Конструирование адекватности. Поиск оснований. Часть II

Итак, мыслители того, как утверждал поздний Зиновьев, навсегда исчезнувшего проекта, вооруженные таким противоречием[36 - Позитивисты, верящие в метафизические последние диалектические законы природы. То есть метафизики-позитивисты, позитивные метафизики-позитивисты, отрицающие то, что у них в основании установлена негативная метафизика, которой нет…], оказались в ситуации отсутствия возможности развивать мысль. И часть интеллектуалов принялись изображать мысль: открываем любой учебник или гуманитарную работу ушедшего времени, а в них, во введениях, – собрания слов и игра с ними. В итоге, официальная гуманитарная сфера перестала существовать, превратившись в имитацию действительного мышления, и кто-то просто остановился. А кто-то не только имитировал некое официальное учение, но и занялся переводом, изучением и интерпретацией различных памятников философской мысли. Но в итоге и такой искатель не создал ничего значительного, того, что могло взорвать духовную сферу, того, что могло стать особым топливом для этого сползающего слабоумия, сползающего в самое примитивное мещанство, против которого (по-разному) восставал весь культурный ХIХ век. И действительная значительная духовная культура все же присутствовала, в особом замкнутом пространстве (Мамардашвили, Пятигорский, Библер и другие), но смычка с широким происходящим, при этом, не предполагалась.

Философский факультет существовал и для производства «жреческого корпуса», и для обслуживания «положительной метафизики», которая состояла из определенной суммы представлений «классиков», и чего-то очень разного, чего-то эклектического. При этом разговоры о том, что «в других частях мира – это не так, и такое существует иначе» – это всегда усыпляющая ложь. Такие рассуждения – это преднамеренная защита головы, точки мышления, того духовного узла, где производят то специфическое мышление, или даже не мышление, а что-то большее, что завтра становится источником особой победы.

У любой субъектии наличествует и «упрощенное положительное учение о происходящем», и о том, «как спасаться» (см. такое у Шестова в «Sola Fide – Только верою»), и жрецы такого учения. Конечно же, жрецов в тех других местах, возможно, производят не на философском факультете, а как-то иначе, в каких-то…

И философский факультет тоже может быть упрощен, и тогда он станет подпоркой для «настоящей» естественной науки, или, возможно, это будет только какой-то бесполезный, но еще почему-то присутствующий способ изучения непонятных историко-философских памятников древней мысли. И такое в тех местах или там, где производство либо запрещено, либо отсутствует по другой причине, по причине отсутствия связи с источником – иногда присутствует, но, правда, на обочине.

Но жрецы и учение – обязаны быть, хотя взаимодействие действительных жрецов и тех, кто на самом деле занимается философией, ну или чем-то похожим, но другим, каким-то особым мышлением (не мышлением) – всегда будет происходить по особой траектории. И особо-мыслящие (безумцы) – это в обязательном порядке выходцы из жреческой касты[37 - У Бердяева в «Истоках» присутствует размышление о глубокой взаимосвязи духовной интеллигенции и выходцев из сословия священнослужителей в ХIХ в.] (склонные к такому), и учение об адекватности всегда производится тем, кто странным образом взаимодействует с происходящим. Но его остывающие формы, его стабилизация и обслуживание после – это всегда задача жрецов. А конфликт жрецов и тех, кто стремится общаться с неадекватностью – может иметь место (avoir lieu), но может и отсутствовать, и тут все сложнее, такое взаимодействие может быть разным, и жрецы могут становиться безумцами, и безумцы становятся жрецами… (см. такое у Шестова в «Sola Fide – Только верою»). То есть учение всегда остывает, и если не будут возникать слетевшие с катушек, способные его оживлять, тогда все кончится. Но и конкретный удар по адекватности может уничтожить нечто, что повлечет за собой сильное крушение, и для предотвращения такого жрецы обязаны сохранять остывающее учение. И всегда неясно из «точки сейчас происходящего», кто действительно адекватен, кто предлагает нечто сверхнужное, а кто является тем, кто работает на кого-то со стороны или транслирует чужую, несколько измененную теорию адекватности для… И, возможно, у такого, «только изображающего из себя безумца»[38 - Способ проверки известен и предложен уже давно.], – ничего нет, и у него отсутствует доступ к особому источнику, и он только меченый, ведущий всех к…

И если все же говорить о том, что происходило тогда, или касательного того, что происходило в негуманитарной сфере, то тут намечалось и происходило значительное интеллектуальное производство, так как необходимости имитировать не было. То есть математики, физики и другие отрасли, весь, так сказать, физ-тех-мат или мат-физ-тех и производное от этого, школа Капицы, и другие схоластики различных конструкторов мыслили и создавали разное действительное, ну и опять же, кроме некоторых странных слов во введениях своих работ. Вся техническая мысль отрицательно отзывалась о гуманитариях, догадываясь, что они изображают производство и не предлагают чего-то…, чего-то действительного…

В 40-60-е происходит сдвиг всего аппарата управления в технократическую сферу. Механизм управления занялся «реальными» делами – строительством систем вооружения, заводов, фабрик, ну и, конечно же, производством особого «свободного одаренного человека»[39 - Который в итоге в итоге увял.]. На первом месте стояли техника, технические вопросы, процессы и системы. Считая, или обманывая себя и других, что кибернетика завтра заменит все это слабое гуманитарное мышление неким действительным искусственным мышлением.... Кое-что тянули по старинке, предполагая такое в качестве особых конструкций. В целом, гуманитарная сфера отсутствовала в качестве действительного инструмента. А особую имитационную конструкцию поддерживали на всякий случай. Но тех, кто должен был занят особым мышлением, – не уважали, считали начетчиками, в отличие от реалистов – тех, кто в действительности обслуживает «реальные» системы.

Но происходящее шире упрощений математиков, физиков, техников, а мышление – это не биты и нули кибернетиков, и поэтому «реальные» дела, которые не проистекают из общего замысла (действительного мышления) – это вначале слабоумие, а после катастрофа и обрушение (Пасынки Вселенной). А отсутствующий «спор физиков и лириков» – это только разговоры… Но, а как же быть с наличествующим мышлением (актом), которое и определяет неопределенное происходящее?

Искренние искатели

Часть из тех, кто изображал, но понимал, что прикидывается, по-тихому ненавидели «учение». И в последующем это вылилось в то, что они ушли искать мысль, изучая древние памятники. Они по крохам, обманывая власть технократов или с одобрения особой части, переводили источники и вчитывались в такое древнее. И подобное времяпровождение для некоторых из них стало особым содержанием всей их жизни.

Движения тайных читателей высоких трудов по-своему ненавидели систему, но они также не воспроизвели действительное мышление. Увы, но памятники – это не мышление в своем происходящем значении. И поиск мысли одних привел к философии Библера, других – к Щедровицкому, третьих – к изучению синергетики, теории систем, кибернетики, науки управлять с помощью…, логики[40 - Зиновьев в начале своего пути.]. Все группы отрицали официальное учение, но они тоже не воспроизвели чего-то сверхзначительного. Конечно же, специфические мысли все же присутствовали, но только для особо узкого круга.

Радикальные группы являлись чистыми за… Они считали, что официальное учение – это ничтожность[41 - И действительному мышлению безразличны всякие схоластические позитивные бормотания.], и возможно – это так, в случае, когда отсутствует действительное мышление[42 - А куда исчезла мечта, которая владела умами первых?]. Но как быть интеллектуалом, и жить без мышления? И мысль где-то должна быть? И возможно, мысль присутствует где-то на За… И поиск привел именно туда, или знание об этом присутствовало задолго до этого, и это «до этого» настолько забыто, что сами интеллектуалы уже забыли начало такого, хотя у Бердяева в «Истоках» и у других авторов, таких как тот же Соловьев, или Геллер (Вселенная за пределом…), также присутствуют размышления на этот счет. И было решено взять мысль у За…, но и коль мысль – это благо, то и За… – это тоже некое сверхблаго. В итоге возникло острое желание разрушить то немыслие, тупик, антиблаго и освободиться. В итоге мысль и стала реальностью.

Но когда обратились на За…, то оказалось, что и там особой мысли нет[43 - Разочарование Зиновьева и других.]. За… мышление, как это указывал Бердяев в «Истоках», уже давно преодолело странное мышление, хотя, конечно же, всегда присутствуют исключения[44 - И действительное мышление – это исключение, обочина, или это такая же университетская история философии, которая никому не нужна…]. И сам Бердяев, вместе с Шестовым и другими, стал особым толчком для многих после: для Хайдеггера, Сартра, Камю и других. Но и в тех пределах с ХIХ века доминирует свой особый научный позитивизм, который, опять же, фальсифицирует гуманитарную сферу, но по-своему, по-другому…

И, конечно же, в тех пространствах, как это указывал Зиновьев, присутствует и нечто свое, нечто специфическое и сильное, но это не для всеобщего употребления, а только для особо-своих, и доступ к такому закрыт. И если ранее всякое мышление об основаниях, допустим, в ту же эпоху Просвещения, через время становилось мышлением масс, спускаясь вниз, то это время ушло безвозвратно, и в тело, опять же, согласно Зиновьеву, предлагается совершенно другое, и именно то, что позволяет двигать процесс в нужную сторону. Ум и тело живут в разных мирах…

Подытоживая, можно сказать, что «источником мышления» являются свободные искатели такого, они – это точка подключения к источнику, откуда проистекает «мышление». И не стоит сужать мышление к неким логическим операциям ума. Духовные акты – это нечто неуловимо сверхсложное и загадочное, и это не сложение-вычитание, синтез-анализ, дедукция-индукция… И все же если особый источник пуст, то виноваты не система, технократы, власть…, а сами. И нет сокрытых источников, и нет тайных памятников мысли, и существует только связь с колодцем, на который указывал тот же Сент-Экзюпери, или присутствует подключение к нему.

И отсутствие мысли влечет за собой кризис, а после произойдет и обрушение реальности. А системы вооружения, финансовое могущество, сверхразвитая социальная сфера и другое – не смогут предотвратить процесс гибели огненных актов и реальности после.

Но кто действительно бессодержателен? Возможно, ими являются те, кто не может воспроизвести действительного мышления об основаниях. И, опять же, проблему можно предполагать не в себе, а в системе, обществе, власти, правящей идеологии…, которая почему-то воздействует таким образом, что кто-то оказывается в пустоте. Но и группы власти, и правящие в целом, и схоластика учения, и другое – могут преграждать доступ, сначала к уже явленному мышлению, а через такое – и к источнику. И подобную преграду тоже не стоит исключать. Но все же глобальный доступ открыт, и запретить его – почти невозможно, это существует в каждом в качестве прометеевского огня.

А как же аналитики вождей? Ученые-мудрецы, за некоторым исключением, являются технократами, которые, так же как и остальные ученые, заняты техническими системами, а точнее – только уже явленным, применяя для обуздания такого выделения, теории, концепции…

И экономика, общество, производство, армия, жизнь, право, безопасность… в таком внешне выявляемом ключе являются особой технократической субстанцией. И подобное присутствующее – это обязательно сверхсложная технологическая суперсистема. Но когда ученым подкидывают метафизические мысли про …ые процессы…, борьбу классов, действительные ..носы, …зацию, …изм, но также и про первоисторию, особые основания, источник, и другие сильные и особые мысли, тогда технократические аналитики как бы теряются, потому как позитивное мышление о таком с помощью даже математических выделений – это абсурд. И если кто-то и замечает, «в каком направлении движется процесс», то он все же не противится, и ожидает того, что произойдет в итоге. И представители, группы из них, как бы они ни утверждали обратного – они всегда на службе.

И технократы, естественники, схемотехники, логосхемо… – это в определенной степени схемомыслители, уже забывшие, что их явленные мысли – это не то, что происходит на самом деле. Конечно, их работа необходима, они знают все тонкости той или иной выделенной отрасли или конкретные абстрактные преобразования в границах какой-то из «логик». Но оснований этого они не знают, и поэтому их можно особым образом … в итоге. Когда технократическая аналитика предлагается в качестве последней реальности или сильного разговора об основаниях, то все, кто поверил, что это действительно так – обречены.

И вокруг субъекта, автономии, субъектии существует среда, в которой тоже наличествуют субъектии. И те, кто решит, что вовне не ситуация «homo homini lupus est», а нечто иное… – то им конец, или им предстоит жить в каком-то слабоумии, в котором сильная практика будет противоречить усыпляющей теории.

И на практике к «ситуации вокруг» органы управления могут относиться как-то адекватно[45 - Осуществлять эксплуатацию, создавать институты, разваливать врагов вне…, заключать союзы с теми, кого как бы нет, осуществлять спец. операции…, требовать проливы и базы, применять финансовые инструменты, собирать налоги, делая вид, что это нечто иное.], но для подтверждения уже неработающей теории делать вид, что это не так. В итоге группы управления и тело как-то свихнутся, взрастив инфантильного. Но кто-то, устав лгать, может решить завершить сначала мир… эстафету, затем особое право, а после – и субъектию, которая отрицает то, что человек – это и субъект, и коллектив; и субъектия, и автономия; и цель, и «волк…»…

И если окончательно поверить в то, что Цель позволит забыть, что каждый – это особая автономия; и перестав замечать такую направленность на себя, а также и то, что в среде присутствуют другие, которые сотрут любого, кто отрицает действительное взаимодействие, которое может предполагать правила и называться, допустим, «гео…ика», – можно специфически тронуться и предложить себя другим в качестве обеда. Но и внутри субъектии существуют различные специфические «экономические отношения»[46 - Эксплуатации для…], которые далеки от животных, биологических, позитивистских идей Кропоткина, и отрицая такое, но продолжая осуществлять на практике, можно впасть в маразм.

В итоге в правящей прослойке[47 - И в сопричастных…], устав прикидываться, могут решить завершить все это, раз и навсегда[48 - Миролюбивое слабоумие…]. Но завершающее решение может оказаться гибельным не только для брошенного тела, но и для принцепсов[49 - Уставшее мышление…]. Но происходящее никогда не является завершенным до тех пор, пока оно не завершится… И какое-то завершение – это всегда начало чего-то другого…, конечно же, до тех пор, пока наличествует Человек. И происходящее – это великая трагедия включения, которая затронет судьбы многих, а точнее, большинства, которое никогда не хочет оказаться таким включенным, но и не может отказаться от этого…

Но мечта воспроизвести в этом присутствии что-то, что будет превышать особое скотство – будет наличествовать вместе с человеческим родом (см. Бердяев «Истоки…»). И надежда на такое преодоление будет возгораться до тех пор, пока будет пылать тот особый подаренный огонь.

6. «Сверхчеловек» Ницше и тайна скрытых оснований

Как преодолеть скуку существа, лишенного сильного смысла присутствия? (см. работы В. Франкла) Когда смысл погиб, когда «незачем все это продолжать» – тогда правящие могут придумать нечто для скучающих масс, или, возможно, оно возникает само собой?

И это выдаваемое в качестве способа преодолеть скуку – может быть не новым сильным смыслом, не новым стремлением[50 - Из источника ничего не проистекает, он пуст, он заилен, он заброшен…], оно может быть чем-то другим, выдуманным, слабым – мещанством, обуржуазиванием, потребительством, всеобщим развлечением, веселыми собраниями, туризмом, игрищами, игроманией (проблемы 60-х описанные в работах В. Франкла). Таковым может стать незначительная победоносная война (или управляемая, но неуправляемая катастрофа в итоге), которая может стать самоубийством для тех, кому сверхскучно.

И подобное в очередной раз случилось во второй половине XIX века и завершилось в 1914 году (самоубийство), и следующий венский декаданс будет происходить в другие времена. Согласно тому же К.Г. Юнгу, подобное от правящих движется в низы в течение двадцати лет, но парижский декаданс XVII века, поразивший только верхи и их окружение, окончательно затронул остальных только через два века. То есть для Шпенглера Европа второй половины XIX века – это уже окончательное все это, а до этого – Рим в I-II веке. И у верхов такое заболевание почему-то проявляется на век или два раньше. И в последующем процесс остывания все равно продолжается…, постепенно заражая других до самого низа… А итог такого – это судьба канатного плясуна из «Заратуштры» Ницше.

Но как самим правящим избежать той особой смертельной скуки? Конечно, они могут позволить себе все, все в этом включении, в его наличествующем. Но разве такого достаточно? И как разогнать ту особую смертельную скуку, скуку, равную смерти? И что по этому поводу можно сказать, раздумывая о судьбе таких, как Эл…л? Что происходит с правящими или около-правящими, когда все скучно или все предельно скучно? И что скучающие, у которых нет конкуренции (Карфаген и Македония разгромлены), вдруг могут возжелать произвести с тем миром, который им подвластен в мнимом абсолютном значении? Останутся ли такие скучающие только людьми, или они как-то особо свихнутся, и что по этому поводу говорят рассказы об «абсолютной власти» и о той особой «старой болезни»? И что они решат сделать с теми, кого они считают бесполезными даже для преодоления обычной скуки, то есть с этими всеми? И затронет ли «особое веселье» только…, или …? (см. о таком разном в «De vita Caesarum»).

И как такая особо-сильная скука может быть связана с поисками чего-то такого, что позволит преодолеть скучающего…, но пока еще человека. И уставший от уныния салонов, от глубокого декаданса, пребывающий в сильном нигилизме, который непонятен другим, кто не так сильно связан с голосами, он, возможно, может решить обнаружить нечто, что позволит ему решить эту сильную проблему, решить ее вместе с человеком… Потому что, возможно, именно человек будет определен в качестве того, кто является причиной этой особой скуки или, возможно, нечто сокрытое в нем будет казаться тем, что навевает эту никчемность, удручающую тотальную бессмысленность…

Что такое «сверхчеловек Ницше»? Возможно, Ницше считал, что он заново открыл древнюю тайну, тайну, о которой ничего не знает обычная классическая философия, школьный неоплатонизм, рационализм…, а тем более история философии. Усталый ум, усталый от рационализма, от бесплодных поисков, ум Ницше вскрыл нечто, что позволяет не просто развлекаться очередным явным мышлением, а применить это в качестве инструмента глубинного необратимого преобразования всего присутствующего бессмысленного человеческого бытия.

И тут, в таком его подходе, ему были абсолютно не интересны явленные гносеологические структуры (Локка, Декарта, Юма, Канта…), вроде бы изображающие сознание человека, и явленная адекватность, естественная мораль Смита, учение о естественном праве (Гроций)… и явленные основания-связи, понятые рационалистами в качестве обычной математики, классической физики и другого. А затем и различная практика просвещения, те плотные структуры и группы Х, которым показалось(?), что их «архитектурные» технологии, их «либерти» – это нечто очень сильное, но… оказалось… пост… пост…[51 - Когда «той стороны» – нет.]

А вот у Ницше вопрос о том, что такое сознание (осознанное, видимое), и в чем главная задача, решался по-другому, значительнее и серьезнее. И кто являлся его предшественником, так сказать, вдохновителем – это кто-то из «Sturm und Drang» или весь германский «романтизм» в целом являлся основанием[52 - А что являлось «основанием» романтизма?] такого особого мышления? Или, возможно, что-то из «Фауста» Гёте или из Шопенгауэра? Или что-то из германской, и не только, мистики, или еще что-то постарше? (Геллер Л.М. «Вселенная за пределом догмы…» или Хаксли «Вечная философия») Или Ницше был первым? Или, как это ни странно, и не первым, и не единственным, и прозрения о таком были у многих из разных лагерей, допустим, у Августина, Экхарта, Лютера, Достоевского, Юнга, Кьеркегора, Толстого…?

И если говорить именно о Ницше, то, предположительно, он предлагал решить вопрос как-то радикально или сразу, а не разбираясь с разными явленными онтологиями, которые, возможно, не позволяют проникнуть туда, в ту действительную глубину, которая недоступна для явленого мышления Аристотеля. И такое явленное мышление не может быть инструментом, который может работать с тем сокрытым, но за ним ли? Или, возможно, та глубина – это не про мышление, а про нечто другое? И связи с источником (колодцем) – это не о мышлении? Или, возможно, явленное мышление, тут даже в каком-то смысле, мешает отправиться туда?

Решением (открытием) Ницше был вопрос о сокрытых основаниях, которые являются тем, что выступает альфой и омегой именно этого человеческого бытия. То есть глубинные скрытые основания являются тайным тем, взаимодействие с чем позволяет перейти к преобразованию всего…, но чего и для чего???

Опровергнув сокрытые основания (по ту сторону добра и зла), разрушив нечто, что существует за явленным и что является затем основанием для присутствующего непонятного человека, удастся опровергнуть все, на чем стоит этот слабый человек. Тот человек, которого он знал и которым Ницше являлся в том числе, а в итоге можно будет создать (вскрыть) нечто иное…, но что?

… [53 - И как особые «мечты о завершении» были связаны с особыми состояниями Ницше – это очередной вопрос…][54 - Слова из молитвы.]

7. Прорыв, акт, искусство, искусственно-явленное

Необходимое изобретение смысла

Возможно, во всем происходящем присутствует особое безумие, катастрофа произошедшего хаоса, и попытки выявить нечто в этом всем в виде чего-то адекватного – бесполезны.

У присутствующего, в глобальном смысле, отсутствует способность (инструмент, орган) окончательно понять то, что присутствует на самом деле. И все наши усилия – это только конструирование адекватности, это попытки производить островки нормальности в границах присутствующей неадекватности, то есть это умение придумывать: бытие, содержание, картины, миры, законы, связи, причины, мораль, этику, эстетику, право, символы, смыслы, цели, причины…

И тело, в том числе, не является инструментом для устранения неадекватности. В определенном смысле то, что может быть определено понятием «тело», для ментальности всегда является чем-то окончательно неопределимым и существующим независимо, вне сознательности, вне возможности контролировать и влиять на него в идеально-воображаемом направлении. И оно в любом случае исчезнет…

И как понять конструирование в сильном значении? То есть все наши «остановки» – это только наложение «очередной» адекватности на эту неадекватность? Но одновременно, если бы отсутствовала способность наполнять присутствие вот этим наличным смыслом, тогда, возможно, все бы помешались, тронулись и давно исчезли[55 - Существуют различные фантастические произведения о таком.].

И любое сильное исключение из происходящего позволяет осознать кажимость в нашем определении основательности в происходящем. А глобальное изменение включения у включенных вызывает понимание того, что все, что было ранее, все предыдущее картины – это заблуждения, ошибки, глупость, безумие. Но для того чтобы быть, необходимо что-то действительное, что-то непереходящее, а иначе – сильный кризис возникшей бессмысленности.

Ограниченный присутствующим, но и наделенный особым огнем

Человек обладает возможностью подчинить присутствующее, но и одновременно – он над ним не властен, он бессилен перед его силой, и перед этим – он ничтожен.

Человеческое тело – это что-то и ничто одновременно, это слабая субстанция по сравнению с масштабами мира. И когда субъект для преобразования располагает только возможностями своего тела – его усилия незначительны, как и его преобразования.

Но у человека, кроме ограниченного тела, присутствует еще и ум (дух, мышление, огонь) в качестве источника особой мощи. И такой огонь в каком-то смысле сильнее происходящего, и применяя его, человек способен достичь значительных результатов, он может разорвать предопределенность безмолвия. В слабом значении он может производить инструменты для преобразования окружающего в конструкции, институты, технику, технологии, механизмы… А в сильном – способен наполнять живым смыслом эту леденящую бесполезность.

Но в итоге может оказаться, что человек придумал себе очередной мир, а он на самом деле – это нечто другое…, но что?