Везут житейский воз, а мамы … где-то…
Нет ничего страшнее этих слов —
Таинственно-пугающих – как где-то…
Не к ним ребенок должен быть готов.
Он был рожден для счастья и для света!
Сегодня мама где-то в забытьи…
Везде лежит немытая посуда…
Малыш пытался кашу наскрести,
Ведь для него и каша в доме – чудо…
Вчера явилось где-то вечерком
В лице мужчин и женщин неумытых.
Притих малыш за бабкиным шкафом…
Осталась дверь входная не закрыта.
Рыдает за окном холодный дождь,
И ветер рвет листву нещадно где-то.
И пес бездомный, что на тень похож,
Вошел,дрожа, узрев полоску света…
Пробрался сквозь лежащие тела,
Сквозь вонь и чад прогорклый сигаретный.
И взял горбушку хлеба не спеша,
Что завалялась меж посуды где-то.
И тонкий одинокий огурец
Пах рыбою соленой почему-то,
Но пес к нему утратил интерес,
Услышав детский плач за шкафом где-то.
«Ав-ав! Ав-ав!» – как «мама» малышу,
Несет победно хлебную добычу.
Припал малыш к собачьему плечу…
Как хорошо, что двери не закрыты!
…И где-то есть на свете далеко
Тот райский уголок для малой крохи,
Где бог живет и солнце высоко,
Где жизнь без слез и позабыты вздохи…
Грохочет жизнь, жерновами ворочая…
Грохочет жизнь, жерновами ворочая.
Событий вороны черные каркают!
А всё, что доброе, – в ящике «прочее».
И все, кто живы, – не дышат, а кашляют.
Заполнен мир пестротой обезличенной.
И люди слабые слепнут и падают.
А те, что сильные, видно, двужильные.
Они успешные. Хапают! Хапают!
И в этом хаосе – визг Какофонии.
Ей вскрыть нутро – как махнуть нежной ручкою!
Она идет среди страшной агонии —
Такою модною, яркою штучкою!
Попался вдруг человек ей особенный.
Он слеп и глух, он немой от рождения.
Она его зажимает ладонями,
Но для него это лишь дуновение!