Русский синдром

А потом ансамбль в институте, и у меня своя электронная гитара. Там тоже организовали ансамбль, и даже получили в награду профессионального музыкального руководителя, который с нами готовил репертуар.

Умея играть на пианино и гитаре, я уже считал, что в армии, я не пропаду. Меня забрали после института, военной кафедры у нас не было, и пошел солдатом.

Зрение мне испортили заранее. В «Оптике» перепутали диоптрии -1,0 и -10. Они не увидели маленькой запятой. Я очки одел, и по настоянию родителей, в них несколько дней походил. Потом я заявил, что ничего в них не вижу. Но было поздно, зрение -1 с прогрессировало до -3.

Сборный пункт новобранцев и «покупателей». Кто-то, где-то договариваются между собой, как базаре. Вот уже где-то узнали, что можно попасть в Москву, в кремлевские войска. Все мы бросились к тому нереальному счастливому билету, но кто-то просто решил кинуть приманку, а на самом деле, все было пусто.

Потом какой-то лейтенант Магомедов из Кизляра услышал, что я с кем–то беседовал о музыке, вдруг предлагает идти к ним в батальон. Им нужен хороший музыкант.

Был ансамбль, но все ушли на «дембель». Надо набрать ансамбль, и он это предлагает сделать, в подчиненной ему роте. Я так не спросил, что это за батальон, и какие это войска.

Пошел на оформление, там сидел какой-то майор с красноватым лицом любителя приложиться к рюмке, другой. Он спросил, какая у меня специальность после окончания института. Я ответил, что я физик. Он сразу заржал, что буду служить по свой специальности. Я спросил, это наверное секретные станции и космические войска,? А он без промедления выцедил.

« Ха-Ха-Ха! Будешь заниматься ФИЗИЧЕСКИМ трудом. Ха-ха-ха!»

Сказ 9. На троих

Значит, я поеду служить в Дагестан, в славный городишко Кизляр? Это потом он прославился в Чеченской войне. А сейчас это безвестный провинциальный город, с поголовно славянским населением, и небольшими кучками дагестанцев и других кавказцев.

Погрузили нас в почти плацкартные вагоны с третьими полками для вещей, куда мы с Октаем и поселились, купив бутылочку жигулевского пива на двоих.

С Октаем мы познакомились перед посадкой на поезд. Я увидел, уже обритого под ноль азербайджанца, с которого не смогли сбрить его умное выражение лица с красивыми темными восточными глазами.

. Он тоже, как и я, отправлен служить после окончания высшего учебного заведения. У него, как и у меня, в институте не было военной кафедры. Он рассказал, что закончил театральный институт по специальности режиссер. Вот с этим новоиспеченным режиссером я и познакомился.

Он прекрасно владел русским языком, и был родом из интеллигентной театральной семьи. Когда я спросил у него, почему его такие известные родители не дали кому-то взятку, чтобы их сын остался в семье. Он задал мне встречный вопрос, а почему мой папа, занимающий высокую должность на военном морском заводе не сделал тоже самое. На том и порешили, что наши родители отправили нас в солдаты, чтобы воспитать мужчин. Воспитание началось, как только поезд начал движение.

Но до этого к нам подошли женщина и мужчина, и попросили, чтобы я и Октай присмотрели за их сыном, и взяли его в свою компанию. Они увидели, что мы интеллигентные ребята, а сын их может сбежать с поезда, настолько он не хочет идти служить в армию.

Мы его тоже забрали к себе на третью полку, и разделили 0.5 литровую бутылку жигулевского пива уже на троих. Поезд двинулся в последний путь от гражданской жизни к воинскому долгу перед Родиной СССР.

Нас быстро укачало. Но когда я среди ночи проснулся, внизу под нами творилось что-то невообразимое. Там пили водку, курили анашу, дрались, ругались, били все стеклянные предметы, что попадались под руку.

Нашего третьего попутчика с нами уже не было. Я пошел его искать. Поезд шел без остановок, он вез новое пополнение во всех вагонах. Целый состав молодых 17 летних людей, которым надо жить, создавать семью, растить детей, но их отрывают от всего, и везут на два активных года учиться забыть любимых, забыть семью, и отдавать долг какому-то мифическому призраку.

Сказ 10. Отслужу как надо?

Год в армии пролетел медленно, с перерывами на глупости и отсидками на батальонной гаупвахте. Я стал глупее, чем был, хотя, так как я после института, то получил кличку – «профессор». Кто, что увидят на небе, сразу ко мне обращались с разъяснением, что там летает. А летало много, так как там относительно недалеко был один из наших космодромов – Капустин Яр. В то время был рассвет запусков всяких спутников – и военных и мирных. Поэтому взлетали и взлетали ракеты в небо, и были видны горящие круги, шары и прочее во время этих взлетов, когда они уже достаточно высоко поднимались, отрываясь от стартовой площадки.

Дедовщину я не почувствовал – я уходил через год уже с отслужившими первый год. Но уважали не за это, а опять за музыку.

Приехав в батальон, меня сразу перехватили от этого командира роты Магомедова, который хотел сделать хороший эстрадный ансамбль у себя. Зам. полит. по фамилии Сысоев предложили создать новый ансамбль на уровне всего батальона.

Мы подготовили программу, и уже к Новому году выступили с концертом. Я играл на клавишах, но на мне еще висела электронная гитара, на которой я иногда выдавал сольные рифы с сильным громким звуком.

Ансамбль стал настолько интересным, что в один прекрасный момент нам был куплен новый инструментально – звуковой комплект.

Мы процветали, и даже на конкурс военной песни в Волгограде, куда нас отправили из Кизляра, моя песня «Как статуя стояла Мать» отмечена Дипломом за первое место.

Генералы в жюри этого конкурса говорили – «у нас мурашки бегали по спине, поэтому дали первое место». Мы подружились всем ансамблем, и достаточно долго переписывались друг с другом после армии.

После прихода из армии домой я достаточно плохо разъяснялся на русском – литературном, все время, опуская ненормативную лексику, на которой шло годичное общение во время «отдачи своего долга» стране. Постепенно мышление восстановилось, и я вернулся к своей работе в обсерватории на поприще астрофизики.

Сказ 11. Летящий Мамед

Жизнь в обсерватории забила ключом. Приезжали мы из Баку в понедельник. Нам было выделено два автобуса. Один плохой одно дверный и старый, с шофером Мамедом – имеющий те- же характеристики, что и его автобус. Шел он до обсерватории аж 4 часа. Туда должны были садиться все младшие научные сотрудники без степеней.

И второй автобус – более комфортный с двумя дверьми – ПАЗик, где ехали кандидаты наук и другие уважаемые лица. Он доходил до обсерватории всего за 3 часа.

Также и обратно, по той – же градации, каждый обязан соблюдать субординацию –защитил диссертацию, получил звание серьезное – кандидат в науку, пожалуй в хороший автобус. Это уже не русский синдром.

Мамед, все-же, попал с нами в серьезную аварию. Его какой-то встречный автомобиль, может даже грузовик, стукнул куда-то. Мамед от испугу свернул с трассы и, не сбавляя скорости, вылетел на очень ухабистый пустырь. Он кричал, но почему-то скорость не сбавлял. Забыл в замешательстве, наверное. Перелетев через десяти-метровую яму, он грохнулся с размаху на задние колеса. Сиденья все были оторваны, люди покалечены, сам Мамед сильно ударился грудью об руль. Но автобус остановился.

Стоны крики, плачи. Меньше всего были покалечены мы с моим старшим другом – Юрием Рустамовым, хотя подлетали к потолку автобуса и несколько раз бились головой. Но когда дело стало совсем опасным, Юра предложил схватиться за впереди стоящие сиденья, и они нас кое-как удерживали, хотя на глазах сиденья уже отрывались от пола. Но мы встали на ноги, крепко держались и взлетали, взлетали, взлетали.

Побитые, но без переломов, выскочили, и побежали к трассе, чтобы как-то сообщить о случившемся, и остановить машины, чтобы отвезти раненых в больницу. Нам это удалось, и все были уже у медиков.

Больше в этот автобус с летящим Мамедом, я старался не садиться. Тем более, уже после получения звания кандидата наук, да еще и старшего научного сотрудника, я на законных основаниях торжественно перешел в автобус научных корифеев.

Там был более молодой и подготовленный шофер, и мы без приключений добирались до своего места работы и обратно, уже в пятницу. К вечеру все были дома, и можно в субботу и воскресенье отдыхать, веселиться и даже немного поиграть на пианино. Это была вся моя музыкальная деятельность в течение почти 10 лет работы в обсерватории.

Сказ 12. Крым мой

Когда я стал писать диссертацию в Крымской астрофизической обсерватории, тут уже мое музыкальное музицирование расцвело и расширилось. Постоянно молодежь обсерватории устраивало какие-то капустники, дни астрономов и прочие посиделки.

Я со своим умением играть на пианино, стал востребован, и проводил даже небольшие сольные выступления из своих сочиненных композиций. Особенно, у меня хорошо получалось музицирование известных песен разных народов. Все это имело успех в хорошо проведенном свободном, от научной деятельности, времени. В общем, физик и лирик в одном лице.

Даже руководитель моей диссертации предложил и на своей защите на звание кандидата наук, сыграть музыкальный образ моих исследуемых переменных звезд. Это я сделал в Эстонии, в Тарту в Институте астрофизики при Тартуском университете.

Это была единственная диссертация, когда докладчику аплодировал Ученый совет. Эстонские профессора тогда были самый цвет науки (по мнению европейского научного истеблишмента), и Тартуский университет котировался очень высоко.

Вот туда меня и отправил мой научный руководитель, чтобы я высоко был оценен Высоким Советом. А я сел за рояль, и сыграл почти импровизацию на тему своей диссертации. Конечно, до этого нудно проговорил свои научные изыски. Это была предварительная защита.

На следующий день мне задали 15 вопросов, и я с честью на них ответил. Все помнили вчерашнее выступление на рояле, и кто-то предложил представить меня на звание доктора физ.– мат. наук. Может, всем было приятно вспомнить, что они, чуть ли не стоя аплодировали молодому ученому после окончания исполнения, одноименной с диссертацией, композиции? А может, усмотрели какие-то выдающиеся выводы, опережающие современную науку?

А я там сделал такие выводы, что уже на стадии молодых звезд, из моих наблюдений и анализа компиляции многочисленных наблюдений за 80 лет, могут существовать протопланетные системы. Сейчас это через 30 лет является пиком наблюдательной астрономии. Открываются сплошь и рядом экзо-планеты у многих звезд. Это получилось с помощью еще бОльших телескопов, которые смогли это обнаружить.

Закончив с своими формальностями по защите, а мне при голосовании, при нескольких воздержавщихся, пока предложили еще рассчитать оболочки таких звезд. Что-то надо было этим эстонцам мне свое хорошее подложить!

Сейчас я понимаю, что вся теоретическая астрофизика уже не может базироваться на достаточно хрупких плечах старых корифеев. И если звезды – это не то что мы о них думаем, то и оболочки их тоже что-то запредельное. Об этом я много писал в других своих книгах, пришел к выводу, что скоро многие знания будут настолько сильно перевернуты, что мир станет совсем другим, по крайней мере, в нашем его понимании.

Сказ 13. Играем, играем, играем

А дальше что? Все равно, инерция мышления создает сложности перехода к новым парадигмам в науке. Наука ничего не хочет слышать об альтернативных новых знаниях, которые буквально выскочили в период расцвета блогерского информационного бизнеса.

Чего только не говорят новые глашатаи с экранов гаджетов. Если это все собрать в единый комок, то получается достаточно неразборчивая картина устройства нашего с вами мира.

Попробуем немного пофантазировать, что большинство новейших информационных взбросов уже преподают в школах и даже в высших учебных заведениях. Вот заходит учитель новой формации – это достаточно современный человек с лексиконом ведущего развязной радиопередачи какой-нибудь –NO 100 Fm. И вещает своим ученикам