кто-то есть. Девушка не могла понять, как ее мать смогла так быстро восстановиться после абьюзивных отношений с бывшим мужем, отцом Вирджинии, и была готова погрузиться в омут новых знакомств. Но в то же время девушка понимала, что мама имеет право быть счастливой, искать себе спутника для жизни. Вирджиния осознавала, что когда-нибудь у нее начнется своя жизнь, и она не сможет постоянно быть с мамой. Оставлять ее одну – как минимум несправедливо по отношению к ней.

Вирджиния наблюдала, как ее мать поправляет непослушные пряди волос, которые падали ей на лицо. Дочь унаследовала такие же непослушные светлые волосы. Николь старательно избегала зрительного контакта. Вирджинии уже начало казаться, что она забыла, какого цвета глаза у матери.

– Мам?

Николь перевела задумчивый взгляд от окна и посмотрела на дочь. Осенний луч солнца ласково коснулся ее глаз, превращая их из темно-карих в медовые, почти янтарного оттенка с темным ободком, который опоясывал радужку. Женщина нервно заправила светлые пряди за уши и уже вопросительно взглянула на дочь.

– Ты же не стала бы скрывать от меня что-то, ведь так? – осторожно спросила Вирджиния, не отрывая проницательного взгляда от матери.

Николь виновато опустила взгляд, начав рассматривать свои руки и катая шарик из хлебных крошек, лежавших на столе, и молчала.

Вирджиния терпеливо ждала, ощущая, как в ее груди защемило сердце. Неужели ее мать настолько не доверяет ей? Неужели она не скажет ей правду?

– Знаешь, детка… – прошептала наконец Николь, – после смерти твоего папы я долго думала о том, как мы жили все то время, пока он был жив. Думала о постоянных срывах, о его проблемах, которые отражались на нашей семье.

Вирджиния молчала. Мысли об отце не вызывали у нее никаких эмоций. Ни скорби, ни сожаления. Его словно никогда и не существовало для нее. Казалось, будто ее мать говорит о каком-то человеке, которого Вирджиния никогда не знала.