Тайны острова Сен Линсей. Горечь волчьей ягоды

Лив ответила не сразу, и Констанция успела пожалеть о своём вопросе, пока тянулась эта странная пауза в их разговоре. И без того усталый взгляд женщины потух окончательно, став при этом опустошённым и печальным.

– Неприятные ассоциации, – Лив буквально выдавила из себя эти слова, и обеим собеседницам вмиг стало не по себе. Так бывает, когда в весёлой компании отпускаешь неуместную шутку, задевающую слишком личные и слишком больные темы. К счастью, шумное появление Берта и доктора Сигрина разбавило обстановку.

– Привет! – лучезарно улыбаясь во весь свой белозубый рот, выпалил брат, как только увидел гостью. Та мгновенно просияла в ответ. Такова была исцеляющая сила Адальберта Маршана – его обаянию и сладкому, воздушному, как сахарная вата, добродушию просто невозможно было противостоять. Конни терпеливо наблюдала за тем, как он заключает в объятия женщину, с которой был знаком лишь на один вечер дольше, чем сестра. И тем не менее они уже воспринимали друг друга по-дружески открыто и комфортно. Никаких формальностей и официоза. Никаких «вы» и сухих рукопожатий. Всего секунду назад на Лив лица не было, и вот уже она весело обменивается с Бертом остроумными репликами и чуть было не повизгивает от смеха.

– Как твои успехи в живописи? – сияя от восторга, спросила она, и Берт тут же изобразил театрально-недовольную гримасу, запуская руки в свои путаные светлые волосы.

– Паршивей некуда! А как твои мальчишки? Где они, кстати?

– Севилла решила устроить им небольшую экскурсию, чтобы Лив могла отдохнуть после долгой дороги, – пояснила Конни терпеливо, хотя могло бы показаться, что с появлением шумного братца на неё тут же перестали обращать внимание. К сожалению или к счастью, но так бывало довольно часто. Берт умел заполнять собою пространство и переводить взгляды на себя почти что профессионально. Голос у него был мелодичный и звонкий, внешность – яркая и аристократичная, а манера поведения могла меняться в зависимости от обстоятельств и окружения. Утром он ворчал и хмурился, а теперь глядите-ка – шутит, жеманничает и очаровывает всех вокруг своей лёгкостью и почти детской непосредственностью.

Все функции Констанции, как ответственной хозяйки, с этой секунды сводились к редким ремаркам и пояснениям. Так, например, увидев, что Севилла с мальчишками возвращаются после экскурсии, она вежливо предложила гостям помочь им расположиться в их комнатах, дала указания по поводу предстоящего обеда и со спокойной душой удалилась.

Примерно так же всё происходило и за обедом, и после него: источником шума и громких разговоров были Берт и Питер с Йеном. Иногда Констанция улыбалась и повторяла «всё в порядке, не беспокойтесь», когда Лив извинялась перед ней за ту или иную застольную выходку своих сыновей. В остальном же участие госпожи Ди Гран в общей беседе ограничивалось кивками головы и дежурным смехом, когда смеялись и все остальные.

Настроение у неё при этом было вполне сносное. Конни никогда не относилась к тому типу людей, которые грустят, если всё вокруг не крутится вокруг них. Наоборот, иногда подобное положение вещей снимало с неё груз ответственности за поведение и расположение духа окружающих. В такие моменты можно было думать о чём-то своём, сохраняя при этом внешнюю невозмутимость и благожелательность.

Садовник Годфри раздобыл для мальчишек футбольный мяч. И, что удивительно, идея погонять его по газону пришлась по душе не только двум внукам доктора, но и самому доктору. День клонился к закату, и тяжёлый горячий воздух потихоньку начал остывать. Пёстрая компания Сигринов, к которой присоединились и Берт с садовником и Леон, младший брат Ивы, носилась теперь под окнами, поднимая в воздух облака пыли и клочки земли.

– М-да, давненько я не видела ничего подобного, – протянула госпожа Сапфир задумчиво, направляясь в сторону Конни. Найти её оказалось несложно: девушка опять устроилась у окна синей гостиной, надеясь собраться-таки с мыслями и написать внятный ответ мэру Сальтхайма по поводу грядущего фестиваля и его приглашения, но дело никак не шло. Уже битый час она водила ручкой по бумаге, рисуя то ли сердечко, то ли яблочко, то ли чьи-то ассиметричные ягодицы. На официальное и предельно вежливое письмо с обоснованным отказом эти художества похожи не были.

– Что? – с трудом Констанции удалось отвлечься от медитативной практики бумагомарания и заставить себя обратить внимание на вошедшую даму.

– Я про них, – Севилла махнула рукой в сторону окон, мимо которых метеором пронёсся Питер, давя из себя протяжное «а-а-а!». Следом за ним с криком «в стекло не попади!» уже бежали доктор с Годфри. Управляющая еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. – Мужчины, похоже, никогда не взрослеют…

– Похоже, – не особо вникая в слова женщины, кивнула Конни. Затем она в последний раз взглянула на неудавшееся письмо и решительно смяла лист. Ей хотелось метко запустить получившийся комок в урну для бумаги, но таковой поблизости не оказалось.

– Вам нужен нормальный кабинет.

– У меня есть кабинет, – отвечала девушка. К её спальне в южной части замка действительно примыкало помещение похожего свойства, небольшое, но вполне функциональное. Проблема заключалась в том, что заставить себя работать там девушка не могла. Её сторона дома была пустынной и тихой, слишком уж оторванной от ключевых помещений, вроде архива, библиотеки и всего того, что могло бы ей понадобиться. Бегать всякий раз туда-сюда по лестницам, петлять по коридорам или вызванивать Севиллу по поводу каждой мелочи было бы просто нецелесообразно.

– Вам нужен кабинет в этой части дома. Займите офис Августа, он был бы не против.

– Я подумаю об этом, – соврала Конни, потому как думала об этом она и так довольно часто. И всякий раз наталкивалась на внутреннее сопротивление непонятной ей природы. Как будто некая часть неё так и не решалась принять тот факт, что именно она, Констанция Маршан, теперь глава этой семьи.

Глава семьи.

Даже произносить эти слова про себя почему-то было нелегко. Август Ди Гран – двоюродный дед, которого она не знала, – был всеобщим любимцем. Абсолютным идеалом мужчины: строгим, но справедливым, верным своим принципам, заботливым и почитаемым всеми вокруг. Его любимая жена умерла, когда им обоим было лишь чуть за сорок, но он так и не женился повторно, хотя желающих утешить и обогреть состоятельного и красивого вдовца нашлось бы немало. Десять лет спустя он пережил трагическую смерть младшего брата и невестки, взял на себя роль опекуна для их дочери и вырастил её, одаривая заботой и нежной отцовской любовью. Человек с безупречной репутацией. Увы, Конни не чувствовала себя даже на полпроцента равной ему. И, хотя она охотно взялась за дела семьи, заменой для личности такого масштаба, как Август, она себя не видела. Или не желала видеть.

– Как там Виолетта? Чем она занимается? – переводя тему, поинтересовалась Констанция у госпожи Сапфир.

– Читает книжки, как всегда, – вздохнула дама разочарованно. Её раздражал тот факт, что самая юная из Ди Гранов наотрез отказывается вести светский образ жизни при свете дня. Даже не вышла поприветствовать гостей. Впрочем, вынуждать девушку находиться в компании малолетних Сигринов было бы всё равно, что подвергнуть бедняжку психологическому насилию. Днём Ви всегда казалась слабой, вялой и замкнутой. Доктор Сигрин был убеждён, что так проявляются последствия перенесённой в детстве психологической травмы. Неспособность девушки выносить яркий солнечный свет он считал надуманной, ведь никаких реальный болезней у неё выявлено не было. Тем не менее, Виолетта упорно отсиживалась в тени днём и вела куда более активную жизнь ночью.

– Она присоединится к нам за ужином?

– Не знаю! Сами у неё спросите, – устало потирая виски, отозвалась госпожа Сапфир. Борьба с причудами Виолетты занимала немалую часть её повседневного существования, поэтому периодически это серьёзно даму утомляло. – Ох, она такая же упёртая и капризная, как и её мать, упокой Господь её душу!

– Агата тоже предпочитала бодрствовать ночью? – Конни вдруг осознала, что прежде речь почти никогда не заходила о покойной госпоже Ди Гран. Севилла и Агата были родными сёстрами, но ни госпожа Сапфир, ни Виолетта не любили говорить о ней.

– У неё вообще не было хоть сколько-нибудь чёткого графика, – рассмеялась Севилла. – Агата могла проспать дня два, а потом шататься с супругом под луной вокруг дома с бутылкой вина. Она бывала взбалмошной и наивной, как ребёнок, но, если уж вбивала себе что-то в голову, то всё! Ни вправо, ни влево! Только так и никак иначе. И хоть ты тресни, уговаривая её пойти на уступки.

– Да, очень похоже на Виолетту.

– Да, – повторила женщина, присаживаясь в одно из кресел. Губы её дрогнули и растянулись в улыбке, одновременно добродушной и печальной. – Они и внешне – одно лицо. Конечно, из Ви не получилось типичной Ди Гран, но, знаете ли, и в нашем роду полно красавиц! Взгляните хотя бы на меня!

– Это правда, – Конни улыбнулась в ответ и нехотя поднялась со своего места. – Похоже, сегодня у меня не получится написать господину мэру ничего путного. Предлагаю растормошить Виолетту к ужину и всем вместе выпить ежевичного вина. Как вы на это смотрите?

– Прикажете оповестить наших мужчин?

– Пусть играют, – отмахнулась девушка. Где-то вдалеке по-прежнему были слышны гомон и крики, страстно увлечённых футболом мальчишек. – Но, возможно, Лив захочет к нам присоединиться. Пригласите её.

***

«Это шутка?»

Лив не могла поверить своим глазам. Она ещё раз пробежала глазами по тексту электронного письма. Потом ещё раз. И ещё раза три. Несколько минут её разум просто отказывался о чём-либо мыслить и рассуждать. Голову заполнила звенящая пустота. Отложив в сторону смартфон, женщина поднялась с постели и направилась в ванную.

В замке не ловит мобильная связь. Интернета тоже нет. Видимо, сообщение пришло, пока они ехали от вокзала. Во всей этой суматохе она даже ни разу не взглянула на телефон. Это и к лучшему. Наверняка, это бы выбило почву у неё из-под ног.

Ополоснув лицо холодной водой, Лив ухватилась за края раковины и буквально всем корпусом нависла над ней. Капли падали с подбородка, бежали ручьём по шее и заползали под одежду. Это подействовало отрезвляюще. Ей удалось подавить подступающий к горлу гадкий ком.

«Дорогая Ливи,

Как ты поживаешь? Как дети? Я слышала о твоём разводе. Давно хотела выразить тебе своё сожаление по этому поводу, но никак не могла подобрать слова. А теперь уже поздно, не правда ли?

Думаю, ты прекрасно понимаешь, какими непростыми для всех нас были эти пять лет. Кто-то всё же смог начать делать шаги к новой счастливой жизни, но кому-то это даётся значительно сложнее.

Знаю, Бритта хотела бы, чтобы все вы жили полной жизнью, искали себя, работали, влюблялись и строили планы на будущее. Надеюсь, в твоём случае именно так дела и обстоят.

Возможно, моя просьба покажется тебе странной, но я действительно была бы счастлива вновь увидеть тебя! В этом году я придержу бронь на хижину, если ты захочешь приехать и встретить фестиваль Волчьей Ягоды со мной, Крисом, Мэтью, Лотти и крошкой Кристин. Уверена, что Бритта, где бы она ни находилась сейчас, была бы счастлива увидеть всех вас вместе. Мы решили, что почтить её память таким образом – это важный и даже необходимый шаг для нашей чудесной маленькой семьи.

Но без тебя это кажется мне бессмысленным. Ты тоже часть семьи, Ливи. Не смотря ни на что. Всегда.

Пожалуйста, ответь мне и сообщи о своём решении.

С уважением и любовью,

Линда Хегер»

Сознание потихоньку начинало выходить из состояния полной заморозки. Смысл прочитанного оседал в голове, звеня и вибрируя в висках и переносице. Лив заставила себя сделать несколько медленных вдохов-выдохов и сосчитать до десяти.

Она же не девочка уже, она знает, что игнорирование проблемы лишь на время делает её невидимой, но не заставляет вовсе исчезнуть. Если жить и делать вид, что больше не больно, то боль лишь затаится где-то в глубине, ожидая подходящего (а точнее максимально неподходящего) момента, чтобы выскочить, будто чёрт из табакерки.

Горячие слёзы проступили на глазах, размывая всё вокруг и делая мутным. А ведь ей опять снился этот проклятый сон! Буквально перед тем, как Линда прислала ей своё письмо. Плотно сжав губы, Лив подавила подступающий крик и лишь немного погудела в нос, выпуская из себя накопившееся напряжение. Помогло. Смахнув слёзы, женщина попыталась встряхнуться всем телом, разгоняя кровь, приводя мысли в порядок.

Что ей теперь делать? Ответить Линде? Или проигнорировать? Госпоже Хегер было уже за семьдесят, и эта милейшая дама всегда была очень добра к Лив. Не ответить на её трогательное и такое искреннее сообщение было бы просто жестоко.

С другой стороны, каждая строчка, каждое слово, каждая буковка этого письма обжигали Лив так, словно кто-то тушил об неё сигареты, одну за одной. Читать его было больно, а писать ответ – каково? Дрожащими руками женщина взяла смартфон и вновь увидела перед собой эти строки. Надо ответить. Надо поблагодарить Линду за тёплые слова. Поблагодарить и вежливо отказаться от приглашения. Только и всего. Проще простого.