По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация

По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация
Андрей Викторович Мартынов

Военно-историческая библиотека (Вече)
В книге критически рассматриваются некоторые устойчивые мифы, вошедшие не только в мемуарную, но и в современную научную литературу. В частности, опровергаются досужие домыслы оппозиции власовских формирований в отношении СС и неучастия в военных преступлениях.

В частности, приводятся ранее неизвестные материалы о встречах Петра Краснова и Андрея Власова, а также публикуется письмо генерала Буняченко.

Андрей Мартынов

По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация

© Мартынов А.В., 2019

© ООО «Издательство «Вече», 2019

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019

Сайт издательства www.veche.ru

Вступление

Природа иррационального в силу своей непредсказуемости всегда вызывает повышенный интерес в истории, культуре, психологии, политике. Зло как форма иррационального, деструктивного, разрушительного становилось объектом пристального интереса историков, социологов, художников-мыслителей. Одной из таких форм инфернального начала выступал феномен предательства. Иррационализм предательства и вместе с тем его диалектичность (а следовательно, возможность превращения его разрушительных аспектов в свою противоположность) нередко затрудняют однозначную оценку того или иного действия как негативного или предательского.

И действительно, если посмотреть, например, на историю Древнего мира, то убийство Цезаря Юнием Брутом можно трактовать как предательство человека, которого Цезарь считал своим другом и всячески ему покровительствовал (оплата долгов и т. д.). С другой стороны, действие Брута можно трактовать как ultima ratio республиканской традиции против победившей имперской деспотии в лице Гая Юлия.

В библейской истории предательство апостола Иуды также неоднозначно в свете слов самого Иисуса, обращенных к нему: «Что делаешь, делай скорее» (Ин. 13, 27). Ведь не будь casus Иуды, не было бы и искупления адамова греха на Голгофе.

И в новой истории невозможно избежать дуализма интерпретаций. Кто такой Джордж Вашингтон? Герой-патриот? Один из «отцов-основателей» США, согласно официальной государственной мифологии? Или изменник британской короны? Удачливый мятежник-сепаратист, каковым его считали при Георге III?

Касаясь такой формы предательства, как коллаборация, то есть сотрудничество с противником, важно, что и она не поддается однозначной оценке. Нередко коллаборация может иметь и конструктивные, созидательные аспекты. Сотрудничество таких знаменитых бурских военачальников, как Луис Бота и Ян Сматс, с британским правительством минимизировало последствия поражения и способствовало развитию Южно-Африканского Союза.

В принципе, и деятельность маршала Анри Петена на посту правительства Виши в сложившейся ситуации поражения лета 1940 года была конструктивна, по крайней мере, до высадки войск «Свободной Франции» в Алжире 8 ноября 1942 года в рамках десантной операции «Факел» (Torch). Петену удалось обеспечить сохранение правительственных структур, собственной администрации и, главное, возможности для Франции вновь включиться в войну. Основная ошибка маршала была связана с тем, что он не воспользовался предоставленной ему ситуацией и не возобновил борьбу на стороне союзников. Интересно, что по одной из версий именно Петен первым стал использовать термин «коллаборация». В радиообращении 30 октября 1940 года он призвал население Франции к сотрудничеству (collaborer) с немцами.

Рассматривая историю отечественной коллаборации, следует отметить, что ее дореволюционный период характеризовался лишь относительной национальной активностью имперских окраин. Например, сотрудничеством гетмана Ивана Мазепы и Карла XII, генерала Яна Генрика Домбровского[1 - В 1814 году генерал вернулся в Россию. После создания Королевства Польского в составе Российской империи (1815) состоял членом польского военного комитета, был сенатором.] и Наполеона. Другой ее формой выступал религиозный раскол. Им можно объяснить появление «некрасовщины». После поражения восстания Кондратия Булавина (1707–1709) часть казаков вместе с атаманом Игнатом Некрасовым ушли в Турцию. Потомки некрасовцев приняли участие в Русско-турецкой войне 1828–1829 годов на стороне Стамбула. Позднее, отряд из 600 казаков, сохранивших свою культурную и религиозную идентичность, сражался под командованием участника Польского восстания 1830 года Михаила Чайковского (Садык-паши) в Крымской войне 1853–1856 годов. При осаде Силистрии казаки несли сторожевую службу, сопровождали обозы с провиантом и боеприпасами, подходившие к осажденной крепости, которую в числе прочих штурмовал молодой поручик Русской императорской армии Лев Толстой. После снятия блокады Садык-паша шел в авангарде армии Омер-паши при ее движении на эвакуированный русскими Бухарест. Этот маленький отряд нес также разведывательную службу и, по мнению английских офицеров, был наилучшей частью турецкой кавалерии[2 - Тарле Е. Крымская война. В 2 т. М. – Л.: Издательство Академии наук СССР, 1941–1944. Т. 2. С. 20.]. Поэтому неудивительны слова философа и дипломата Константина Леонтьева, служившего военным врачом в действующей армии, о том, что среди солдат ходил слух будто «у них (турок. – А.М.) много есть народу, которые по-русски знают»[3 - Леонтьев К. Сдача Керчи в 55 году // Он же. Полное собрание сочинений и писем. Т. 6. Кн. 1. СПб.: Владимир Даль, 2003. С. 645.].

Как правило, замыслы политической оппозиции в России не выходили за пределы отвлеченных спекуляций, как, например, идея Михаила Бакунина воспользоваться Польским восстанием 1848 года в качестве инструмента свержения монархического строя. Подобные проекты не имели рычагов осуществления, а сами заговорщики были лишены реальных связей с правительствами, способными обеспечить их реализацию. Кроме того, они нередко предполагали не столько коллаборацию, сколько равноправные отношения с зарубежными патронами. В целом дореволюционная коллаборация была довольно слабым явлением.

Тем самым, несмотря на расколотость (неравномерное расслоение) социума, обусловленную неудачными религиозными реформами государя Алексея Михайловича и патриарха Никона, а затем форсированной вестернизацией Петра I, когда были утрачены основания для политического (легитимность власти), религиозного (староверы и официальное православие) и культурного (национальное и европейское) единства, – общество сохранило способность концентрироваться вокруг центра в момент внешних или внутренних «вызовов» (А. Тойнби). Например, первоначальные поражения кампании 1812 года с потерей Москвы не привели к политическому кризису в обществе.

Ситуация изменяется в начале ХХ века. В ходе Русско-японской войны на Парижской (1904) и Женевской (1905) конференциях ряд оппозиционных правительству течений: в частности, Российская социал-демократическая партия (большевиков), Партия социалистов-революционеров, Финская партия активного сопротивления, Грузинская партия социалистов-федералистов-революционеров, Польская социалистическая партия, выступили в поддержку Японии. Но финансовая помощь российским революционным и оппозиционным партиям не повлияла заметным образом ни на ход войны, ни на ход революции 1905 года. Субсидирование коллаборантов со стороны Токио было прекращено сразу же после начала мирных переговоров 9 августа 1905 года в Портсмуте (США)[4 - Павлов Д. Русско-японская война 1904–1905 гг.: Секретные операции на суше и на море. М.: Материк, 2004. С. 160–262. См. также: Павлов Д.П., Петров С.А. Полковник Акаси и освободительное движение в России (1904–1905 гг.) // История СССР, 1990. Т. 6. С. 53–71.]. Следующим шагом можно считать Циммервальдскую конференцию (1915), в ходе которой левое крыло Партии социалистов-революционеров и Российская социал-демократическая рабочая партия заняли деструктивную позицию по отношению к Санкт-Петербургу. После Февральского переворота 1917 года масштабы сотрудничества с неприятелем становятся критическими для сохранения основ российской государственности, когда эта политика приняла формы открытой коллаборации с кайзеровской Германией[5 - О роли германского генштаба в финансировании революции 1917 г. см.: Zeman Z. Germany and the Revolution in Russia (1915–18). Documents from the Archives of the German Forin Ministry. London, 1958; Мельгунов С.П. Золотой немецкий ключ большевиков. Нью-Йорк: Телекс, 1989.].

В результате Октябрьского переворота и Гражданской войны раскол в российском социуме, имплицитно существовавший на протяжении двух столетий, вместе с радикальными реформами и государственным террором большевиков привел к углублению старых и возникновению новых противоречий и, следовательно, дальнейшему его разделению. Многочисленные восстания на всей территории СССР захватили все части общества. Они могут быть рассмотрены как прелюдия к кульминации этой трагедии – массовой коллаборации в годы Второй мировой войны.

Одним из первых (если не первым) случаев подобной коллаборации является сотрудничество бывших советских граждан с Японией. В принципе, подобное взаимодействие было уже в определенной степени подготовлено белой эмиграцией. Так, в частности, генерал-лейтенант атаман Григорий Семенов[6 - См. заметку в казачьем коллаборационистском официозе о Семенове: П. Гр. Казаки в Маньчжу-Ди-Го // На казачьем посту. Т. 19. Берлин, 1944. С. 9.] сумел создать довольно эффективную собственную разведывательную сеть и полученной информацией делился с японцами. В частности, он информировал Токио об изменении численности групп и перемещениях кораблей в дальневосточных портах[7 - В конце войны Семенов выразил готовность подчинить свои части (60 тыс. человек) Власову (Семенов А.С. Атаман Семенов: Малоизвестные факты биографии // Новый часовой. Т. 2. 1994. С. 188).]. А Генерального штаба Русской императорской армии полковник Николай Ушин служил у военного атташе Маньчжоу-Го в Берлине[8 - Прянишников Б. Новопоколенцы. Силвер Спринг: б. и., 1986. С. 214.]. Касаясь собственно советской коллаборации, то, по свидетельству Александра Яцевича, бежавшего с группой единомышленников из тюрьмы в Сибири (где он содержался в связи с предыдущим неудачным побегом) в 1936 году, они были зачислены в состав японской армии и приняли участие в боях у озера Хасан 29 июля – 11 августа 1938 года[9 - Яцевич А. Шумит тайга. Рио-де-Жанейро: Издание книжного магазина «Александр Северинг», 1955. С. 62–69. Фрагменты под названием «Тайга шумит» печатались под псевдонимом «Я. Александров» в газете послевоенного объединения власовцев (СБОНР) «Голос народа». Мюнхен, 27.01.52.].

Была предпринята попытка создания коллаборационистских частей (Русской народной армии) и в ходе советско-финляндской войны 1939–1940 годов. В ней приняли участие представители эмигрантского Русского общевоинского союза и советский невозвращенец, бывший функционер из секретариата Сталина Борис Бажанов. В итоге в РНА вступило 550 человек. Правда, в отличие от соратников Яцевича, в боевых действиях они участия практически не принимали, так как формирование армии прервалось с началом мирных переговоров. Имело место всего одно боестолкновение, в ходе которого на сторону отряда коллаборантов, численностью в 35–40 человек, перешло, по разным сведениям, от 200 до 300 красноармейцев[10 - Александров К.М. Русские солдаты вермахта. Герои или предатели. М.: Яуза; Эксмо, 2005. С. 8–60; Голдин В.И. Роковой выбор. Русское военное Зарубежье в годы Второй мировой войны. Архангельск – Мурманск: Солти, 2005. С. 131–137.]. Интересно, что бывшие красноармейцы предпочитали видеть на командных должностях белых офицеров, но не столько из идейных соображений, сколько из сугубой прагматики: эмигрантам терять нечего, поэтому нас не продадут.

Интерес к отечественной коллаборации, ее причинам и месту в истории возник как в среде эмиграции, так и среди западной советологической мысли, сразу же по окончании Второй мировой войны. Ниже рассматриваются наиболее значимые работы, касающиеся темы настоящего исследования (поэтому за пределами обзора остались мемуары и исследования, посвященные Русскому корпусу на Балканах, казачьей коллаборации, сотрудничеству с противником населения республик СССР, кроме РСФСР).

Одним из первых, кто поднял вопрос о причинах возникновения природы советской коллаборации, а также попытался ее проанализировать, стал американский журналист и советолог российского происхождения Юджин (Евгений) Лайонс. Лайонс неоднократно бывал до войны в Советском Союзе, где встречался с такими писателями, как Михаил Булгаков и Алексей Толстой. Именно он явился автором термина «гомо советикус», позже широко вошедшим в научный и публицистический дискурс[11 - Соколов Б. «Простой советский человек», которого не было. Алексей Толстой, Юджин Лайонс и «гомо советикус» // Куранты. № 15. 1998.]. Рассуждая о РОА – «неизвестной армии в истории II Мировой войны», он обращал внимание на то, что она была одинаково страшна и для коммунистов, и для нацистов. В глазах Сталина власовцы одним своим существованием разрушали идеологему о том, что «советский режим и его подданные были духовно едины», которая, по мнению Лайонса, «является грубым пропагандным мифом». Для Гитлера они представляли угрозу возрождением русского самосознания и, следовательно, неизбежным конфликтом с колонизационными планами Берлина. Парадоксально, но руководители КОНР «сражались вместе с немцами, их ненавидя»[12 - Лайонс Е. Загадочная армия генерала Власова // Борьба. № 7–8. Мюнхен, 1948. С. 27.].

Лайонс обращал внимание на то, что «“революционное пораженчество” – превращающее международную войну в гражданский мятеж – являлось обычной и морально оправданной идеей для поколения, воспитанного на большевистской истории и теории». Высоко оценивая сам Манифест КОНРа (преодоление большевизма), советолог писал о его запоздалом по вине немцев принятии, а потому «мертворожденности». Поэтому для Лайонса его текст мыслился «странным документом фанатичного самообмана. В начале власовского движения он мог бы быть оградой для миллионов несчастных сталинских подданных. Теперь, в конце, его вера в “освобождение” казалась нелепой или невыразимо патетической». Одновременно Лайонс признавал и существование в истории движения «предательской части», на которую предпочитают «не обращать внимания» бывшие власовцы[13 - Лайонс Е. Загадочная армия генерала Власова // Борьба. № 7–8. Мюнхен, 1948. С. 32–33.]. Двойственная позиция нацистов по отношению к Власову обрекла его движение на забвение и гибель[14 - К сожалению, русский перевод статьи Лайонса, сделанный сотрудниками Национально-трудового союза нового поколения (с 1957 г. – Народно-трудовой союз), в журнале «Посев» (№ 21. 1948. С. 5–7) не совсем удачен, так как содержит постороннюю вставку, отсутствующую в оригинале (Lyons E. General Vlassov`s Mystery Army // The American Mercury. Vol. 66. 1948. P. 183–191). В нем Пражский манифест характеризуется следующим образом: «В то время как он обещал значительную долю социализации, он высказывался и против коллективной экономики. Правые эмигранты старого поколения считали Манифест слишком красным; симпатизирующие советам отвергали его, как “реакционный”». (Лайонс Е. Загадочная армия генерала Власова. С. 32.) Этот же фрагмент в «посевовском» переводе: «Защищая обобществленние хозяйства во многих областях, манифест отрицал насильственное введение коллективного устройства, называя всю эту схему будущей России национально-трудовым строем». http://www.mesogaia-sarmatia.narod.ru/posev/ne_505-9.htm. Подробнее см.: Б.а. Редактору журнала «Посев» // Борьба. № 9. 1948. С. 35.Открытое письмо осталось без ответа со стороны руководства НТСНП.]. Впрочем, двойственность в отношении к коллаборантам присутствовала и у самого Лайонса, который воспринимал их прагматически: как потенциальную пятую колонну в возможной войне Запада с Советским Союзом[15 - См., например: Lyons E. Our Secret Allies, the Peoples of Russia. New York: Duell, Sloan and Pearce; Boston: Little, Brown & Co. 1953; Lyons E. Mystery Army // New Times. 21.01.51.].

Следует отметить, что статья Лайонса содержала целый ряд ошибок, очевидно, вызванных недостатком или непроверенностью информации. Так, в числе прочего, в руководстве движения советолог наряду с Трухиным, Мальцевым и Жиленковым называет мифического «Б.Л. Галушкина», количество дивизий ВС КОНР оценивает в «три однородных», хотя в распоряжении Власова была всего одна полностью сформированная дивизия[16 - Лайонс Е. Загадочная армия генерала Власова. С. 32, 33.].

Одним из первых отдельных исследований отечественной коллаборации в годы Второй мировой войны стала монография австрийского историка и журналиста Юргена Торвальда (Хайнца Борганца) «Кого хотят погубить… Опыт истории немецкой военной политики в Советском Союзе»[17 - Thorwald J. Wen Sie Verderben Wollen. Der Versuch einer Geschichte der deutschen Eroberungs- und Besatzungspolitik in der Sowjetunion. Stuttgart: Steingr?ben-Verlag, 1952. Реферат книги: Торвальд Ю. Очерки к истории Освободительного движения народов России. Лондон, Канада, издательство СБОНР, 1965 (пер. М. Томашевского). См. также: Thorwald J. The Illusion: Soviet Soldiers in Hitlеr's Armies. London – N.Y.: Harcourt Brace Jovanovich, 1975.]. В основном он исследовал феномен РОА, а также сотрудничество с немцами народов Кавказа. Историк не был непосредственным участником исследуемых событий, но в качестве источников он использовал большое число документов и мемуаров, в том числе не опубликованных (231 рукопись от 63 лиц), по большей части немецкоязычных. В частности, им были привлечены тексты гауптмана Николая фон Гроте (Гротте), участвовавшего в создании Смоленского воззвания, первого крупного программного заявления власовского движения и доктора Фрица Арлта (Арльта) курировавшего коллаборантов по линии министерства оккупированных восточных территорий.

Интересен его взгляд на командующего восточными добровольческими войсками вермахта (Osttruppen) генерала от кавалерии Эрнста Кестринга. В мемуарной и исследовательской литературе Кестринг за редким исключением[18 - Артемьев В. Первая дивизия РОА. СПб.: б. и., 2004. С. 25; Китаев М.М. Русское Освободительное Движение. Материалы к истории Освободительного движения народов России (1941–1945). Лондон, Онтарио: Изд-во СБОНР, 1970. С. 45; Богатырчук Ф. Мой жизненный путь к Власову и Пражскому Манифесту. Сан-Франциско: Глобус, 1978. С. 191–192, 198. У последнего генерал ошибочно назван Кестнером.] предстает воспринимающим собственные войска в чисто военном аспекте, а не как политических союзников (К. Кромиади, С. Фрелих, Й. Хоффманн, К. Александров)[19 - Кромиади К. За землю, за волю… Сан-Франциско: Глобус, 1980. С. 147–149; Фрелих С. Генерал Власов. Русские и немцы между Гитлером и Сталиным. Кельн: Markus, 1990. С. 196–197; Хоффманн Й. История власовской армии. Париж: YMCA-Press, 1990. С. 72; Александров К.М. Армия генерала Власова 1944–1945. М.: Яуза; Эксмо, 2006. С. 43, 305.]. Например, представитель абвера (военной разведки) при Власове капитан Вильфрид Штрик-Штрикфельдт вспоминал, что Кестринг всегда оставался верен своему принципу: «быть только солдатом»[20 - Штрик-Штрикфельдт В. Против Сталина и Гитлера. М.: Посев, 1993. С. 336.]. А в письме к офицеру для особых поручений при штабе ВС КОНР поручику Михаилу Томашевскому утверждал, что генерал восточных войск «натравливал национальные комитеты на Власова»[21 - Письмо Томашевского Гешвенду от 03.02.1966 // Архив Дома Русского зарубежья имени А. Солженицына. Фонд Гешвенда. Ф-2/М-81. Л. 58, 59. В целом о Кестринге, даже у его недоброжелателей или противников, сложилось впечатление как об очень умном и профессиональном военном. Немцы за глаза называли его «Мудрым малибу», сотрудники НКВД (в 1931–1933 и 1935–1941 гг. Кестринг был военным атташе в СССР) также высоко оценивали способности «Кесаря» (под этим именем он проходил в оперсводках чекистов) как разведчика.].

Торвальд, опровергал подобный взгляд, видел в генерале в первую очередь человека, защищавшего интересы своих подчиненных.

Отечественная коллаборация, по мнению историка, являла собой «беспримерную драму первой попытки свергнуть режим Сталина во время II Мировой войны силами самих граждан Советского государства». То есть Торвальд, как и Лайонс, мыслил ее как некое революционное явление.

Исследователь выделял три периода коллаборации.

– Стихийное стремление советских граждан к борьбе против власти (от начала войны до первых шагов Власова на путях формирования Освободительного движения).

– Организация РОД, борьба с антивласовскими настроениями в вермахте и немецкой администрации (конец 1942-го – конец 1944 года).

– Формирование КОНР и его гибель (зима – весна 1945 года)[22 - Thorwald J. Wen Sie Verderben Wollen. S. 56.].

Торвальд утверждал, что это «движение имело все шансы стать многомиллионным и победить. Оно проиграло потому, что высшее руководство Германии в своих захватнических амбициях, колониальных мечтаниях предало историческую европейскую задачу (sic! – А.М.). Это предательство затем было не менее трагически повторено победившими западными державами, по причине абсолютного непонимания политической обстановки в 1945 году»[23 - Thorwald J. Wen Sie Verderben Wollen. S. 463.]. К сожалению, источники в книге Торвальда были включены в текст без ссылок, а зачастую и без атрибутации, что снижает научную ценность его монографии.

Автор другого исследования, профессор Русского исследовательского центра при Гарвардском университете, историк Джордж Фишер, дал несколько отличный взгляд на отечественную коллаборацию в своей книге «Советская оппозиция Сталину. Случай из истории II Мировой войны»[24 - Fisher G. Soviet Opposition to Stalin. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1952.]. Фишер, сын советской переводчицы и американского журналиста, в 1927–1931 и 1933–1939 годах жил в Москве. Свой опыт и оценку советской действительности он спроецировал на деятельность коллаборантов. В отличие от Торвальда ученый не считал сотрудничавших с нацистами советских граждан революционерами. Для объяснения их поведения он предложил концепцию «инертности». Согласно Фишеру, советский тоталитаризм подавляет любые формы инициативы, что в конечном счете сказывается и на самосознании. Индивид полностью подчиняет свое поведение директивам вышестоящего начальства. «У обывателя инертность проявляется в виде аполитичности и пассивности, а у функционеров в оппортунизме и карьеризме»[25 - Fisher G. Soviet Opposition to Stalin. P. 7. В современной психологии и социологии понятию «инертность» соответствует термин «инфантилизм». Хотя в автобиографии «Две страсти» Фишер настаивал именно на термине «инертность». (Фишер Д. Две страсти. http://nature.web.ru/db/msg.html?mid=1187254.)]. Советское общество приобрело «почти совершенную способность приноравливаться» к партийной линии[26 - Fisher G. Soviet Opposition to Stalin. P. 7. Глава отдела культуры и искусства КОНР Игорь Новосильцев вспоминал один из рассказов Власова: Однажды «Андрей Андреевич как-то сидел дома со своей женой и читал газету. И в этой газете было какое-то новое правительственное распоряжение, в котором он видел очередное страшное ущемление российского крестьянства… И вот он возмущался этим. И вместе с женой они говорили, и вдруг приходит начальник штаба и спрашивает его: “Ну что, прочли?” Так вот, говорит, замечательная какая, интересная статья, и какое мудрое наше правительство. И когда он ушел, то жена Андрея Андреевича посмотрела ему в глаза и сказала: “Андрей, а разве так можно жить?”» (Новосильцев И. А.А. Власов // Новый журнал. Нью-Йорк. № 129, 1977. С. 186. См. также: Новосильцев И. Генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов, председатель Комитета освобождения народов России // Борьба. Лондон, Онтарио. Т. 78–79. 1980. С. 26).Этот же случай вспоминает и отец Александр Киселев (Киселев А. Облик генерала А.А. Власова. Записки военного священника. Нью-Йорк: «Путь жизни», 1977. С. 45).].

Хаос первого этапа войны, отсутствие директив при неспособности к самостоятельности мышления обрек Красную армию на поражение. Военнопленные и жители оккупированных территорий оказались в ситуации аномии (Э. Дюркгейм). Они вынуждены были искать новые политические авторитеты, в качестве которых выступила немецкая администрация. Поэтому «в 1941 году решающим фактором в поведении большинства советских людей были не политические убеждения “за” или “против” Сталина и даже не объективные военные факторы. Вместо них была инертность». В таком контексте, естественно, «армия Власова была фантомом»[27 - Fisher G. Soviet Opposition to Stalin. P. 7.].

По мнению Фишера, «стабилизация фронта в начале 1942 года, обусловленная восстановлением контроля Москвы», подчинение советским правительством социума были не только важнее отношения «германских завоевателей к советскому населению» или же «изменения коммунистами национальной политики», но и первичнее этих явлений. Эти изменения внешних условий выступили в качестве катализатора самостоятельности общественного мышления, в том числе и коллаборантов (к таким экзистенциальным факторам Фишер относит плен или эмиграцию). Преодолением инертности, по мнению историка, явилось и то, что движению в целом удалось сохранить свою независимость от наци, хотя внешне они и выглядели наемниками. В итоге само движение стало «единственным выдающимся примером сопротивления советской власти, по крайней мере, со времен Гражданской войны в начале 20-х годов»[28 - Fisher G. Soviet Opposition to Stalin. P. 144.].

Одновременно указанные изменения политики Кремля выступили причиной поражения власовцев. В частности, они существенно ограничили мобилизационные возможности движения. Фишер дал свое видение численности коллаборантов: «от пятисот тысяч до миллиона человек, а возможно, и больше», оговариваясь при этом, что их число могло бы возрасти «в случае участия в боевых действиях», а не «службы в качестве пропагандистского оружия гитлеровской Германии». Эту двойственность статуса коллаборантов Фишер назвал «смесью правды и обмана»[29 - Fisher G. Soviet Opposition to Stalin. P. 106.].

Правда, полностью изжить советскую инертность власовцы все же не смогли. Фишер, заочно полемизируя с Лайонсом, утверждал, что именно «по этой причине Пражский манифест не отрицает необходимости Октябрьской революции 1917 года с ее социальными и экономическими инновациями»[30 - Fisher G. Soviet Opposition to Stalin. P. 88.].

Как следствие, «конец власовской драмы имел в себе трагическую остроту. Власовское движение было не только беззащитно по отношению к Западу, но и не понято им. Это была величайшая ошибка Запада в отношении будущего СССР»[31 - Fisher G. Soviet Opposition to Stalin. P. 106.]. Последнее утверждение совпадает с идеей Лайонса о широкой антиправительственной оппозиции в Советском Союзе.

Не осталось в стороне обсуждения феномена коллаборации и Русское зарубежье. Вскоре после окончания войны на страницах эмигрантской периодики появились первые работы об освободительном движении. Так, например, только в журнале «Часовой» в 1948 году вышел целый ряд публикаций по истории Освободительного движения. В 274 и 275 номерах были напечатаны небольшая заметка об участии РОА в боях под Прагой в мае 1945 года и обзорные статьи по истории власовской армии[32 - Ильин И. Как было под Прагой // Часовой. Брюссель. № 274. 1948. С. 18; Толмазов Г. Материал к истории Власовского движения // Часовой. № 274. С. 19–20; Осипов А. Русское освободительное движение во Вторую мировую войну // Часовой. № 275. 1948. С. 19–20. № 276. С. 22–23.]. Материалы, правда лишь очерчивая общий абрис, знакомили читателей, с этапами борьбы против большевизма, что с учетом неразработанности темы и информационного голода было важно. Правда, недостаток информации приводил к ошибкам. В частности, генерал-майор ВС КОНР Михаил Меандров неверно назван Меандром, а Комитет освобождения народов России Комитетом объединения[33 - Толмазов Г. Материал к истории Власовского движения. С. 19; Осипов А. Русское освободительное движение во Вторую мировую войну // Часовой. № 276. С. 22.].

В том же № 275 редакция объявила, что «считает долгом открыть свои страницы для изучения причин возникновения, борьбы и результатов так называемого Русского освободительного движения, возглавленного в свое время генералом А.А. Власовым. Не будучи согласной с тактикой руководителей этого движения во II Мировую войну, редакция считает его, тем не менее, важным фактором в деле борьбы с большевизмом. Это движение, несомненно, является одним из этапов Российского национально-освободительного движения, открытого Белой борьбой в 1917 году»[34 - <От редакции>. Русское освободительное движение во Вторую мировую войну // Часовой. № 275. С. 19.]. Вскоре вышла статья Старого Офицера (псевдоним генерал-майора Алексея фон Лампе) «Два генерала» об Андрее Власове и Петре Краснове и цикл статей А. Осипова о 1-й дивизии РОА[35 - Старый Офицер. Два генерала // Часовой. № 277. 1948. С. 15–17, 20. Републикована: фон Лампе А.А. Пути верных. Париж: б. и., 1960. С. 213–220. Осипов А. Первая дивизия РОА // Часовой. № 278. С. 8–9; № 280, 1948. С. 18–20; № 282, 1949. С. 10–12; № 294, 1950. С. 7–9.]. К сожалению, текст фон Лампе изобиловал умышленными умолчаниями (о конфликте Власова и Краснова)[36 - В письме к главному редактору «Часового» Василию Орехову от 21 июля 1948 года фон Лампе писал: «…о П.Н. Краснове я пишу… много лучше, чем я о нем имею право думать… Но вымещать это на нем и теперь, конечно, я не буду». Александров К.М. Русские солдаты вермахта. Герои или предатели. С. 570.], а также прямыми ошибками. Так, в частности, говорилось, что Власов попал в плен, будучи раненным[37 - Старый Офицер. Два генерала. С. 15. См. критический разбор статьи: Поляков И. Во имя исторической правды // Часовой. № 281. 1950. С. 25.]. В свою очередь Осипов помимо малоизвестных на момент публикации статьи фактов о формировании дивизии, ее боевом расписании дал ряд сведений, представляющих интерес и в настоящее время. К ним может быть отнесен план «обмундирования частей РОА в особую, чисто русскую форму, но этот проект не удалось осуществить вследствие начавшейся разрухи промышленности Германии», а также о разработке статута «нескольких боевых орденов, отличных от орденов германской армии», также не реализованного[38 - Осипов А. Первая дивизия РОА // Часовой. № 278. С. 9.].

Более информативными оказались две статьи крупного историка, эмигранта «первой» волны Бориса Николаевского, опубликованных в 1948 году на страницах нью-йоркского «Нового журнала»[39 - Николаевский Б. Пораженчество 1941–1945 годов и ген. А.А. Власов (Материалы для истории) // Новый журнал. № 18. 1948. С. 209–234; Он же. Пораженческое движение и ген. Власов (Материалы для истории) // Новый журнал. № 19. 1948. С. 211–247.]. Николаевский после войны несколько раз приезжал в Германию и общался с уцелевшими участниками Освободительного движения[40 - Богатырчук Ф. Мой жизненный путь к Власову и Пражскому Манифесту. С. 233–234.]. В дальнейшем помогал многим из них, в частности добивался освобождения одного из руководителей разведки ВС КОНР майора Александра Чекалова, заподозренного сотрудниками американских спецслужб в шпионаже в пользу Советского Союза[41 - Hoover Institution Archives, Boris I. Nicolaevsky Collection, Box 497, Folder 35.]. Ученый обращал внимание, что в дореволюционной России, кроме деятельности большевиков, никогда не было массового коллаборационизма. Широкое сотрудничество с немцами в ходе Второй мировой войны «лишь внешнее выражение глубинных процессов развертывания внутренних антогонизмов»[42 - Николаевский Б. Пораженчество 1941–1945 годов и ген. А.А. Власов (Материалы для истории). С. 210.]. Николаевский писал о Русской народной национальной армии, созданной в поселке Осинторф под Смоленском («Осинторфская попытка»), РОНА, КОНР. Отдельно историк подробно разбирал политическую историю власовского движения. Он подчеркивал отсутствие в нем (в отличие, например, от части казаков-коллаборантов) симпатий к национал-социализму. По мнению Николаевского, «прогерманские настроения… ни в коем случае не переходили в настроения прогитлеровские… В… документах нет и намека на преклонение перед “фюрером”»[43 - Николаевский Б. Пораженчество 1941–1945 годов и ген. А.А. Власов (Материалы для истории). С. 220.]. Вместе с тем он, вслед за Лайонсом, четко фиксировал одну важную для понимания советской коллаборации тенденцию, выросшую из циммеравльдской морали большевизма – стремление «превращения войны из войны государств в войну гражданскую против правительства Сталина… Авторы явно прошли хорошую большевистскую школу и твердо помнили “апрельские тезисы” Ленина»[44 - Николаевский Б. Пораженчество 1941–1945 годов и ген. А.А. Власов (Материалы для истории). С. 212–213.].

В то же время статьи Николаевского не были полны. Так, все руководство РОА, а затем КОНР сводилось к «группе Власова – Малышкина – Зыкова». Второе лицо движения – генерал-майор Федор Трухин был упомянут всего один раз[45 - Николаевский Б. Пораженчество 1941–1945 годов и ген. А.А. Власов (Материалы для истории). С. 211, 225.]. Также работа ученого содержала и фактологические ошибки. Например, по утверждению Николаевского, бригада Каминского возникла на основе остатков антисоветского партизанского отряда, действовавшего еще до начала войны. Полковник Константин Кромиади, служивший в РННА под псевдонимом Санин, «по своей политической позиции в прошлом принадлежал к демократическим группировкам», в то время как на самом деле он был убежденным монархистом. Последнее, как и в случае с Лайонсом, было обусловлено как недостатком информации, так и невозможностью всегда проверить ее достоверность[46 - Николаевский Б. Пораженчество 1941–1945 годов и ген. А.А. Власов (Материалы для истории). С. 221.].

Публикация Бориса Николаевского вызвала широкую полемику, продолжавшуюся многие годы спустя. С критикой Русского освободительного движения выступила часть диаспоры Зарубежья, в основном принадлежащая к социалистическим партиям (в годы войны они в большинстве своем являлись «оборонцами», то есть поддерживали СССР)[47 - Аронсон Г. По поводу статей Б.И. Николаевского о Власовском движении; Николаевский Б. Ответ Г.Я. Аронсону // Новый журнал. № 21. 1949. С. 273–292; Денике Ю.П. Власовское движение // Новый журнал. № 35. 1953. С. 203–279.]. Возможно, оживлению спора способствовал и тот факт, что сам Николаевский был меньшевиком (членом ВЦИК I Всероссийского съезда советов рабочих и солдатских депутатов).

В вышедшей в том же году книге «Правда о власовцах. Проблемы новой эмиграции» другой меньшевик, Григорий Аронсон, размышлял о «разлагающем влиянии сотрудничества с Гитлером». Публицист выделял четыре основных группы, «связавших свою судьбу с нацизмом и его мировой агрессией»: «разные виды монархистов», Карловацкий синод, «так называемые нацмальчики, национально-трудовой союз» и «так называемое Освободительное движение народов России… возглавленное бывшим советским генералом Власовым»[48 - Аронсон Г. Правда о власовцах. Проблемы новой эмиграции. Нью-Йорк: б. и., 1949. С. 7. По поводу книги Аронсона см.: Вейнбаум М. О власовцах; Дубровский С. Письмо в редакцию (по поводу книги Г.Я. Аронсона) // Новое русское слово. 17.08.49.]. Вместе с тем Аронсон признавал, что не считает большинство власовцев нацистами, хотя и признавал «зависимость руководителей власовщины от нацизма, – не только в их деятельности, но даже во всей идеологии»[49 - Аронсон Г. Правда о власовцах. С. 90.]. Само «движение по своему составу было народным, массовым… целые армии были им захвачены. Но эта демократия по своему происхождению очень часто не совпадает, а часто и противоречит идее политической демократии как системе политических прав и учреждений»[50 - Аронсон Г. Правда о власовцах. С. 29, 40.]. Поэтому «власовское движение… было обречено на поражение и в случае победы Гитлера… руководители власовцев были только использованы гитлеровской военной машиной, не достигнув ни одной из тех задач, которые ставили перед собой Власов, Зыков, Малышкин и другие. Смешно утверждать, что руководители власовцев в условиях, в которых они пытались действовать, могли быть демократами»[51 - Аронсон Г. Правда о власовцах. С. 91–92.].

Причины неприятия коллаборации наиболее четко были определены другим социалистом, Борисом Двиновым (Гуревичем), в книге «Власовское движение в свете документов». По мнению критика, власовцы, будучи ослепленными ненавистью к Сталину и его режиму, воспринимали Гитлера «только врагом № 2». Поэтому «Власов силен… пока он критикует Сталина и его режим, насколько же он слаб, когда он переходит к объяснению своей “акции”, своего сотрудничества с Гитлером»[52 - Двинов Б. Власовское движение в свете документов. (С приложением секретных документов.) Нью-Йорк: б. и., 1950. С. 7, 32. См. также: Двинов Б. Геббельс и Власов // Новое русское слово. 27.04.51.]. Двинов, в отличие от Аронсона, отрицал независимость движения, ведь «ему пришлось уже с первых шагов вступить на порочный путь очевидной лжи и неизбежного потворства Гитлеру». Сомневался Двинов и в демократичности КОНР, так как «никакое и ничье движение при Гитлере не может претендовать на демократизм»[53 - Двинов Б. Власовское движение в свете документов. С. 32, 8.].