История города Екатеринослава. Книга первая. Монастырское урочище

История города Екатеринослава. Книга первая. Монастырское урочище
Андрей Валентинович Паншин

О том, почему и как возник город, получивший имя Екатерины Великой, какую роль в его создании сыграли не только Светлейший князь Потёмкин и императрица Екатерина, но и Великий Князь Иоанн III Васильевич, Царь Иоанн IV (Грозный), другие большие и малые правители Руси, пишет Андрей Паншин.

Книга первая из трилогии «История города Екатеринослава» содержит большое количество фактических материалов из исторических документов, древних архивов, ссылок на старинные первоисточники. И ещё эта книга о лжи и подлости, о настоящей доблести и об истинных героях.

Андрей Паншин

История города Екатеринослава. Книга первая. Монастырское урочище

© Паншин А. В., 2016

© ООО «ИСК», 2016

Глава 1

Европейская Сарматия

Мы – те, о ком шептали в старину,
С невольной дрожью, эллинские мифы:
Народ, взлюбивший буйство и войну,
Сыны Геракла и Эхидны, – скифы.

Вкруг моря Чёрного, в пустых степях,
Как демоны, мы облетали быстро,
Являясь вдруг, чтоб сеять всюду страх:
К верховьям Тигра иль к низинам Истра.

    Валерий Брюсов

Записки XV–XVI веков, сделанные европейскими путешественниками: послами, купцами, военными офицерами, особенно те, где было дано описание земель, лежавших к востоку, вызывали у современников огромный интерес. Необъятные и загадочные территории от реки Вислы до Днепра, Дона, за Волгу до Каспийского моря, до Урала, принято было именовать Сарматией. Но имя это было родом из других столетий.

В средневековой Европе исследователи новых земель не одну сотню лет сверяли свои географические открытия с информацией античных и древнеримских историков. «Отец истории» Геродот, знаменитый Страбон в своей «Географии», Дионисий Галикарнасский, Плиний Старший, Иордан, кто только не описывал эти легендарные степные просторы. Древние авторы населяли нашу землю то скифами, то сарматами, то считали эти имена синонимами. Гиппократ в своём сочинении «О воздухе, водах и местностях» писал: «В Европе есть скифский народ, живущий вокруг озера Меотиды и отличающийся от других народов. Название его – Савроматы. Их женщины ездят верхом, стреляют из луков и мечут дротики, сидя на конях, и сражаются с врагами, пока оне в девушках; а замуж оне не выходят, пока не убьют трёх неприятелей…».[1 - Латышев. Стр. 59.] Стефан Византийский в «Описании племён» сообщал: «Сарматы – скифское племя; страна их – Сарматия. Савроматы – скифское племя… Сирматы – то же, что Савроматы, как говорит Едокс в 1-ой книге: «вблизи Танаида живут Сирматы».[2 - Латышев. Стр. 265–266.]

Во II веке нашей эры географ и астроном Клавдий Птолемей в своём «Географическом руководстве» разделил Сарматию на две части – Европейскую и Азиатскую, и это деление позже использовалось европейскими историками. Одним из них был профессор и ректор Краковского университета Матвей Меховский, издавший в 1517 году известный труд «Трактат о двух Сарматиях».

«Древние различали две Сарматии, соседние и смежные друг с другом, одну – в Европе, другую – в Азии. В Европейской есть области: руссов или рутенов, литовцев, москов и другие, прилегающие к ним, между рекой Вислой на западе и Танаисом на востоке», – сообщал в трактате краковский профессор.[3 - Меховский. Стр. 47.] По убеждению польского академиста основную часть Европейской Сарматии занимали две области – Руссия и Московия.

События XV–XVI веков, конечно, описывал не только Матвей Меховский. Существует немалое количество «Записок о Московии», сделанных европейскими дипломатами, священнослужителями, купцами, иностранцами на московской военной службе. Одно из таких сочинений написано в первой половине XVI века Павлом Иовием Новокомским, епископом Ноцерским, со слов Дмитрия Герасимова, посла великого князя Василия III Иоанновича к папе Клименту VII. Записки эти, сделанные много веков назад, любопытны и интересны для чтения даже сейчас:

«ЮАННУ РУФУ,

Архиепископу Консентийскому

Ваше Высокопреосвященство!

Вы изъявили желание иметь на Латинском языке описание нравов Московитян, заимствованное мною из ежедневных бесед с Димитрием, прибывшим недавно к Папе Клименту VII-му в качестве Московскаго посла… Да послужит рвение мое знаком глубочайшаго моего к Вам уважения и всегдашней готовности исполнять волю Вашу…

    Павел Иовий Новокомский».

С большим усердием, как и подобает святому отцу, епископ Павел Иовий наносил на бумагу каллиграфические латинские строки о загадочной земле «Сарматия», о Литве, о других соседях Московии: «К Северо-западу от Московии лежит Литва; с Запада же Пруссия и Ливония средними частями входят в самые пределы Московии в том месте, где Сарматское море, проходя сквозь тесный пролив Кимврийскаго Херсониса, склоняется лунообразным заливом к Северу».[4 - Иовий. Стр. 27.]

Как видим, северо-западную границу Московии уже тогда европейцы определяли проходящей где-то по полуострову Ютландия, разделяющего Балтийское и Северное моря. Само же Балтийское море Павел Иовий называет Сарматским, как принято в Европе того времени. Но в ходу было, прежде всего в землях славян, ещё одно название моря – «Варяжское». О северо-западной границе Московии, о Великом Княжестве Литовском писал и краковский профессор:

«Великое княжество Литовское – весьма обширная область. В ней много князей литовских и русских, но один глава и монарх, которому подчинены все прочие. Он именуется вообще великим князем Литовским. Старинные историки, рассказывая о древности, говорят, что некие италийцы, оставив Италию из-за несогласия с римлянами, пришли в землю Литовскую и дали ей имя родины – Италия, а людям – название италы; у позднейших земля стала называться с приставкой буквы л в начале – Литалия, а народ литалы.

Русские же и поляки, их соседи, ещё более изменяя эти имена, вплоть до сего дня называют страну Литвой (Lithuaniam), а народ литовцами (Lithuanos)».[5 - Меховский. Стр. 98.] Не все современники Меховского, видимо, были согласны с такой трактовкой истории Литвы, поскольку краковский профессор даёт гневный отпор предполагаемым оппонентам:

«Некоторые невежественные в истории люди вздумали производить название Литвы от lituo, то есть рога или охотничьей трубы, потому будто бы, что в той области много охотятся, но это скорее создает внешнее впечатление, чем говорит об историческом происхождении».[6 - Меховский. Стр. 98–99.]

Процесс крещения языческой Литвы польским королём Владиславом, описанный Матвеем Меховским, был очень красочен:

«Литовцы искони почитали как божества огонь, лес, ужей, змей, особенно огонь, который непрерывно поддерживался подкладывавшим дрова жрецом, на их языке называвшимся зинц (zincz). Леса и рощи они считали священным обиталищем богов, а ужей и змей в иных домах кормили и чтили, как домашних богов.

Так вот король Владислав велел на глазах у варваров в городе Вильне погасить огонь, почитавшийся священным, разрушить храм и алтарь, где приносились жертвы; леса – срубить, а змей – умертвить. Хотя варвары и оплакивали истребление своих ложных богов, но не осмеливались даже роптать против короля…

…Кроме того, король Владислав основал в Вильне кафедральную церковь имени св. Станислава, патрона Польши, а главный алтарь её поставил на том месте, где прежде горел огонь, ложно считавшийся вечным, чтобы языческое заблуждение стало всем очевидным».[7 - Меховский. Стр. 100–101.] Король неплохо подготовился к процедуре обращения варваров, если всем новокрещённым: «Жаловал новую шерстяную одежду, привезенную из Польши, и вследствие этой дальновидной щедрости, когда молва о ней распространилась, грубый и оборванный народ, довольствовавшийся до тех пор холстом, стал толпами стекаться со всей области, чтобы, крестившись, получить шерстяное платье».

Для полноты картины стоит сообщить: прежде чем крестить язычников, королю Владиславу пришлось убить в тюрьме своего дядю, литовского князя Кейстута, а его сына, своего двоюродного брата Витольда (в русском произношении Витовта), «заключить в оковы». Случившаяся драма достойна пера Шекспира, но дело на этом не закончилось. Побывав в оковах, молодой княжич Витовт предпочёл стать конформистом, принял из рук убийцы своего отца княжескую корону и энергично включился в строительство союзного Польско-Литовского государства:

«Король Владислав поручил великое княжество Литовское и Самагиттское двоюродному брату своему, Александру Витольду, и тот, человек энергичный и смелый в бою, присоединил к Литве княжество – Псков, называемое Плесковией, а затем – другое княжество Новгородское, называемое Нугардией. Он подчинил своей власти и третье княжество – Смоленское.

Установив мир кругом, он проник на восток, напал на татарскую орду, пригнал в Литву массу татар и расселил там в определенной местности, где они остались и до сего дня».[8 - Меховский. Стр. 103.] Установил «мир кругом» огнём и мечом, сказано откровенно и достаточно цинично. Однако не стоит осуждать профессора из Кракова за пропаганду насилия, – так обстояли дела в те времена, таковы были нравы, и Матвей Меховский описал лишь то, что было. Князь Витовт, несмотря на моральную сторону дела, видимо, был действительно талантливым руководителем и военачальником.

Севернее, на три месяца пути до самого Скифского Океана, писал Павел Иовий Новокомский, обитают бесчисленные племена и народности, подвластные московскому князю. На самом берегу Океана, вблизи Норвегии и Швеции, в небольших пещерах, наполненных сухими листьями, в дуплах толстых деревьев или старых пней живут Лапландцы: «…Народ чрезвычайно дикий, подозрительный и до такой степени боязливый, что один след иноземца или даже один вид корабля обращает их в бегство. Лапландцы не знают ни произрастений, ни плодов и вообще никаких даров природы. Стрельба из лука доставляет им всю пищу их, а звериныя кожи – всю их одежду».[9 - Иовий. Стр. 28.] Ни московский посол Дмитрий Герасимов, ни Павел Иовий записывавший его рассказы, ни сам его святейшество Климент VII, читавший эти записи, не сомневался – эта народность является самыми настоящими дикарями:

«Лапландцы очень малы ростом, имеют бледныя и как бы разбитыя лица, но зато одарены величайшею быстротою ног. О свойствах сего народа даже ближайшие его соседи, Московитяне, ничего не знают; ибо, по словам их, напасть на Лапландцев с небольшим отрядом было бы безразсудно и гибельно; итти же с большею ратию противу племени беднаго – и безполезно, и безславно.

Лапландцы променивают Московитянам на разные товары белые меха, известные у нас под именем горностаев; причем не только не ведут разговора с купцами, но даже избегают ихвзоров. По обоюдном сличении продаваемых товаров, они оставляют на месте меха свои, и таким образом заочно между неизвестными друг другу людьми производится самая искреняя и справедливая мена».[10 - Иовий. Стр. 27–29.] При внимательном прочтении старинных ватиканских бумаг «чрезвычайно дикие» и крайне боязливые лапландцы оказываются умелыми воинами, – если напасть на них «с небольшим отрядом было бы безрассудно и гибельно». И не только воинами, а ещё и искренними людьми, справедливыми торговцами, добрыми соседями. «К С.С.З[11 - Северо-северо запад, норд-норд вест.]. от Лапландцев, в стране вечнаго мрака, по свидетельству некоторых достоверных лиц, живут Пигмеи, которые в полном возрасте своем едва превышают нашего десятилетняго ребенка; они боязливы, щебечут, как птицы, и по строению тела, равно как и по свойствам своим, более похожи на обезьян, нежели на обыкновенных людей».[12 - Иовий. Стр. 29.]

Российский литератор, историограф и переводчик Василий Николаевич Семёнов в примечаниях к своему же переводу «Описания Московии» Павла Иовия писал: «Об этом баснословном народе упоминает ещё Гомер, говоря, что ему угрожали гибелью журавли. По свидетельству Плиния, города и домы их выстроены были из яичной скорлупы, а Филострат рассказывает, что они хлеб свой с полей срубливали топорами. Огромная рать Пигмеев, по уверению того же писателя, напала на Геркулеса после битвы его с Антеем и стала осаждать спящаго Героя, как бы некий укрепленный город. Геркулес проснулся, разсмеялся над усилиями маленьких врагов своих и, завернув всех их в львиную свою кожу, отнес к Эвристею».[13 - Иовий. Примечания. Стр. 84.] Вот такое повествование, где реальность часто перемешана с вымыслом, но это для нас, людей XXI столетия, с нашим критическим восприятием окружающего мира, а для них, для современников рассказчика, это и была самая настоящая реальность.

Достойные доверия, леденящие душу известия о северных землях сообщал и Матвей Меховский: «Не могу, однако, обойти молчанием кое-чего, что по правде можно сказать об этих областях. Знай, что в тех областях весьма часты покушения злых духов…

…В странах, расположенных у Северного океана, слышатся крики, пугающие проходящих путешественников, особенно к заходу солнца и на закате, а больше около рощ, лесов и озер, среди холмов и в лесах. В христианских странах, Норвегии, Швеции и Финляндии, люди защищаются, делая перед собой крестное знамение, и тут голоса демонов удаляются; при втором крестном знамении крики становятся ещё отдаленнее и тише, а при третьем и четвертом – голоса и крики слышатся уже совсем вдали и, постепенно слабея, прекращаются.

Затем в вышеназванных странах, когда должны прибыть посетители в гостиницу или какую-нибудь таверну, то в течение всей предшествующей ночи в доме слышатся сотрясения, шум, приготовления, передвижение сосудов в кладовых и в комнатах. Люди в таких домах, вследствие привычки, мало обращают внимания на эти шумы и перестановки. Сверх того, духи и демонские призраки сбрасывают спящих со скамей, иных вытаскивают и выносят из дома, особенно пьяных и предающихся плоти».[14 - Меховский. Стр. 121–122.]

То, что нечистая сила сбрасывала со скамей спящих пьяных или «предающихся плоти», а иногда даже выносила их из дома, конечно, нехорошо, но, как водится, у любого горя есть и оборотная сторона. Местные жители, по сообщению краковского профессора, бессовестно пользовались услугами потустороннего мира: «Далее, у воды, при отправлении в плавание, местные жители, по внушению духов, особенно корчмари и мельники, продают за плату [попутный] ветер и спокойное плавание на три, четыре или шесть дней, чтобы в это время, пока не кончатся купленные дни, плавание было спокойным. Хотя это и правда, но заметь, (на основании опыта), что жители севера, приходя в наши страны, не желают рассказывать о постоянно там бывающем. Они считают позором и бесчестием происходить оттуда. Трудно, однако, отрицать то, что создано природой и нельзя противиться мировому порядку».[15 - Меховский. Стр. 122.] Дополнял известия Матвея Меховского и Павла Иовия о северных странах венецианский посол Марко Фоскарино в своём «Донесении о Московии». Он обстоятельно описывал неких людей-рыб и даже утверждал, что видел их сам: «У океана, как рассказывают, живет какой-то народ, который большую часть [времени] проводит в воде и питается исключительно сырою рыбой. Эти люди, подобно рыбам, покрыты чешуею и вместо [членораздельной] речи издают какой-то свист. Одного из них я сам видел в Нормандии, как, [впрочем], видели и многие другие; поэтому я и могу утверждать, что он похож на чудовище; таким я вам и описываю его».[16 - Фоскарино. Стр. 20.]

Но особенно интересным мне кажется рассказ этого венецианского посла о неких Сетрипонах, людях покрытых шерстью и больше похожих на зверей:

«Есть там также Сетрипоны (Setriponi), народ зверский и свирепый. Они совсем лишены способности членораздельной речи и цивилизации и едят в сыром виде пойманных ими людей. Они живут среди неприступных гор и дремучих лесов, куда они скрываются, когда на них нападают. Одеваются они в шкуры медведей и других зверей. У них свирепое лицо, распущенные волосы, пронзительный и невнятный голос. Увидев что-нибудь необыкновенное, они страшно мычат. Я видел одного из них, [пойманного] живым и привезенного в Норвегию; он всех удивил и поразил. Кажется, он был молод: лет двадцати, ростом 20 футов, весь в волосах, большие и красные глаза. Он наводил страх и ужас на тех, кто на него пристально смотрел. В конце концов, в нём было больше звериного, чем человеческого».[17 - Фоскарино. Стр. 20.]

Искатели неведомого, обратите внимание на записки Фоскарино. Оказывается, ещё в XVI веке в наших северных лесах встречались дикие лесные люди с красными глазами. Кстати, сообщения о людях, покрытых шерстью и живущих, как дикие звери, в старинной литературе не единичны. О таких обитателях земли Ибисибур (Сибирь) упоминал некий баварец по фамилии Шилдбергер, попавший в Орду в 1395 году и проживший там 32 года. В своих записках «О золотой Орде» он сообщал: «В земле Ибисибур есть кряж гор длиною в 32 дни пути. Тамошние жители уверяют, что за сими горами начинается пустыня, в которой жить нельзя по причине множества змей и диких зверей, и сия пустыня будто простирается до конца земли. Здесь водятся дикие люди, кои не живут с другими людьми, и все тело у них мохнатое, кроме лица и рук; они, подобно другим диким зверям, бегают по горам, едят древесный лист, траву и все, что попадется. Царь етойземли прислал Едигию дикаго мужчину и дикую женщину, пойманных в горах, дикую лошадь, которая была не более осла, и много других диких зверей».[18 - Записки и труды общества истории и древностей Российских. Ч. 2. 1824. Стр. 211–212.]

Однако вернемся к Павлу Иовию:

«Лучшие собольи меха с проседью доставляются из Перми и Печеры и употребляются для Царской одежды и для украшения нежных плеч знатных боярынь, которыя умеют придать сему наряду вид живых соболей. Впрочем эти народы не сами добывают их, а получают от других отдаленнейших племен, живущих близ Океана. Еще в минувшем веке Пермь и Печера были язычниками и приносили жертвы идолам; ныне же исповедуют Христианскую веру.