Навия. Возвращение

– Вы умерли? – напрямик спросил он довольных братьев.

Те сперва обомлели, а потом от души расхохотались. Потом Креслав пробасил в ответ:

– Мы-то живы, а вот ты, друже Орлик… Даже оплакать тебя девкам пришлось, как полагается. Ведь уже ровно седмица миновала, как твой Балабан вернулся в город весь в пене, с диким взглядом и без седока.

– В город? В какой город? – приподнялся на локтях Орлик.

– Да в Кречет, в какой же еще? – изумились братья, и улыбки их начали постепенно гаснуть.

– А мой отец? Братья? Дея? Они тоже в городе?

– Да как сказать, – пожал плечами Возгарь, и у Орлика оборвалось сердце. – С тех пор, как ты пропал, их дома застать трудновато. Ищут они тебя. Сначала на конях все дороги и тропы объехали, теперь с одним посохом бродят по буреломам и оврагам. Вот и мы с братом вышли из дома вчера до света и бродили весь день. А потом, как солнце ушло с неба, мы того, заплутали немного. Забрели в топь и решили, чтобы впотьмах не увязнуть, заночевать в лесу. Костер развели, но проголодались – страсть, – пожаловался он совсем по-детски. – Грибы рано сошли в эту осень.

– Отчего же не поохотились на кого? – спросил Орлик, приметив краем глаза любопытного зайчишку, который таращился на них из-за ближайшей сосны.

Братья снова изумленно уставились на него, хотя у каждого на поясе, как положено, и кинжал висел, и топорик. А Орлик и забыл уже, что когда-то его народ никого не убивал…

– В общем, проснулись мы на рассвете от птичьего грая, – перехватил нить рассказа Креслав. – Глаза протерли, огляделись и приметили, что целая туча птиц кружится недалече от нас прямо над болотом. Я сразу все смекнул и сказал брату: «Укрепимся духом, а потом пойдем и соберем то, что еще осталось от нашего Орлика». Но, добравшись до места, увидели, что хоть и лежишь ты недвижим, на полянке посреди самой топи, но птицы не смеют к тебе прикоснуться, а значит, чувствуют в тебе искру жизни. Ну, мы тут же сплели носилки из веток, подхватили тебя и поспешили назад в Кречет. И донесем тебя, друже, ты даже не думай!

Возгарь при этих словах слегка закручинился и потер свои тонкие, как у девицы, запястья – пройденный с Орликом путь дался братьям нелегко.

– Я сам пойду, – заверил братьев юноша и сел, опираясь руками о жухлую, колкую траву. – Я не ранен и не болен.

– Но ты, должно быть, умираешь с голоду? – прогудел Креслав. – Что ты ел столько дней в лесу?

– Я не помню. Но силы не оставили меня.

Сказав это, Орлик довольно ловко поднялся на ноги. Братья тут же подставили ему свои несуразно костлявые, но крепкие плечи. И вот так втроем они снова побрели через лесную чащу. Креслав, как обычно, путался в собственных ногах, так что порой Орлик не до конца понимал, кто кого тащит.

Солнце уже стояло в зените и припекало даже сквозь листву, когда они наконец вышли на дорогу. Орлик невольно вздрогнул и заскрипел зубами от гнева: именно эта дорога вела в соседний град Скоручей, вероломно напавший на Кречет. Но было ли нападение на самом деле? Неужто все случившееся причудилось ему в долгом сне, привиделось в забытьи после падения с коня? Орлик слышал, что некоторые сны способны свести с ума, ибо открывают перед спящим врата в неведомые и опасные человеку миры. Может, и с ним случилось подобное?

– Не по этой ли дороге я ехал, когда вдруг исчез и не вернулся? – спросил он.

– По этой, как раз по этой, – согласно закивали братья. – Ты ведь поехал в Скоручей, чтобы пригласить тамошних старейшин на праздник Вересень, но у соседей так и не объявился.

В его странном сне соседи напали, когда уже выпал первый снег. Но вдруг сон был предупреждением и их злоба и коварство зреют уже сейчас? Не подстроили ли обитатели Скоручея ему какую-то ловушку? Бессмысленно гадать.

Чуточку передохнув, пошли дальше по хорошо утрамбованной земле. Но идти стало не легче – силы всех троих были на исходе. Вдруг позади за изгибом дороги отчетливо послышался перестук копыт, и птицы озадаченно примолкли. Орлик напрягся, опасаясь любой беды со стороны проклятого Скоручея, но братья без всякого страха, скорее, с радостной надеждой поворотились, ожидая появления всадника.

Ладный буланый конь в богатой упряжи вылетел из-за поворота и в два счета оказался рядом с ними. Орлик узнал всадника – самого молодого старейшину Скоручея, статного рыжеволосого Данияра. Конечно, Орлик уже понял, что никаких прежних способностей у него не осталось, но все равно попытался: мысленно приказал всаднику рухнуть с коня. Данияр, само собой, и не шелохнулся, зато вскричал радостно:

– Да неужели вам удалось отыскать его живым? Ты ли это, Орлик, или порождение болотных духов?

Орлик промолчал, тяжело дыша от ненависти.

– Подсадите его на моего коня! – скомандовал Дани-яр. – Клянусь, что не отберу вашей славы, братья, хоть вам и придется топать в Кречет пешком. Но зато вас и встретят, как героев!

Орлик с ужасом понял, что его ждет поездка в компании Данияра. Хотел отказаться, убежать в лес – да какое там. Уставшие братья с радостью подхватили его с двух сторон, усадили позади старейшины, и конь нетерпеливо припустил вперед. Братья немедленно положили руки друг другу на плечи, затянули песню и зашагали следом.

Всю дорогу Орлик думал о своем странном сне, прикидывал так и этак. По пути они встретили еще пару конных из Скоручея, которым Данияр велел возвращаться домой и объявить там, что сын старейшины Владдуха найден живым. Орлик видел искреннюю радость на лицах соседей, но все еще не мог поверить до конца и жег гневным взглядом спину рыжеволосого красавца.

Но он забыл о ненависти, когда увидел впереди стены Кречета, целые, не пробитые и не обугленные, какими они были, когда он с кучкой выживших покидал город. Едва въехали в Кречет, немедленно вокруг образовалась толпа, в основном девицы и дети. С теплом в груди узнал он среди них мальчишку Видана, вопящего от радости и без остановки прыгающего на месте, но тут же и о нем забыл, ища в толпе самое желанное лицо. Искал – и не находил.

Гомонящая толпа вдруг расступилась, и, тяжело опираясь на палку, к коню приблизился средний брат Орлика Лан. Выронив свою подпорку, протянул руки и стянул его с коня, со всей недюжинной силой прижал к груди:

– Живой, брат! А мы уж почти потеряли надежду.

– А где отец с братом? – тут же спросил его Орлик. – А Дея?

Лан в ответ присвистнул:

– Да где же им быть, как не в лесу? Решили искать тебя, пока хоть косточка какая не отыщется. Дея и вовсе улизнула в лес до рассвета, чтобы не остановили. Я и сам был бы с ними, когда б не повредил намедни ногу, провалившись в старую медвежью берлогу. Повезло хоть, что хозяина не было дома. А теперь и не вернуть их до захода солнца. Хотя нет, знаю один способ!

И воодушевленный Лан проводил брата домой, велел следовавшим за ними веселой гурьбой девушкам накормить Орлика и позаботиться о нем, а сам умчался, даже про подпорку свою забыл. Скоро Орлик понял, что задумал брат, никогда прежде не отличавшийся сообразительностью: вдруг издали от южной городской стены донесся мощный хор совсем юных, полудетских голосов. Это Лан собрал всех мальчишек Кречета и теперь вместе с ними во всю мощь легких распевал на стене самую радостную песню, которой обычно приветствовали появление на свет новорожденного. Песнь летела над лесом и несла на своих крыльях счастливую весть, призывая всех ищущих поскорее вернуться домой.

Так и вышло. Скоро из леса прямо в дом старейшины повалил народ, чтобы собственными глазами повидать того, на чье возвращение уже почти потеряли надежду. Орлик поначалу отвечал как мог на нетерпеливые расспросы, но потом сделал вид, будто ослаб и хочет спать, потому что ответов на большинство вопросов у него не было, да к тому же волновало то, что Деи до сих пор нет рядом. Он закрыл глаза, и его оставили в покое. Но спать Орлик не мог и не собирался.

Наконец раздались легкие шаги, и сердце его едва не выскочило из груди от радости. Орлик и глаз открыть не успел, как Дея осыпала его лицо поцелуями. Он крепко сжал девушку в объятиях.

– Орлик, любимый, ты вернулся!

«Как ты и просила», – едва не ответил он, но поймал слова на кончике языка. Ведь перед ним снова была его Дея-девчонка, у которой в пушистых косах запутались цветы репейника, а не Дея-мать и чужая жена, оставленная им на башне. Прежняя веселая Дея, от которой пахло осенним лесом, пряной листвой и горькими ягодами.

– Где же ты пропадал все эти дни, родной? – не замедлила с вопросом девушка. – Ровно седмица прошла, как испуганный Балабан примчался домой без тебя. Волки обычно приходят по первому снегу, неужели в этот год появились раньше? Да и когда твой Балабан боялся волков?

– Не знаю, Дея, и не спрашивай меня. Братья Креслав и Возгарь отыскали меня на островке посреди топи, но как я забрел туда, мне неведомо.

– Чудно и то, как ты выглядишь, – продолжала девушка, все больше волнуясь. – Помнишь, как прошлым летом заблудилась на болотах старая Душана, отправившись по ягоды? Ее успели найти живой, но она ослабела от голода, вся почернела и распухла от укусов насекомых. А ты ничуть не изменился, и одежда на тебе не слишком изорвалась. Орлик, я боюсь…

– Чего, любимая?

– Вдруг, как говорила мне Душана, тебя заманила шишимора болотная или водяница из омута, чтобы взять в мужья? Или какой аука зазвал в чащу как жениха для своих уродливых дочерей? Они ведь не отпускают тех, кого сумели заполучить, разве что на время! А что, если они снова уведут тебя от меня?

Тут Дея всплеснула руками и, зарыдав, обвила Орлика руками, приникла к нему, прижалась так, как никогда себе – и ему – прежде не позволяла. Он выждал немного – уж больно сладко было обнимать любимую, – а потом сказал:

– Глупости, Дея. Я не верю в эти старушечьи сказки, к тому же при мне были мои родовые обереги. Лучше скажи, не могли ли жители Скоручея напасть на меня или устроить засаду.

Девушка уставилась на него с таким испугом и изумлением, словно он заговорил на незнакомом языке или начал утверждать, что он – не Орлик.

– О чем ты говоришь, любимый? Зачем на тебя нападать нашим ближайшим соседям, с которыми мы всегда жили в мире и согласии? Когда вернулся Балабан, твой отец и братья первым делом поскакали туда, спросить, не известно ли им что. Скоручейцы ничего не знали, но все эти дни помогали нам тебя искать. А еще знаешь, что я тебе скажу?..

Дея интригующе замолчала, слезы ее давно высохли, теперь на лице играла лукавая и радостная улыбка. Орлик не мог оторвать от нее взгляда, не сразу и спохватился:

– Скажи.

– Это насчет дочери старейшины Хотомира Лепавы. Ей ведь никак не удавалось встретить парня по душе, а выходить замуж без любви она конечно же не желала. Мы с другими девушками жалели ее, ведь она уже не слишком молода. Но теперь у Лепавы, сдается мне, будет не только старейшина-отец, но и старейшина-муж.

– Кто же это? – заволновался Орлик, почему-то сразу подумав, что из всех старейшин Кречета вдовым был только отец. Да нет, быть не может…