Трубы

– Делишки великолепно!

Его отвратительная манера искажать слова, как в старых фильмах, очень выводила из себя, или это я просто такой нервный?

– Что ты так долго в прихожей возился? Передача закончилась интересная!

– На ваши фото засмотрелся, очень мило, надо нам в прихожей тоже повесить свои.

Мимо шла моя милая, она вставила:

– Да, ты прав, дорогой, отличная идея!

Теперь меня передернуло от милой, сегодня я был явно злой и нервный, но этого нельзя было показывать. Я решил замаскироваться и всячески с ними согласиться.

– Конечно, милая, сегодня же вечером выберем фото!

Она ничего не ответила и ушла обратно. Тут вставил пару слов сосед:

– Не знаю, не знаю насчет вечера!

Я не понял его.

– Что это ты не знаешь?

Я уже начинал злиться, а удавка на моей шее становилась ошейником с шипами настоящего боевого пса.

– Не бери в голову, соседушка!

Я промолчал, потом он задал еще несколько вопросов, рассказал про свою проблему – у него на ветру шатался забор впереди дома, и он спрашивал моего совета, как бы его укрепить.

После этого всех позвали на кухню, сосед стремительно побежал вперед меня, видимо, так сильно гнал его голод, в его глазах бегали нездоровые огоньки, этот возбужденный взгляд мне совсем не понравился.

Потом прибежали дети, я же замыкал шествие. Все мы уселись за длинный стол на кухне, и это было единственное помещение в их доме, где не преобладал синий. Я почувствовал себя спокойнее и добрее.

Во время еды я предпочитал молчать, и только сосед иной раз вставлял свои слова и искал одобрения, скользя по мне своим недобрым взглядом с огоньком. В основном говорили женщины, детишки ели и иногда перебрасывались двумя или тремя словами.

Моя милая была в классическом белом накрахмаленном платье с красными маками, платье было почти бумажным, казалось, что от любого ее движения исходил шелест бумаги. После каждой фразы она мило улыбалась, показывая маленькие ямочки щек. Она была прекрасна, волосы убраны в хвост, получился званый ужин в ретро-стиле.

– Правда, соседушка?

С милой взгляд вернулся к соседу, я, видимо, засмотрелся и перестал слушать.

– Что правда?

– Я так и знал, что ты меня не слушаешь!

– Извини, я сегодня какой-то рассеянный, мыслями где-то далеко, но я же не порчу тебе этим аппетит? И вообще, если знал, что не слушаю, зачем говорить-то? Мог и подождать!

Я многозначительно посмотрел на его тарелку, она была пуста, и вся еда в пределах длины его рук тоже отсутствовала. Видимо, последняя фраза прозвучала немного грубовато, и мне стало немного стыдно, ее говорить не стоило.

В целом он неплохой человек, хороший даже, но сегодня меня все нервировало, мне было тяжело дышать от дурацкой бабочки, а еще было очень тревожно на душе, и эта тревога выливалась во внутреннее раздражение.

Говорили о том о сем и ни о чем конкретно, все было буднично, как всегда, как мы и привыкли. Как только тема меняла свое направление, прошлая сразу стиралась из памяти без следа. Я опять ушел мыслями куда-то очень далеко, погрузился в дальние дали.

Я посмотрел на него, а увидел лишь дуло дробовика, которое смотрело прямо на меня. Что происходит?

Я перевел глаза на милую и не узнал ее. Она лежала головой в тарелке, все платье было красное от крови, волосы разбросаны по столу и тоже все в крови. Ее руки были на столе, пальцы лежали в салате. За ее спиной с пистолетом стояла его жена, я посмотрел на сына. Он лежал примерно так же, костюм был весь в крови. За ним стояли два сына соседа. Я встретился взглядом с дулом, а потом и с глазами соседа, они пылали совсем не добрым огнем.

До меня дошла суть происходящего, первые несколько секунд были для меня дурным сном или непонятной картинкой, суть которой сначала непонятна, и лишь всмотревшись в нее, видишь весь ужас.

Я инстинктивно вскочил с места, стул с шумом упал за мной. Тяжело дышал, удавка еще сильнее душила меня. Лихорадочно вертя головой, я смотрел на волосы милой в крови, на сына.

Потом опять дуло, опять глаза с огоньком.

Я не сказал, я прохрипел:

– Зачем?

Раздался выстрел, меня отбросило, все погасло.

Глава 4. Еще один новый день

– Как думаешь, дорогая, может, нам купить новые халаты?

– Мне и эти нравятся, что это ты вдруг?

– Не знаю, меня они нервируют.

– Тебя все нервирует. Разбуди сына и пошли завтракать, твой кофе уже готов.

– Спасибо, милая.

Я встал с кровати, привычным и выверенным движением, как робот, засунул ноги в тапки и пошел в коридор. Меня почему-то мутило, и гудела голова, отдавая неприятной болью в затылке. Я постучался в дверь сына, за нею раздались звуки голоса и шуршания. Хорошо, значит, сын проснулся и дальше разберется сам. Даже стук в дверь отдался ударами молота по моему затылку.

Каждый следующий шаг по коридору и лестнице тоже отдавался неприятной болью в затылке, я напряг голову и весь как бы собрался и немного сжался, но от этого напряжения боль только усилилась. Надо было расслабиться, кофе бы мне сейчас помог.

Я сел за стол на кухне и взял в одну руку свернутую газету, а в другую – кружку с кофе. Забыв ритуально осмотреть кружку на предмет пятна, я вылил себе в горло почти весь кофе и развернул газету. Прочитал только два или три слова, боль в голове усилилась, и я отложил газету – если напрягать глаза, боль становилась сильнее. Сейчас надо расслабиться и вообще пойти полежать на диване, может, отпустит.

Спустилась милая и сразу за нею сын, он сел рядом, она принялась готовить завтрак на скорую руку, через несколько минут все было готово, и она села с нами есть. Я через силу откусил кусок тоста, движение челюстями тоже далось с болью для головы, я поморщился и положил тост обратно на тарелку. Моя семья вопросительно смотрела на меня. Я перевел взгляд с сына на любимую и обратно. Потом недовольно спросил:

– Что?

Они молча смотрели на меня, и к боле и тошноте еще прибавилась злость.

– Да что такое?

– Милый, тебе нехорошо?

– Да, мне нехорошо!