Подлинные записки Алексея Ивановича Ермакова

Во время отъезда Самого куда-либо с Володей мы ходили в трактир у Пречистенских ворот. Садились под орган, заказывали расстегай с рыбной подливкой, полбутылки рябиновки. Весело было, угощался. Учился он в 5 классе Коммерческого училища, по росту ему можно дать лет 17. Имел очень хороший голос и музыкальные способности, играл на рояле, гитаре и балалайке, учился пению у Кржижановского[22 - Кржижановский Каспар Иванович (1861 – 1925) – певец (баритон) и педагог. В конце 1870-х годов дебютировал в Киевской опере, пел в Петербурге, затем в Милане. По возвращении из Италии был принят в труппу Большого театра. В 1908 году открыл в Москве школу оперного искусства.], впоследствии выступал в концертах Благородного консерваторского собрания. Баритон его имел большой успех, пресса ему сулила блестящую будущность. Одно время он серьезно думал об этом, но отец был против. Отчасти, может быть, сказалось и мое влияние. Я развивал мысль, какое можно создать дело, сколько тысяч народу будет кормиться и благословлять его.

Позднее уже в одной из бесед за рябиновкой в «Малом Эрмитаже» у Никитских ворот мы поклялись друг друга не оставлять до самой смерти ни при каких условиях. Клятву эту скрепили крепким поцелуем. И действительно, друзья были до самой смерти. Я из низов, из ничего, впоследствии сделался главным командиром громадного лыжинского дела. А ведь сколько родственников там было, надо было перемахнуть и возвыситься. Образование почти начальное. Видно, промысел Божий или, как говорит одна племянница, родился в сорочке.

Время шло. Иван Александрович завел содержанку, взял с бульвара. Рожа!.. Снял квартиру в Афанасьевском переулке на Пречистенке, обставил роскошно, завел лошадей, повара, задавал фестивали. Часто бывали у него и удивлялись: неужели лучшего-то не нашел ничего? Одно достоинство – была приветлива, угощать любила. Время проводили у него весело. У ней откуда-то появились знакомые офицеры – «поклонники» Перновского полка[23 - 3-й гренадерский Перновский Короля Фридриха-Вильгельма IV полк.] Дмитрий Дмитриевич и Александр Калиныч. В поездках к «Яру» и в «Стрельну» они всегда участвовали. Мы, бывало, когда Сам ляжет спать, заезжали на тройке Эчкинских лошадей за ними в театр. Сидела Любка со свитой всегда в ложе, просматривали последнее действие, неслись к «Яру» ужинать. На сцене великолепная программа: шансонетки, хоры, эквилибристы. Просиживали часов до 4-х ночи. Иван заедет к ней на часик, а аж в 8 утра к Самому за ключами от магазина – и в город.

Слышим, берет расчет горничная Марья. Узнаем от экономки, сошлась с Константином. Нанял ей квартиру в Афанасьевском переулке в доме Орлова. Долго он не приглашал никого, стеснялся. Такой барин, чистяк, франт – и вдруг сошелся с горничной. Она замужняя. Муж – стрелочник. Впоследствии мой краснослободский адвокат Симакин Михаил Иванович развел ее, и Константин женился на ней. Но было это после смерти Самого. Жили они дружно. В квартире чистота поразительная, весь день оба ходили с тряпками, повсюду вытирая пыль. Обстановка роскошная, чудные рысаки. Я думаю, Марье и во сне не снилось, что она так будет жить.

Приятель его задушевный был Шумов Николай Васильевич – из торговли. Звали его «Папаша». Знаток вин. Пил красное только «Пан Деконе» – лучшая марка. Жили скромно, никаких кутежей. Здоровье у него было неважное, страдал болезнью мочевого пузыря.

После смерти Старшого, так года через полтора, в семье Лыжина случилось большое горе: умер на фабрике скоропостижно сын Николай Александрович тридцати двух лет, тоже богатырь по сложению. Было так. Поехали в гости к леснику Дмитриеву с заведовавшим фабрикой Климовым Егором Васильевичем. Выпили там здорово. Возвращались часа в 2 ночи, разошлись спать. Климов рассказывал: «Только я заснул, жена будит: „Иди скорей, с Николаем Александровичем что-то плохо!“ Прихожу – лежит на постели красный, сильно храпит. Около него любовница, Александра Степановна Сорокина, плачет. Я говорю: „Беги скорей за доктором!“ Привели доктора, но он уже храпеть перестал. Пустили кровь. Все напрасно, он был уже мертв».