Седьмое Солнце: игры с вниманием

– Журналистки, значит… Вон, – указала клюкой вперед по улице, – видите, там дворец?

Все посмотрели в указанном направлении. Через проулок слева от дороги высился трехэтажный особняк. Он выделялся среди разбросанных вокруг домишек как великан переросток среди лилипутов.

– Ишь, какие хоромы отгрохала! – понесло бабульку. – Вот скажите на милость, где люди столько денег зарабатывают?!

– …?!

– Так ведь не зарабатывают, а воруют! Хапают и хапают, – она красочно изобразила это, отбросив палку и несколько раз с остервенением схватив перед собой воздух. – С народа последнюю рубаху – да себе в карман! Курва, отгородилась забором и сидит там, носу не кажет… – пожилая женщина толкала речь с таким возмущением, будто Золотарева сняла рубашку с нее лично.

Поскорее отделавшись от навязчивой собеседницы, они добрались до места и отпустили водителя.

Высокий забор был профессионально отделан декоративным камнем и казался неприступным барьером, оберегающим покой тех, кто проживал в доме. При приближении ворота открылись – очевидно, их уже ждали. Внутри располагался уютный дворик с ровно подстриженными рядами кустов, бассейном и зоной барбекю. Остальное Катя разглядеть не успела – из ниоткуда бесшумно возник дворецкий и провел в гостиную, не забыв позаботиться о верхней одежде.

В помещении, обставленном роскошно и со вкусом, за небольшим круглым столиком из красного дерева, в кресле того же оттенка вальяжно раскинулась сама бизнес леди – Инесса Золотарева. Она выглядела моложаво – в свои 69 на сорок с небольшим; язык бы не повернулся назвать ее бабкой. Подтянутая фигура изящно подчеркнута бежевым деловым костюмом, сразу видно, сшитым профессионально и на заказ. Светлые волосы убраны в высокую прическу, маникюр на руках аккуратный и не броский. В ушах, на шее, запястьях и пальцах – украшения, чуть более массивные, чем требовал имидж, – выдавали тайную страсть их владелицы к золоту. Она листала газету и бросала частые взгляды на старинные часы над камином, стрелка которых неумолимо приближалась к семи вечера.

Заметив гостей, Инесса кивком пригласила к столу и служанка, до этого по стойке смирно караулящая рядом, ловко подставила стулья.

– Располагайтесь, Светочка сейчас нам кофе принесет, – покровительственно распорядилась тренерша. – Я на секундочку… сейчас подойду, – и она зацокала каблуками по паркету.

Как только девушки остались вдвоем, Мила придвинулась ближе и прошептала с тревогой:

– Мне тут не нравится, лучше не прикасаться к еде и питью.

– Да? А я не увидела ничего подозрительного. – «Богатство часто вызывает неприязнь и зависть», – добавила про себя.

Служанка быстро вернулась, неся в руках расписную турку со свежесваренным кофе и десерт. Наполнила три фарфоровые чашечки. Девушки молча уставились на угощение, но пробовать не стали.

– Цок, цок, цок… – Инесса вернулась в свое кресло и, взяв кружечку, отпила из нее немного. Катя расслабилась – все-таки подруга чересчур мнительна. И тоже попробовала напиток. У кофе оказался ванильный аромат и необычайно мягкий вкус с примесью карамели и шоколада. Она блаженно прикрыла глаза, наслаждаясь приятным послевкусием. Тренерша понимающе улыбнулась:

– Это Копи Лювак, самый дорогой кофе в мире. Цена одной чашки равна прожиточному минимуму в России.

Катя едва не поперхнулась. Хотя напиток и был волшебным, но она все же предпочитала деньги. Инесса, словно прочитав мысли, заметила благосклонно:

– Богатые люди не скупятся на такие мелочи, – и обратилась к Миле: – А ты, деточка, почему не пробуешь?

– Я? – растерялась экстрасенс. – Живот болит… – выглядела она не очень и Катя даже засомневалась: притворяется или действительно болит.

– Тебе таблеточку дать? – проявила участие хозяйка. – Или, может, перенесем интервью?

Та отрицательно покачала головой:

– Спасибо вам… но уже проходит, – включила диктофон, а перед собой положила блокнот и ручку.

Бизнес-леди откинулась на спинку стула и заговорила. Опыт публичных выступлений чувствовался сразу – ее речь зазвучала уверенно и четко:

– Я учу людей зарабатывать деньги. Сначала человек должен осознать, что деньги – это самое главное в жизни. Люди бедны потому, что ставят на первое место другое. Они, конечно, мечтают о богатстве, но хотят всего и сразу, при этом почти не прикладывая усилий. На самом деле их лень – просто отсутствие четкой мотивации. Те же, кто понял первостепенную важность денег, всеми силами стремятся к богатству и, даже падая, они будут снова и снова вставать и обязательно добьются успеха.

Тренерша говорила твердо и не делала пауз, вынуждая явно не согласную Милу нетерпеливо ерзать на стуле. Наконец, напарнице удалось вклиниться:

– Но… но деньги не могут быть самым главным! Богатые ведь тоже бывают несчастными.

Инесса одарила снисходительной полуулыбкой:

– Вот видишь, ты сама сказала «тоже бывают». А сколько счастливых бедняков ты знаешь? Если человек вынужден двадцать лет на ненавистной работе батрачить, чтобы выплатить ипотеку или не имеет финансов купить своему ребенку качественную вещь и дать достойное образование – будет ли он счастлив? Нехватка денег подточит любое счастье. Таким людям достанется лишь суррогат – возможность забыться под телевизор в компании пива или таких же неудачников, как и они сами. И это я рассматриваю среднестатистическую семью, даже не беру в расчет откровенно нищих, которым еле-еле хватает на еду. Разве не так, милочка? – в вопросе бизнес-леди засквозила насмешка.

Экстрасенс судорожно вертела в руках ручку, затягивая с ответом. Катя начала всерьез опасаться, что та быстро выдаст их своим слишком эмоциональным поведением. И что с ней такое? Взгляд девушки скользнул по столу и невольно прилип к блюдцу с печеньем. Сахарные кругляшки сначала смотрели настороженно, но, быстро осмелев, поманили кунжутными зернами. С наслаждением отправила в рот хрустящую печенюшку. Ммм… как вкусно.

– А как же любовь, семья дружба? – тем временем нашлась Мила.

Бизнес-леди повертела на безымянном пальце золотое кольцо, инкрустированное массивным брильянтом. Затем тяжело вздохнула, словно этот вопрос задавали уже тысячу раз, и принялась излагать свои аргументы. Но Катя не вникала в их суть, ее внимание всецело захватила тарелка с печеньем. Круглолицые вкусняшки недолго прятались друг за дружку, их ряды быстро редели. Незаметно придвинув тарелку поближе, она ловко отправляла лакомство в рот. Да и что нового могла сказать тренерша, здесь и так все было ясно. Дружба? У нее не было друзей, которые, случись беда, отдадут последнее. Да и сама она не была к подобному готова. Семья? Когда умерла бабушка родные перегрызлись из-за наследства. А там всего ничего было – старый дом в области. Любовь? Ну уж нет, пусть милый один живет в своем шалаше. Какой же он мужчина, если не способен на жилье заработать? К тому же, статистика вещь упрямая: 90% браков распадаются в принципе, а 50% из них в первый же год, а счастливчики, попавшие в заветную десятку, вместе чаще не из-за любви живут, а по вполне банальным причинам, – как ее родители, к примеру. Но лучше бы разбегались сразу и не портили друг другу нервы…

Девушка уже привычно протянула руку и замерла. Осталось только одно печенье, а съедать последнее неудобно. Разочарованно вздохнув, отодвинула тарелку и подняла глаза. Очевидно, Инесса грамотно толкала речь: Мила попеременно то бледнела, то краснела и ее уже основательно потряхивало.

– Но как же Бог?! – завела экстрасенс больную тему. – Деньги мы на тот свет не заберем. Главное здесь, на земле, позаботиться о своей душе!

Тренерша изумленно уставилась на собеседницу, а потом громко расхохоталась:

– Кто тебе сказал такое, деточка?! Не священники ли, призывающие делиться последней рубахой, а сами гоняющие на Порше из личного автопарка? Они грозят божьей карой нарушителям заповедей, но не брезгуют заказывать в сауну дорогих девочек. А не для того ли они учат послушанию и смирению, чтобы миряне, очнувшись, не обрушили праведный гнев в первую очередь на них самих? – и, наклонившись поближе, убежденно зашептала: – они либо сами не верят в бога, либо надеются подкупить накопленным добром апостола Петра, дабы он открыл им черный ход у ворот рая.

– Вы… вы!!! Это богохульство! – Мила вскочила со стула, – Бог накажет за такие слова!

Тренерша ухмыльнулась и продолжила ровным голосом:

– Скажи, где твой бог, когда преступники подкупают судей и гуляют свободными, а менты вешают убийства на невиновных? Где он, когда на Земле беспрерывно идут войны, люди убивают и грабят, насилуют женщин и сжигают дома? Где он, когда больные дети умирают лишь потому, что их семьи не имеют средств на лечение? Родители мечтают, что найдется богач, который оплатит счета, а потом молятся за его здоровье и ставят свечки. Их бог тот, кто дает им деньги. Именно деньги позволяют управлять судьбами. Богатый может быть щедрым и спасти от нищеты и смерти, или же просто пройти мимо. Деньги делают человека Богом! Твоя подруга поняла это, – Инесса кивнула на Катю, – а ты сопротивляешься горькой для тебя истине.

Действительно, Катя осознала с потрясающей ясностью, что эта замечательная женщина говорит очень правильные и нужные вещи. Может, немного категорично, но ведь в целом – верно! Ей вспомнилась притча, которую они недавно читали в группе: «На окраине города в ветхой лачуге жил нищий. Как-то его увидел богач и предложил помощь, но тот отказался. Типа он и так счастлив, так как чувствует неразрывную связь с Богом. И больше ему ничего не нужно». Хотя смысл притчи был очевиден – тот нищий был святым, избранником Господа, но девушка не могла представить, кто в своем уме захотел бы оказаться на его месте?! Она – вот уж точно нет. Влачить жалкое полуголодное существование… и чтобы это нравилось?! Да еще какой позор в глазах родных и знакомых… Нет, без денег однозначно жить хорошо не получится.

Она с горечью поняла, что поступление и учеба в институте в сущности большая ошибка. Столько времени и сил впустую! Ведь красный диплом сам по себе ничего не даст. Дети богатеньких родителей пооткрывают свои клиники, другие сядут по блату на теплые должности, а таким, как она, останется только место в поликлинике на оклад ниже зарплаты уборщицы. Тренерша права, она разъяснила, в каком направлении стоит двигаться. Девушка ощутила болезненный спазм в горле, а в груди нарастающее давление: ведь времени жизни так мало, а его часть уже бездарно растрачена на обучение в медицинском. Теперь нужно срочно наверстывать упущенное – учиться делать деньги.

Деньги… Катя смотрела на Милу – та шевелила губами, сжимая на груди крест, но звук ее голоса не достигал разума. Запоздало посетило прозрение, что это ненормально. С трудом повернула голову – мышцы, словно налитые свинцом, плохо слушались. Инесса по-прежнему занимала кресло, но никак не получалось взять ее в фокус. Контуры то расплывались, то вновь съезжались, и при этом сквозь них проступало нечто иное. Мысли в голове загудели как растревоженный пчелиный рой. Одна отделилась от остальных, начала стремительно набухать и приобрела очертания догадки: «…печенье, видимо, было отравлено…».

С каждым мгновением воздух становился все плотнее, тягуче растягивался, болтаясь туда-сюда на вдохе и выдохе, с трудом проникал в легкие. «Задохнусь» – испуганной пташкой заметалось внутри понимание и, не найдя выхода и напитавшись отчаяньем, обреченно ухнуло вниз. С Милой тоже творилось неладное: она покачнулась, полупрозрачный святящийся след-фантом также колыхнулся и с отставанием в несколько секунд склеился со своим оригиналом, – она все-таки сумела удержаться на ногах.

В ушах зазвенело, звон перешел в оглушительный свист, он все нарастал по силе и быстро достиг апогея, словно врубили мощные колонки и их заклинило. Когда давление сделалось совсем нестерпимым, раздался оглушительный треск и все разом стихло. Но зрение еще подводило. Проморгалась – не помогло. Казалось, словно реальность вокруг была соткана из петель и сейчас они лопались и распускались, обнажая прорехи, сквозь которые просвечивала другая картина. Ее охватил мучительный дисбаланс всех органов чувств, будто она присутствовала в двух мирах одновременно, принимая импульсы от обоих. А затем одна реальность начала медленно таять…

– Шух… шур… хык… хык… дзынь… дзынь… – внимание зацепилось за звук. Она постепенно приходила в себя. Что-то скреблось и шебуршало под ногами. Резкий запах ударил в нос: смердело гнилью, кислятиной и застарелой мочой. Взгляд невольно пополз вниз, под стол – огромная крыса с голым хвостом и отвратительной проплешиной на серовато-коричневой шерстке выгрызала из железной миски остатки съестного. И… что-то не так было с дорогим паркетом. Напрягла зрение – пол стал другим. Этот не мылся уже давно и был покрыт толстым слоем налипшей грязи, вперемежку с раздавленными объедками и прочим мусором. Сверху черными точками валялись трупики насекомых, в основном мух, прилетевших сюда осенью в поисках смерти. В отдельных местах еще проступал элемент рисунка – да, пол когда-то застилал линолеум. Теперь же он истерся до дыр и больше не мог скрывать деревянные балки, почерневшие от сырости и времени.

Катя запоздало вскрикнула и отскочила. Табурет, протяжно скрипнув, опрокинулся назад. Уперлась глазами в стол – он лишь немногим превосходил пол по опрятности. Замызганная скатерть, щедро изрезанная до облупившейся белой краски, с засохшими разводами, чем-то налипшим и потерявшим изначальный вид… скользнула по надтреснутой тарелке в центре с заплесневевшей краюшкой хлеба и трем засаленным кружкам с вонючей жижей по краям. Та, что стояла ближе, почти пустая… ощутила во рту резкий привкус тухлой кислятины и живот скрутило болезненной судорогой. Ее вырвало прямо на пол.

Сбоку тихо заскрипел чей-то смех. С трудом разогнувшись, повернула голову на звук. На нее пялилась безобразная старуха с паклей редких седых волос, крючковатым носом и лицом, изрытым глубокими бороздами морщин. Заношенный махровый халат давно выцвел, а местами протерся и пошел надрывами, абы как стянутыми белыми нитками; он был запахнут сбоку большой ржавой булавкой. Поймав Катин взгляд, старуха захихикала громче, обнажая осколки гнилых передних зубов и с безумной злобой чиркнула по полу ногой в шлепанце, с мерзким хлюпаньем раздавив какое-то насекомое. Девушку передернуло от отвращения и испуга. Сейчас она находилась не о особняке тренерши, а в ветхой хибаре. Сверху нависал потолок, разукрашенный следами старых и недавних протечек и почерневший по углам плесенью, на неровных стенах кусками пузырились обои, полу обглоданные мокрицами и прочей живностью. Там, где они отвалились совсем, зияли глубокие трещины в штукатурке, сквозь которые проступало серое нутро самана. Окна с трудом пропускали свет: заколоченные деревяшками, тряпками и драным полиэтиленом, они казались лишь нелепыми провалами в поверхности стен. Вместо мебели вокруг громоздилась какая-то рухлядь: покосившийся шкаф, кухонные ящики, полуизломанные и заляпанные жиром, кровать с продавленной сеткой в углу, плита с впалыми конфорками, покрытая желтым налетом и копотью. В раковине покоилась помойная тряпка, приглушающая звуки подтекающего крана. Все обветшалое, липкое, засранное… И что-то смутно напоминающее ночной горшок… посередине… нет, лучше туда не смотреть…

Вздрогнула, когда дрожащая рука обхватила запястье. Мила, бледная, с горящими глазами, тянула к выходу. Жалобно простонала, затем хлопнула дверь, и они вывалились наружу, жадно хватая ртом свежий осенний воздух. Участок перед домом был густо усеян хламом и тряпьем, прогнившим и уже частично вросшим в землю. А рядом, на иссохшей ветви старой яблони, мирно покачивались на ветру их куртки. Стянули с дерева и через дырку в заборе выбрались на улицу. На Катю вновь накатила дурнота, в голове зашумело, а ноги сделались ватными, но напарница упорно тащила дальше. У синей калитки наконец остановились и перевели дух.

Пенсионерка, у которой они узнавали дорогу, все еще была здесь – сжигала мусор вместе с ветками и опавшими листьями.

– Ну что, сходили к Петровне? – поинтересовалась, завидев девушек. И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Недавно с телевидения приезжали, ее в новостях покажут… За какие заслуги, спрашивается? Она-то, помимо пенсии, еще и пособие получает, да ведь не тратит, все копит… а что я сорок лет учителем в школе промудохалась, последнее здоровье положила… неинтересно никому, на десять тысяч выживаю. А ей вон помощь собирают, ремонт хотят сделать… а что у меня крыша течет никому и дела нет!

У Кати в голове царил полный хаос. Казалось, было нечто общее в речи женщины тогда и сейчас… но никак не получалось зацепить, что именно и связать воедино. Ее замутило сильнее, а когда та подпихнула в костер откатившийся рваный пакет, и он сразу сжался и почернел, – и вовсе вырвало. Пенсионерка подозрительно покосилась, на сей раз изучая внимательнее: