Страсти валькирий

И легла на бочок, поджав под себя ножки, предлагая взять её через такую дополнительную преграду. Для меня это было в новинку, но понравилось не особо, может быть потому что я уже утолил свой пещерный сексуальный голод. Я стал замечать, что творится кругом и обнаружил неподалёку в кресле благодарного зрителя, наблюдавшего за перипетиями моей любовной борьбы. Мой боец с позывным Бергер, подперев кулаком подбородок, скучающе и со знанием дела наблюдал за нашими ухищрениями.

–Слушай атаман, давай меняться, а то парни только твою ещё не пробовали. Да и помощь твоя нужна, там никто из наших не может разжечь брюнеточку, у тебя же балда как у коня, иди попробуй, раскочегарь девку. А то батальон опозорится.

Я против воли рассмеялся после такого откровенного спича и слез с облегчённо вздохнувшей девицы, пожалуй, Бергер был прав, но эта дива мне была очень по нраву. Но в самом деле, это же не невеста, ещё влюбиться не хватало!

–Бог сказал делиться, -сопроводил я свой приглашающий жест радушными словами.

Девица смущённо захихикала, когда Бергер занял освободившееся место, а я осознал, что так торопился её поиметь, что даже забыл спросить, как её зовут. Да и ладно, так даже лучше всем. Так она безымянной и ушла в историю.

Такая же скучная как Бергер, на софе отдыхала приятная миниатюрная брюнетка, с голубыми как небо глазами. Видно было что над ней безрезультатно потрудилась вся моя команда и отхлынула как от айсберга. Фригидных женщин мужики обычно избегают. Но Бергер был прав, чем меньше ростом женщина, тем глубже надо её доставать. Мне оставили трудную задачу, надо было спасать честь мундира.

–Привет малышка, как тебя зовут? –Я начал общение правильно, с установления психологического контакта с трудным объектом.

Два сапфира кольнули меня холодом.

–Для тебя Марианна, красавчик, -она изобразила улыбку.

Я присел рядом, голос у малышки оказался на удивление низким, как у забытой певицы Аманды Лир. Наверное, ещё и тестостерона у неё в организме был излишек.

–У тебя был трудный день, неприятности дома? –нащупывал я контакт с тугоплавкой красоткой.

–Что ты в душу лезешь, не твоё это дело, – она честно пыталась говорить вежливо, но чувствовалось что это ещё та оторва.

Она сделала попытку улыбнуться, но глаза у неё потемнели, видно было что и её дома коснулась война, но я не психотерапевт и здесь не клиника. И Марианна это тоже понимала.

–Давай лучше займёмся делом, у тебя вон какой приличный прибор, не перевелись ещё богатыри, а то у меня ещё заработок ополовинят, если вы пожалуетесь. Только ты со мной ещё не был.

С этими словами девица потянулась ртом к порадовавшему её органу, который с трудом помещался в её миниатюрных, бантиком, губках. Я запрокинул голову от пришедшего удовольствия, своё дело она знала хорошо, эта Марья искусница. Из моей глотки вырвался протяжный звук.

–О-о-оооо… Давай, давай, не останавливайся!

Солдатский бордель мне нравился всё больше. Красотка пресекла мои попытки поглубже проникнуть к её гландам, толкнула меня в грудь, и я послушно занял горизонтальное положение. Она запрыгнула на меня как лихой жокей на скакуна и оседлав, почти сразу села до отказа на мой стержень.

–Ох, хорошо милый!

Её глазки закатились к потолку и началась скачка, её протяжный басовитый рёв гулко разносился по помещению, вызвав восхищённые возгласы моих подчинённых.

–Давай командир, прокачай её!

–Ай да итальянец, жеребец!

Итальянец мой позывной, что-то такое во мне определённо было. Держа красотку за бёдра я подкидывал её с частотой отбойного молотка, но разрядка всё не приходила. Тогда я поставил её на четвереньки и зашёл с другой стороны, несколько минут, и я начал заполнять свою партнёршу горячим семенем. Обессиленные мы упали на ложе, раздались жидкие аплодисменты и посвисты давно закончивших свои выступления парней, лениво разлёгшихся на диванах с бутылками пива в руках.

Подчинённые от чистого сердца делали мне и моей мужской силе скабрезные комплименты в духе отменного казарменного юмора, принятого в нашей среде.

Отдышавшись и я протянул руку к стоявшей на столике, в изголовии дивана, батарее бутылок и влил в себя пол-литра пенного напитка, сразу оживившего меня.

–В любви ты бог, итальянец, – горячо шептала мне Марианна, -мне ещё ни с кем не было так хорошо, давай сойдёмся, переходи ко мне жить, если хочешь. Ладно? Вот мой номер телефона и адрес тебе напишу, не отказывайся, вдруг пригодится. Я не требую ничего, у меня всё есть, буду только твоей, верной как собачка. Давай всё бросим, уедем в другую страну, где нас никто не знает, начнём жизнь с чистого листа? Я всю свою жизнь искала такого мужчину как ты, ты создан для того чтобы баб радовать.

Я и не отказывался, было очень лестно, для меня речи девушки звучали лучше райских песен, моё мужское самолюбие тешило такое признание. А жизнь такая непредсказуемая, что лишнее перо в хвосте не помеха.

Я ничего ей не обещал, просто погладил по щеке и с улыбкой ободрительно моргнул, ей было достаточно и этого. Девушка счастливо заулыбалась и стала очень красивой. Кто его знает, где встретишь судьбу, слыхал я и про такие одиозные случаи.

Было очень приятно общаться с не визжащим и не сопротивляющимся контингентом, за последнее время такое случалось очень редко.

Дальше начался кутёж с посещением парилки, где наши тела избавлялись от наслоений грязной кожи, под ударами дубовых веников. Мы снова возвращались за стол и накатывали по соточке, синие дымки в завитушках от дешёвых сигарет поднимались к потолку, громко играла музыка. Мы резались в карты и мне не везло, как в песне. Я проиграл старинный дутый золотой браслет полупьяному Витасу, довольно щерившемуся из-за дымовой завесы. Окурок казалось прилип к его нижней влажной губе.

Так мы и перемещались полночи, от игрального стола к женщинам, после оргий опять бухали и снова за карты. В любви мне всё везло много больше, Витас же мог в любой момент сказать какие карты уже вышли из игры и у кого на руках козыри. Ох и не простой у меня был подчинённый, не смотря на юный возраст, судя по наколкам он успел и на малолетке побывать и на взрослой зоне. Катала из него мог получиться блестящий, но и головорез он уже был знатный. Всё время он крутил в руке нож, тренируя пальцы. Опасный малый, но у нас с ним были отличные отношения, он меня уважал за крепкий и быстрый кулак, безошибочную интуицию, которая не раз спасала задницы всего взвода. Слухи о моей чуйке ширились уже и за пределами батальона, хлопцы много шутили о моей чувствительной пятой точке, но очень ценили это её свойство.

Поляна была накрыта щедро, ящик прозрачных бутылок открывал нам отличную перспективу до самого утра, и водка лилась рекой в пересохшие глотки бойцов. Ничего удивительного в том, что разморенные всеми удовольствиями мы вырубились, не было.

Я проснулся от наступившей прохлады, в чём мать родила я спал на диване, в обнимку с Марианной. Я освободился от её руки и подошёл к роскошному столу, подвергшемуся опустошительному набегу, налил себе сто грамм водки и морщась принял как необходимое лекарство. Нашёл тарелку с закуской, из которой не торчали окурки сигарет и закусил, сразу самочувствие начало улучшать. Пиво на похмелье, это для гражданских, полумеры я не приветствовал.

Моё звяканье посудой разбудило чутко спавших бойцов, по одному они стали подгребать к столу и поправлять здоровье. Без команды мы плотно позавтракали, и я скомандовал по коням, уже светало и нам давно было пора выбираться из города на свои позиции. На скорую руку, без слёз, попрощались с сонными девчатами, ещё только продиравшими глаза.

Ещё несколько минут, и мы уже тряслись в промёрзлом БТРе, мы возвращались к реальной боевой жизни, чистенькие и со стаканом живительной горючей, бодрящей влаги, сидевшей в каждом из нас. Хорошо, что дороги были пустынными в этот час, а то окосевший Петро, сидевший за рулём кого ни будь раздавил бы. На выезде из города сонный блокпост только махнул нам рукой, проезжайте, технику нашего скандального батальона они хорошо научились отличать и предпочитали не связываться с буйными.

Было раннее промозглое зимнее утро, когда первый снежок припорошил землю, дороги, но сильного мороза ещё не было. На востоке в мутной и туманной облачной круговерти слегка светлело. Колёса нашего БТРа оставляли чёрный, мокрый след на белой дороге. Но нам, ехавшим навеселе из самоволки, было хорошо на душе. Не зря день прошёл, что-то и мы смогли урвать от жизни.

По прибытии на нашу позицию нас ждал отрезвляющий сюрприз, выпивка с закуской, привезённая нами, уже никому не была нужна. Нас никто не встретил, часовой лежал под навесом и его уже припорошило снежком, превратив в белый горбик. Видно было, что его спящего аккуратно закололи, остальные в землянке тоже успели остыть.

Мы, пригнувшись и с автоматами наперевес, растеряно метались по нашей позиции, меся грязь из чернозёма, которая противно чавкала и липла к подошвам наших видавших виды берцев. Мы с трудом вытаскивали ноги из промокшей почвы, рыская в окрестностях в поисках ответов на вопиющий вопрос, но все следы скрыл выпавший снег.

БТР методично, со скрипом поворачивал башню с тридцатимиллиметровым орудием, внимательно через прицел рассматривая окружающие нас заросли, которые могли в любой момент выпустить в нас пулю. Витас нас прикрывал.

Бергер зло пнул тело зажмурившегося навсегда часового.

–Сволочь, проспал всех.

Петро тоже сквозь зубы прокомментировал произошедшее, не выпуская из рта сигареты, болтавшейся на его губе.

–Сколько сразу героев образовалось, -с дурашливым восхищением протянул он.

На войне цинизм, принятый среди воюющих и немыслимый в гражданской жизни, предохранял психику от тяжёлых психологических срывов. Зубоскалить над смертью среди крови у зачерствевших душой головорезов было принято. Старуха ежедневно и ежеминутно привычно махала косой у них над головой и нужно было ещё постараться. чтобы не сойти с ума от леденящих душу ужасов войны.

Потом поднял голову и сплюнул тягучую слюну.

–Как пить дать, это разведка призраков поработала.

Теперь гадать было бесполезно, я молчал и в голове лихорадочно прокручивал варианты докладов ротному о произошедшем, которые надо было согласовать с оставшимися в живых парнями.

Не смотря на нашу правдоподобную версию нападения на наш блок пост, я потерял доверие начальства. Меня разжаловали до рядовых и с тех пор всё покатилось под уклон, мне стало неуютно в моей боевой части. Утешало только то что на счёте в банке у меня скопилась приличная сумма, пора было делать левые документы и сваливать в тёплую, без заморочек, страну. О Марианне я пока даже и не вспоминал.

Батальон поездом прибыл в Дебальцево, когда наша оборона начала прогибаться под мощным напором противника. Вокзал этого стратегического степного городка, с панорамными, батальными, настенными картинами я никогда не забуду. Высокий стальной решётчатый мост через рельсы, по которому приходилось ходить, и где стоял наш крупнокалиберный пулемёт ДШК и НП, наблюдательный пункт. Рыночек, где я скрытно покупал у запуганных и голодных местных жителей зимнюю, ношеную гражданскую одежду. Я всё готовился дезертировать, когда в городе наступит беспорядок во время штурма.

На войне бывало страшно и не раз, но самый натуральный ужас сковывал, когда накрывал огневой налёт во время заседания в уличном сортире, тогда молишь господа только об одном, лишь бы не сейчас. Это была бы страшная смерть, а ещё хуже было бы получить здесь ранение. Даже перевязывать бы никто не стал.

Момент для «демобилизации» настал во время уличных боёв, во время отхода я забежал в тёмный и грязный подвал жилого дома, одуряюще воняющий канализацией. Сбросил осточертевший, грязный и пропахший дымом камуфляж, поджёг его зажигалкой, но синтетика, хоть и пропитанная местами машинным маслом и соляркой, после поездок на броне, горела плохо, скорее тлела. Прикопал автомат и золотишко в куче мусора, переоделся в гражданское.