Юные безбожники против пионеров

В ходе дискуссии выявлено несколько ее форм, таких как:

– письма в газеты и журналы (главным образом, в «Учительскую газету» (орган ЦК рабпроса), в газету «Безбожник» (орган Центрального Совета (ЦС) СБ));

– статьи в центральной и местной печати: партийной (газета «Правда», журналы «Коммунистическая революция», «Революция и культура»), комсомольской (газета «Комсомольская правда», журнал «Юный коммунист»), ведомственной и профсоюзной («Учительская газета», журналы «На путях к новой школе», «Просвещение», «Просвещение на транспорте», «Просвещение на Урале», «Просвещение Сибири» и др.), печати общественных организаций (газета «Безбожник», журнал «Антирелигиозник»);

– общественные диспуты;

– обсуждения на заседаниях центральных и местных органов управления народным просвещением, съездов работников просвещения, школьных советов.

В самой дискуссии можно выделить два аспекта: собственно дискуссию о замене безрелигиозного воспитания в школе антирелигиозным и дискуссию о том, как проводить антирелигиозное воспитание в школе. В последнем аспекте выделялись следующие проблемы: с какого возраста начинать антирелигиозное воспитание школьников, нужны ли специальные «уроки безбожия» в школе, позволяют ли программы ГУСа 1927 г. проводить антирелигиозное воспитание в полном объеме, на преподавателей каких дисциплин, прежде всего, ляжет груз антирелигиозной пропаганды, нужно ли организовывать антирелигиозные кружки в школе, как относиться к религиозной семье.

Автор считает обоснованным придерживаться следующей последовательности в анализе: во-первых, необходимо осветить содержание дискуссии по принципиальному вопросу: следует ли заменить безрелигиозное воспитание антирелигиозным, в котором постоянно затрагивалась проблема, как вести антирелигиозное воспитание. Во-вторых, следует рассмотреть вопросы, вытекающие из результатов дискуссии: как проводить антирелигиозное воспитание. В-третьих, следует выявить отношение к перспективе введения антирелигиозного воспитания в школе руководства Наркомпросом РСФСР и педагогов-теоретиков.

Вопрос об антирелигиозном воспитании в школе, возможно, так бы и остался заботой московских и еще немногих просвещенцев, если бы он не получил широкого освещения в общесоюзном масштабе в центральном органе ЦК работников просвещения «Учительской газете». «Прежде всего, необходимо рассеять настроение пассивности, “нейтралитета”, которое создалось во многих местах по отношению к задачам антирелигиозной работы, – писал летом 1927 г. А.А. Коростелев. – Создавшийся какой-то обет молчания в общей прессе по столь “деликатному” вопросу, едва ли полезен, ибо этим бездействием ловко пользуются наши враги»[121 - Антирелигиозник. 1927. № 7. С. 8.]. Изначально, как видим, руководством профсоюза работников просвещения в адрес учителей высказывалось обвинение в «пассивности» и «нейтральности». Подчеркнуто и то, что ими «ловко пользуются наши враги». Подобная оценка резко сужала границы искренности в обсуждаемом вопросе, ибо многие учителя еще помнили ужасы гражданской войны, их перевыборы, невыплату зарплаты и многое другое.

Однако обратим внимание и на то, что председатель ЦК рабпроса подобные установки опубликовал в органе ЦС СБ. Инициаторов дискуссии все же беспокоил вопрос: как воспримет массовое учительство идею перехода школы от безрелигиозного к антирелигиозному воспитанию? Удобным средством для выявления реакции просвещенцев могла стать «Учительская газета», а лучшей формой такого выявления – организация дискуссии на страницах газеты. «Мы через “Учительскую газету” поставили вопрос перед учителями об антирелигиозном воспитании в школе», – докладывал Е.М. Ярославский 10 декабря 1928 г. на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б)[122 - РГАСПИ. Ф. 89. Оп. 4. Д. 26. Л. 6.].

Первая большая подборка статей – заметок на тему антирелигиозного воспитания в школе, появилась в «Учительской газете» 7 октября 1927 г. «Для громадного большинства рядового учительства вопрос этот решен давно в положительном смысле, – писал педагог из Луганского округа. – Просвещенцы и остатки средневекового варварства несовместимы. Не борясь с религиозностью в школе, мы отдаем детей в руки “милых родителей”»[123 - Учительская газета. 1927. № 41. С. 2.]. Другой просвещенец предлагал целую программу действий: объединить атеистов своего района при школе, заострить антирелигиозный вопрос в школьной газете, завести специальный антирелигиозный журнал, изменить дни отдыха и отменить празднование школой религиозных праздников[124 - Там же.].

3 февраля 1928 г. «Учительская газета» поместила статью члена ЦС СБ Н.К. Амосова «За воинствующий атеизм». Статья была помещена под рубрикой «Без религии или против нее?». И название статьи, и название рубрики отчетливо свидетельствуют о позиции организаторов дискуссии. Предваряли статью слова от редакции: «Должно ли воспитание в школе быть безрелигиозным или антирелигиозным? Этот вопрос волнует педагогов. Мы даем первую статью на эту тему и предлагаем высказаться»[125 - Учительская газета. 1928. № 6. С. 2.].

Н.К. Амосов начинает с критики письма ГУСа 1925 г., которое было понято школами в качестве директивы «о полном невмешательстве педагогов в вопросы антирелигиозной борьбы». Отмечая, что «среда» ведет усиленное религиозное наступление на учащихся (под «средой» понималось, прежде всего, религиозное влияние семьи, а также Церкви и сектантов), Амосов приводит данные газеты «Псковский набат» от 30 сентября 1927 г. о том, что «большинство учащихся настроено религиозно». Приводились и данные обследования московских школ, показывающие, что из оканчивающих школы-семилетки всего 35 % неверующих[126 - Амосов Н.К. За воинствующий атеизм // Там же.]. Н.К. Амосов ссылается на то, что не только московских педагогов-безбожников волнует такое положение. «В Москве проведен целый ряд собраний учительства, которое в своем подавляющем большинстве заявляет, что в нашей школе нужно вести антирелигиозное воспитание, – пишет он. – Этого требуют и в Башкирии, и в Воронеже, и в Архангельске (отчеты губсоветов СБ), и в Смоленске (“Рабочий путь”, 10 ноября), и в Калуге (“Коммуна”, 11 октября), и в Пскове (“Псковский набат”) и т. д.». Называя безрелигиозное воспитание позицией «непротивления злу», Н.К. Амосов объявляет верующих детей больными «религиозными предрассудками» и настаивает на их «лечении»: «Мы должны лечить его [ребенка. – В.Ш.], т. е. помочь ему безболезненно и осторожно изжить эти предрассудки». «Мы не отрицаем трудности и сложности проведения в жизнь антирелигиозного воспитания, – заканчивает статью Амосов. – Опыта в этой работе у нас очень мало. Но эту работу нужно вести»[127 - Амосов Н.К. За воинствующий атеизм // Там же.].

Воинствующие безбожники, вполне признавая отсутствие серьезного положительного опыта в вопросах воспитания, тем не менее утверждали за собой право «просвещать» детей и настраивать их против веры в Бога и Церкви.

За две недели в ответ на первую статью в редакцию газеты поступило 67 откликов, из них только 9 были за безрелигиозное воспитание[128 - Амосов Н.К. Слово за Наркомпросом // Антирелигиозник. 1928. № 3. С. 52.].

Собственно, никакой дискуссии на страницах «Учительской газеты» не состоялось. 11 мая 1928 г. газета опубликовала под шапкой «Не пассивный нейтрализм, а активный атеизм» несколько заметок, авторы которых выступали за антирелигиозное воспитание в школе. Некоторое исключение представляла статья Эрри «А подготовлен ли учитель?». Позиция безрелигиозников прослеживается в заключающей «дискуссию» статье того же Амосова «Правы ли “безрелигиозники”?»[129 - См.: Учительская газета. 1928. № 20. С. 4.].

Всего в редакцию «Учительской газеты» пришло более 170 писем на эту тему, из которых 3 письма были религиозного характера, 20 писем в поддержку безрелигиозного воспитания и свыше 150 писем за антирелигиозное воспитание[130 - Ножницкий Г. Безрелигиозное или антирелигиозное воспитание в советской школе. М.: 1929. С. 9 (далее: Ножницкий Г. Указ. соч.).]. По результатам дискуссии в 1929 г. вышла книга Г. Ножницкого «Безрелигиозное или антирелигиозное воспитание в советской школе», по которой можно проследить позиции не только сторонников антирелигиозного воспитания.

Г. Ножницкий делит авторов писем на следующие группы: 1) сторонников религии (явных и «замаскированных»), 2) нейтралистов, 3) безрелигиозников, 4) осторожных атеистов, 5) воинствующих атеистов.

Прежде всего, необходимо разобрать письма явно религиозных авторов. «Я знаю, – писал автор анонимного письма из Новочеркасска, – что многие из нас, учителей, равнодушны к религии, но не думаю, чтобы многие согласились или, по крайней мере, нашли целесообразным и нужным вести антирелигиозную пропаганду среди населения и в школе, т. к. это способствует разнуздыванию в людях дурных инстинктов и пороков при современной низкой культуре масс». «Бог – это высшая правда, – продолжал автор письма, – красота, доброта, милосердие, справедливость; это идеал, к которому люди должны стремиться. Зачем же у миллионов людей неграмотных, невежественных отнимают этот идеал? Зачем же отнимать и чем его заменить? Скажут: воспитанием и гуманными навыками, но десятки миллионов людей растут без всякого воспитания и, отняв у них Бога, нравственный идеал, опустошив их душу, мы толкнем их на путь пороков, что, надо сказать, уже замечается в настоящее время». Заканчивается письмо так: «Смею думать, что очень многие из учителей против антирелигиозной пропаганды, и если будут ее проводить, то лишь в силу приказания»[131 - Цит. по: Ножницкий Г. Указ. соч. С. 47–49.].

Другой педагог, Муромцев из села Бормы Симбирской губернии, утверждал: «Есть вещи, которые не могут усваиваться логикой, а всем нутром, какой-то интуицией, не укладывающейся в рамки обыденной мысли… Для атеистов это – неведомая область, вторгаться в которую они едва ли имеют право. Все их суждения о делах религии будут похожи на суждения слепца о живописи. Они потому не в состоянии судить (и рядить) и поэтому не вправе этого делать, что не имеют прочной основы для такого суждения, именно – религиозного опыта»[132 - Там же. С. 50.]. Итак, резюмировал Муромцев, «безрелигиозным или антирелигиозным должно быть воспитание детей в школе? Держаться ли доброй, умеренной середины или же активно выступить на борьбу с религией… очертя голову и не спросясь броду? Вот вопрос. Народ разрешает его просто и буквально так: “уж если нельзя учить Закону Божьему, то пусть лучше вовсе не трогают Бога и ничего святого”. Другими словами, из двух зол он выбирает меньшее. Этот голос здорового народного смысла и должен быть учтен нами»[133 - Учительская газета. 1928. № 20. С. 4.].

Автор третьего письма не относит себя к верующим в церковном смысле. Вера для него – это «убеждение в чем-нибудь без достаточного доказательства», «вера в какую-то справедливость», «в какое-то разумное существо» и т. д. Нужно ли бороться с такой верой, задается вопросом автор и отвечает так: «Обязанность школы бороться с невежеством и суеверием. С суеверием религиозным эта борьба должна быть особенно серьезной. Но “воинствующий атеизм” не удовлетворяется борьбой с суевериями или разъяснением исторической несостоятельности церкви. Воинствующий атеизм восстает против веры вообще, издеваясь над всеми ее проявлениями. Но тут он делает большую ошибку»[134 - Ножницкий Г. Указ. соч. С. 52–54.].

Деление Г. Ножницким сторонников безрелигиозного воспитания на «нейтралистов» и «безрелигиозников», так же, как и сторонников антирелигиозного воспитания на «осторожных» атеистов и на «воинствующих» представляется весьма условным. Имеет смысл выделить две четкие позиции в этой дискуссии: безрелигиозников и антирелигиозников.

«Безрелигиозное воспитание, – писал педагог Зоранко из города Балашова Саратовской губернии, – как оно у нас сейчас ведется, в сущности, является антирелигиозным воспитанием. Разве воспитание ребят на основе изучения природы, труда и общества оставляет какое-либо место для религии?»[135 - Там же. С. 54.].

«Ведя безрелигиозное воспитание детей, мы не будем иметь обострения с населением, с которым нам ежедневно приходится сталкиваться…»[136 - Там же. С. 55.]. «Время само сделает свое дело, не так быстро, но верно», – считала учительница Л. Гайская (Красный Кут)[137 - Учительская газета. 1928. № 20. С. 4.].

Но как же быть с влиянием среды? «Естественная наука, – писал учитель Курятников из деревни Вети Курской губернии, – справится с этим влиянием, во-первых, вернее, а во-вторых, мягче и педагогичнее». И добавлял: «Бить религию ее же приемами? Двинем против религиозного мещанства антирелигиозное мещанство, рассчитывая, в свою очередь, только на подсознание? В этом случае даже и победа нерадостна, т. к. в результате все-таки убийство интеллекта и торжество мещанства, т. е. не основа для прогресса, а задержка его»[138 - Ножницкий Г. Указ. соч. С. 50–61.]. Ему вторит педагог А. Карпов из Владимирской губернии: «Мы отнюдь не должны превращать свои воспитательные приемы в налетную, шумную и такую же безумную волну, которая может разбиться вдребезги о неподвижный гранит традиций»[139 - Учительская газета. 1928. № 20. С. 4.].

Некоторые безрелигиозники указывали на нравственный аспект вопроса. «Надо всегда помнить, – отмечал учитель Сперанский, – что дети очень чутки, и некоторая неосторожность в беседе по антирелигиозному вопросу может оскорбить их детское религиозное чувство, заложенное с первых годов жизни их родителями. При безрелигиозном направлении в педагогической работе дети постепенно незаметным образом будут проникаться материалистическим миропониманием»[140 - Ножницкий Г. Указ. соч. С. 64.].

Среди сторонников антирелигиозного воспитания нашлись педагоги, которые в принципе высказывались за него, но некоторые опасения все же имелись и у них. Один автор письма опасался, что, подобно «религии Магомета», антирелигиозное воспитание будет «утверждаться “огнем и мечом”», несмотря на то, что, по его мнению, «сознательное мировоззрение самое устойчивое»[141 - Там же. С. 73.]. Другой писал: «Родители ребенка будут говорить ему, что Бог “вездесущ и невидим”, а мы ему [ребенку] будем преподносить научно-философские трактаты о “несуществовании невидимого Бога”. Ведь это же голословие!»[142 - Там же. С. 74.].

Учитель Ванслов из Вятки считал, что принципы «безрелигиозного» и «антирелигиозного» воспитания не противостоят, а дополняют друг друга. «Если под безрелигиозным воспитанием, – писал он, – подразумевать весь педагогический процесс, построенный и пропитанный данными диалектического материализма… а под термином “антирелигиозное воспитание” подразумевать лишь антирелигиозную воспитательную работу… то станет совершенно ясным, что противопоставление одного другому совершенно неправильно»[143 - Ножницкий Г. Указ. соч. С. 75.].

Эрри в статье «А подготовлен ли учитель?» вспоминал Дунечку из произведения Михаила Пришвина: «… Дунечка их [ребят] и крамоле, и безбожию учила, а какие отличные люди вышли: попы да урядники». И тут же приводил пример из современности: «Учительница – воинствующая атеистка – с жаром говорит классу против попа и церкви, а класс после урока поет вполголоса: “Завтра в церковь пойдем, завтра в церковь пойдем”». «Дунечка, – отмечал Эрри, – при всей своей неквалифицированности имела хоть революционный пыл. У наших – пыл административный. Они азартятся, не представляя отчетливо смысла пропаганды». Вот почему, заключал автор, «когда спросят: должен ли всякий из наших учителей немедленно и активно проводить антирелигиозное воспитание – возьмет тебя раздумье, не знаешь, что и сказать»[144 - Учительская газета. 1928. № 20. С. 4.].

Воинствующие атеисты нетерпимо относились к создавшемуся «безрелигиозному» положению в школе и склонны были обвинять в этом всех. Учитель А. Чефранов жаловался на «новые программы ГУСа», в которых «почти не уделено места вопросам борьбы с религией». Кроме этого, «в школах-семилетках и девятилетках антирелигиозные кружки встречаются как исключение, а антирелигиозная пропаганда в пионерских отрядах сведена до минимума, если не сказать, что совсем замерла»[145 - Чефранов А. Довольно играть в прятки // Учительская газета. 1928. № 20. С. 4.].

«В насаждении религиозного настроения, – писал С. Волошин, – повинна прежде всего семья. Тут главный корень»[146 - Волошин С. Непротивление злу // Там же.]. С ним соглашался некий П.А. из Перми: «…В результате разнообразной работы матерей, тетушек и бабушек некоторые ребята имеют уже не только пассивную, но и активную веру, готовую вступить в борьбу за свое существование»[147 - П.А. В наступление! // Там же.].

В письмах просвещенцев, ратующих за антирелигиозное воспитание, содержались и практические предложения. Например, Лащенов (Куберле Северокавказской железной дороги) предлагал ввести в школе особый антирелигиозный час один раз в неделю[148 - Ножницкий Г. Указ. соч. С. 87.]. В другом письме описывался опыт сельской школы, в которой в пасхальные дни раздавали детям новые книги и тетради и, тем самым, добились 90 % посещаемости в эти дни[149 - Там же.].

Н.К. Амосов завершает дискуссию на страницах «Учительской газеты» следующими словами: «”Довольно спорить! – заявляет большинство откликнувшихся на нашу статью учителей. – Давайте указания, как вести работу”. Вот настоящий голос учительства, который должен быть услышан органами Наркомпроса, а не тот крикливый голос “безрелигиозников”, который призывает учительство молчать, а не бороться с религиозными предрассудками»[150 - Амосов Н.К. Правы ли «безрелигиозники» // Учительская газета. 1928. № 20. С. 4.].

Дискуссию в «Учительской газете» только условно можно назвать дискуссией. Обратим внимание на то, что позиция «безрелигиозников» выражена в личных письмах, выражающих личную позицию их автора. Позиция же «антирелигиозников» выражалась в статьях, публикуемых под броскими, агрессивными, направленными на подавление иной позиции заголовками: «Довольно играть в прятки», «Непротивление злу», «В наступление!» и т. п. Материал, поданный в нужном для воинствующих атеистов ракурсе, призван был доказать массовость позиции просвещенцев, ратующих за антирелигиозное воспитание. Слова сторонникам безрелигиозного воспитания практически не дали. Книга Г. Ножницкого, в которой публиковались выдержки из их писем, вышла только в 1929 г., когда дискуссия была завершена, и лишь из нее можно выявить аргументы «безрелигиозников». Тем не менее заказчикам «дискуссии» удалось выявить враждебные им мнения и посмотреть, какой будет реакция учительства на идею введения в школе антирелигиозного воспитания.

К дискуссии, по замыслу ее инициаторов, нужно было привлечь широкую педагогическую общественность. Это удалось сделать на ряде диспутов, в ходе которых учителя высказывались откровеннее. ЦС СБ совместно с ГУСом 25 ноября 1927 г. провел в Центральном доме работников просвещения диспут на тему «Антирелигиозное или безрелигиозное воспитание в школе». Статья об этом диспуте вскоре была помещена в «Учительской газете»[151 - См: Учительская газета. 1927. № 49. С. 5.].

Школьный работник Замоскворецкого района И.А. Флеров, открывший диспут, обратил внимание собравшихся на то, что практическая часть методического письма А.Л. Катанской «О безрелигиозном воспитании в школе I ступени» входит в противоречие с теоретической частью. Антирелигиозное содержание письма не увязывается с его концептуальной формой. И поэтому «лозунг, который заключен в заглавии, воспринят был так, как он был напечатан… Учителя понимали этот лозунг как отказ от всякого вмешательства в вопрос о Боге, в вопрос о религии»[152 - Антирелигиозное или безрелигиозное воспитание в школе. Стенограмма диспута // Антирелигиозник. 1928. № 1. С. 112–113.].

Заместитель начальника Главсоцвоса М.М. Пистрак высказался в принципе за безрелигиозное воспитание, но, учитывая современное состояние общества, признал необходимость проведения в школе антирелигиозного воспитания (примерно начиная с четвертой группы), которое будет предваряться арелигиозным воспитанием. Свою позицию Пистрак обосновал следующим образом. Школа должна быть безрелигиозной, т. е., нужно «идти от создания противовеса не аналогичного религии, а совершенно другой ценности, другого качества, который отрицает не только религию, но и всякий тип авторитарного мышления, авторитарного подхода к тем или иным жизненным явлениям»[153 - Антирелигиозное или безрелигиозное воспитание в школе. С. 116.]. Но в условиях, когда религия остается политическим фактором, организующим враждебные советской власти силы, в школе необходимо вести антирелигиозное воспитание[154 - Там же. С. 115–116.]. Однако «пока религия не будет осознана учащимися как социальный фактор, как фактор общественного порядка, против которого нужно бороться, до этого момента нет нужды ставить антирелигиозное воспитание. С другой стороны, для того, чтобы учащийся осознал религию как явление, которое является враждебным… политическим фактором, нужно подготовить его к этому арелигиозным воспитанием»[155 - Там же. С. 117.].

Пистрак обвинил сторонников непродуманной антирелигиозной пропаганды в намерении противопоставить вере другую веру[156 - Там же. С. 116.]. «Вредное сходство по существу, а не внешне, будет заключаться в том, что мы будем догматически долбить антирелигиозное верование, как и религиозное верование»[157 - Там же. С. 126.]. Другое опасение М.М. Пистрака заключалось в том, что «ежели ребята двенадцати лет стремятся доказать взрослым, что Бога нет, то они не только не убеждают, но и сами в этом недостаточно убеждены»[158 - Там же. С. 125.]. Наконец, смущало заместителя начальника Главсоцвоса наличие среди учителей верующих. «Мы хотим поручить антирелигиозное воспитание ряду лиц, которым это можно поручить с опаской. Встает вопрос о том, что лучше – поручить антирелигиозное воспитание таким лицам или быть довольным тем, что они вообще об этом говорить не будут»[159 - Антирелигиозное или безрелигиозное воспитание в школе. Стенограмма диспута // Антирелигиозник. 1928. С. 126.].

Выступивший на диспуте заместитель председателя СБ А.Т. Лукачевский отметил, что ребенок приходит в школу не как некая tabula rasa, на которой учитель будет писать любые письмена. «Совершенно не так дело обстоит. Ребенок большей частью приходит с определенными религиозными настроениями, религиозными взглядами»[160 - Там же. С. 119.]. И поэтому представители СБ настаивали на антирелигиозном воспитании с первого года обучения[161 - Там же. С. 128.].

Диспуты по вопросу антирелигиозного воспитания в школе проводились не только в Москве. В Балашове Саратовской губернии местное отделение союза работников просвещения лишь со второй попытки собрало просвещенцев на дискуссию «Антирелигиозное или безрелигиозное воспитание». Практически все выступившие на диспуте говорили «о необходимости контрнаступления на религию как классового врага»[162 - Учительская газета. 1928. № 25. С. 2.]. Меньшинство же, не возражая против антирелигиозного воспитания, предлагало ограничиться ведением его в школе повышенного типа (5–9 группы) и только в городе. «В отношении же деревни они требовали сугубой осторожности, не останавливаясь даже перед замалчиванием»[163 - Там же.]. Другой источник утверждает, что на диспутах в Балашове и Балашовском округе сторонники безрелигиозного воспитания выступали. «Бог нам не мешает, и мы ему мешать не будем», – говорили такие учителя[164 - Кузнецов М. Итоги антирелигиозного воспитания в школах // Антирелигиозник. 1929. № 9. С. 85.].

В Самаре диспут о воспитании молодежи был вызван статьей в местной газете «Коммуна». На нем прозвучало заявление, что «в школе все насыщено антирелигиозной пропагандой, и проводить ее особо – лишнее, тем более что такая пропаганда вносит разлад в семьи детей…»[165 - Работник просвещения. 1928. № 18. С. 25.].

Сообщения о диспутах публиковались в советской просвещенческой печати, материал подавался ангажированно, и, скорее всего, искажал действительность. К тому же многие присутствовавшие на диспутах сторонники «безрелигиозного» воспитания, не говоря уже о сторонниках религиозного воспитания, просто боялись высказаться, опасаясь нежелательных последствий в будущем. Часто диспут мог послужить ловушкой для верующих педагогов. Например, в городе Ельце на диспуте выступил педагог Константин Васильевич Дракин, прослуживший более двадцати лет на преподавательской работе. Как глубоко верующий человек он говорил на этом диспуте о бытии Бога. Вскоре Дракин был вызван в местком, где его спросили, сознательно ли он выступил на диспуте, будет ли выступать в будущем и будет ли он вести пропаганду о небытии Бога среди школьников. На первые два вопроса Константин Васильевич ответил утвердительно, на третий – отрицательно. После чего местком доложил об этом в Воронежский отдел народного образования. ОНО санкционировал увольнение К.В. Дракина[166 - РГАСПИ. Ф. 142. Оп. 1. Д. 625. Лл. 3–4 об.].

Диспуты «Антирелигиозное или безрелигиозное воспитание в школе» местными домами работников просвещения организовывались во многих городах СССР. Такие диспуты прошли в Вязьме, Ставрополе, Уфе, Северодвинске, Ростове, Смоленске, в Крыму[167 - Там же. 1928. № 17. С. 18; № 23. С. 16.].

Диспуты 1927–1928 годов на тему «безрелигиозное или антирелигиозное воспитание в школе» стали одними из последних публичных общественных диспутов в СССР (во всяком случае, до середины 1950-х годов). На них еще можно было открыто высказаться по злободневному вопросу. В 1929 г. ни о каких общественных диспутах речи идти уже не могло.

Очевидно, что и в 1927–1928 гг. сторонники безрелигиозного воспитания, не говоря уже о глубоко верующих воцерковленных учителях, боялись публично высказываться на эту тему. Однако на диспутах докладчики получали иногда анонимные записки от несогласных педагогов: «Разве безбожие при наличии бескультурности не является базисом разложения семьи, нравственных устоев?..» «Скажите, как вы мыслите свободу религиозной мысли при условии, если она не затрагивает государственных законов нашей страны? А если таковой не существует, то какая религия может рассчитывать на свободу вероисповедания согласно декрету советской власти?». «У нас свобода вероисповедания, а верить нельзя – разве это не насилие! Как это объяснить ребяткам? Верить нельзя – это преследуется»[168 - Антирелигиозник. 1928. № 5. С. 51.].

В Москве отношение педагогов могло быть более лояльным. Школьный работник Замоскворецкого района И.А. Флеров утверждал, что большинство на школьных советах высказывалось в основном за антирелигиозное воспитание и требовало конкретных указаний[169 - Флеров И.А. Что нами сделано // Антирелигиозник. 1928. № 3. С. 55.]. Только в одной школе I ступени Замоскворечья заведующая оказалась не в рядах Союза безбожников. Она представила информацию не так, как хотелось бы «безбожникам». Была принята оригинальная резолюция: «Вести борьбу с религиозным дурманом незаметно в процессе обучения, так как дети I ступени малы еще для другой формы внедрения здорового понимания жизни»[170 - Там же.].

Но, как писал И.А. Флеров, «в отдельных школах были отдельные голоса» за безрелигиозное воспитание. Приводились следующие аргументы: «если в школе говорить о религии, о Боге, то этим внесется разлад между семьей и школой». Высказывались опасения возможного повторения грубостей первых лет советской власти; говорили о том, что религия в Москве изжита; что «проводя антирелигиозную работу, не сделаем ли мы злой работы: ребята ничего не знают о Боге, а вдруг узнают!»[171 - Флеров И.А. Что нами сделано. С. 55.].

Дискуссия постепенно перетекала в обсуждение вопроса о том, как лучше проводить антирелигиозное воспитание и насколько это позволяет современное состояние школы.

Среди тех, кто высказывался за антирелигиозное воспитание, как это уже было видно из публикуемых на страницах «Учительской газеты» писем и статей, были и сторонники его проведения, не прибегая к крайним методам (прежде всего, к кампаниям с вовлечением школы в непосредственную борьбу с религией и к радикальному пересмотру программ 1927 г.), и сторонники превращения школы в опорные базы воинствующего атеизма. Последние писали письма и заметки в газету Союза безбожников СССР «Безбожник». В них даже не обсуждался вопрос о необходимости перехода к антирелигиозному воспитанию, а содержались конкретные предложения, как проводить это воспитание.

А. Савушкин из Иваново-Вознесенска, обосновывая необходимость «ввести в число дисциплин преподавание в школе антирелигиозных предметов», писал: «Слова одного учителя: “Никогда не говорить о религии – лучшее воспитание”. Мне кажется эта мысль довольно верная, но только она не может быть применима в настоящее время, в настоящих условиях. Это – мысль будущего, когда действительно не будет никакой нужды в антирелигиозной пропаганде и слово “религия” совершенно утратит смысл и значение и будет вычеркнуто из числа бытовых слов»[172 - ГАРФ. Ф. Р – 5407. Оп. 2. Д. 23. Л. 27.].

Б.М. Троепольский из Дубровской школы Елецкого округа объяснял необходимость начинать антирелигиозное воспитание с младших групп: «Дети еще в дошкольном возрасте впитывают в себя религиозные настроения окружающей их среды»[173 - Там же. Лл. 3–3 об.].