После финала

«Эта чертова собака лаяла целый час!»

На самом деле нас совсем не заботила соседская собака. Какой-то час неудобства никак не мог омрачить нашу тогдашнюю счастливую жизнь. Но последние шесть месяцев внесли в нее свои горькие коррективы.

– Ваша закуска, сэр.

Отложив телефон, я перекладываю ноутбук на соседнее свободное кресло. Стюардесса ждет, пока я освобожу столик.

– Прошу прощения.

– Нет проблем. Может быть, вина к ужину?

– Красного, если можно.

Если бы не Дилан, Пипа по-прежнему работала бы на трансатлантических линиях. Наливала бы вино уставшим фирмачам из бизнес-класса и поправляла макияж в середине полета. Она скучала по своей работе, по большим лайнерам и долгим перелетам, но никогда не жаловалась.

– Для Дилана лучше, когда я на ближних рейсах, – говорила она.

Теперь кажется, что она никогда не работала, что все свое время она проводила в больничной палате.

Я завидую Пипе – она постоянно рядом с Диланом, но в то же время не знаю, смог бы я сделать так же. Мои отлучки подпитывают меня, давая силы для дежурства в больнице. Нормальная еда во время поездок компенсирует те моменты, когда я вообще ничего не ем. Вид здоровых счастливых людей напоминает мне о нашей прошлой жизни, которая обязательно вернется.

– Как ваша семья? – спросил меня в прошлом месяце нью-йоркский клиент, пожимая мне руку.

– Отлично! – ответил я, чтобы не ставить его в неудобное положение. Тогда я еще мог делать вид, что это действительно так.

Я смотрю на стюардессу, идущую по проходу. Она останавливается, чтобы наполнить чей-то стакан. В кухне она снимает туфлю и потирает пятку, разговаривая с кем-то, кого я не вижу. Потом смеется над чьей-то шуткой. На меня накатывает тоска по дому, вызывающая физическую боль.

Когда Дилан заболел, я забросил работу. Мой почтовый ящик был переполнен, а телефон постоянно мигал, напоминая о непрослушанных голосовых сообщениях. Дни и ночи напролет мы проводили в больнице, не ели и не спали. А потом врач Дилана отвел нас в сторону:

– Отправляйтесь домой. Поешьте и отдохните.

– Но Дилан…

Доктор был непреклонен.

– Вы ничем ему не поможете, если заболеете сами.

В последующие недели этот совет мы слышали неоднократно, а потом и сами стали давать его родителям новых пациентов. «Отдохните. Вы должны сохранять силы ради вашего ребенка. Вам предстоит марафон, а не бег на короткую дистанцию».

Мы оба неделями не появлялись на работе. Начальник Пипы проявил редкое великодушие. Он отправил ее в бессрочный отпуск по семейным обстоятельствам, который оплачивался первые шесть недель, и в любой момент он был готов взять Пипу обратно. «У вас чрезвычайные обстоятельства. Нам всем очень жаль, и мы готовы оказать вам любую помощь».

Моя компания дважды в год устраивает семейные праздники, на которых рядовые сотрудники фотографируются, раздают конфеты гостям и играют в баскетбол с разодетыми подростками, делающими вид, что им очень весело. В прошлом году «Форбс» включил нас в список из двадцати пяти американских компаний, которые максимально заботятся о своих сотрудниках.

Когда я сказал Честеру, что у моего сына опухоль мозга, он дал мне три дня отпуска. Я использовал свой очередной отпуск, взял недельный отпуск из-за фиктивного гриппа, а потом просто ушел в самоволку. Когда я наконец прослушал голосовую почту, все послания были от Честера, причем каждое последующее лаконичнее предыдущего: «Что я должен говорить клиентам, Макс?» «Шульман грозится уйти к конкурентам», «Где ты, Макс, черт бы тебя побрал?»

Я хотел бросить работу, но Пипа меня остановила.

– Как же мы будем жить?

– Я найду другую работу, – ответил я, понимая, что не могу себе этого позволить.

В этой компании у меня все отлично получалось. У меня был гибкий график и относительная свобода. Меня ценили и хорошо платили.

В общем, я вернулся на работу.

Никто не знает, что понадобится Дилану, когда он вернется домой. Возможно, инвалидное кресло. Специальное оборудование. Постоянная сиделка. И все это очень дорого стоит. Короче, мне нужна эта работа. И, честно говоря, я бы не смог проводить все время в больнице, как это делает Пипа. Не знаю, как она со всем этим справляется.

Стюардесса забирает моего нетронутого лосося, ставя передо мной бифштекс с овощами и крошечным соусником с подливкой. Я не голоден, но все равно начинаю есть, скашивая глаза на ноутбук, чтобы не терять ход мыслей. Убрав опустевший контейнер, стюардесса предлагает мне сыр, десерт, кофе и еще вина. Я беру кофе. Пассажиры, закончив есть, раскладывают свои кресла. Стюардессы раздают дополнительные подушки, запечатанные одеяла и легкие закуски. В салоне становится темно.

Я отчаянно борюсь с усталостью. «Давай, заканчивай отчет, ведь завтра ты идешь к своему мальчику. К сыну, который – да поможет ему Бог – начнет самостоятельно дышать».

Я смотрю на часы. В Англии уже наступил завтрашний день. Я выпрямляюсь и стараюсь сосредоточиться. Сегодня Дилана отключат от аппарата искусственного дыхания.

Глава 3

Лейла

Будильник Лейлы Халили звонит в пять тридцать. От окон веет холодом, даже несмотря на отопление, которое она включает на ночь, чтобы ее мать немного акклиматизировалась. Здесь всего на десять градусов холоднее, чем в Тегеране, но для семидесятидвухлетней Хабибы Халили каждый градус отдается болью в костях.

Когда Лейла спускается вниз, она застает мать в гостиной. На ней мятно-зеленый велюровый спортивный костюм, в котором она обычно ходит дома.

– Мама! Сколько раз я тебе говорила? Тебе не надо вставать вместе со мной.

По телевизору безукоризненно накрашенная женщина в лимонном костюме демонстрирует антипригарные качества набора сковородок. Хабиба обожает телемагазины, особенно те, где предлагают всякую кухонную утварь. За последние две недели кухня Лейлы пополнилась спиральной овощерезкой, ножом для удаления сердцевины ананасов и двадцатью различными тряпочками из микрофибры.

Хабиба целует дочь.

– Я приготовила тебе пакет с едой, возьмешь с собой на работу. Что ты хочешь на завтрак?

– Только чай. Но я сама его заварю. А ты возвращайся в постель.

– Сядь!

Толкнув дочь на стул, Хабиба кипятит воду и ополаскивает заварочный чайник, который Лейла достает только тогда, когда приходят гости.

– Мама, мне некогда завтракать.

Лейла не говорит матери, что на обед у нее тоже не будет времени, так что котлеты с маринованными огурцами, которые Хабиба заботливо уложила в пакет, так и пролежат до конца рабочего дня у Лейлы в сумке, пока она не съест их на ходу, направляясь к своему велосипеду.

Лейла выпивает чай с куском лепешки, смазанным знаменитым клубничным вареньем Хабибы.

– Мне пора идти. Ты сегодня пойдешь гулять?

– Не знаю. У меня полно дел. Твои окна – это просто позор.

– Мама, пожалуйста, не нужно мыть окна. Лучше иди прогуляйся.

Велосипед Лейлы посеребрил мороз. Ее соседка, Вильма Донахью, машет ей рукой из окна своей спальни. Сейчас только половина седьмого, но людям почему-то не спится. Когда Лейла выйдет на пенсию, она уж точно будет высыпаться каждый день. Девушка машет в ответ, но Вильма, показав на тротуар, исчезает и через некоторое время спускается вниз. Лейла смотрит на часы. До места работы двадцать минут езды на велосипеде, а ее смена начинается лишь ненамного позже.