Когнитивный диссонанс

кавычки намекают на «цветистые» выражения, которыми Пафнутий Феодорович и Иван Сергеевич (даром что классик) именовали
старательного делопроизводителя.

Пафнутий Феодорович, впоследствии, даже добился перевода «гроханного делопута» в Тамбов. И, если в Тамбове вам случится столкнуться с примером избыточного старания, «свойственного только идиотам», не удивляйтесь…
Впрочем, мы отвлеклись, «избыток старания» – это почти единственное на —

следие царского режима, с которым нам удалось решительно и навсегда расстаться, и стоит вам, немного отдалиться от города Тамбова, вы наверняка, будете застрахованы от сего недоразумения.
Повторюсь: вследствие «Старательности» делопроизводителя, «Дело…» приобрело «Особый статус» и расследование «онаго» было поручено

господину Тургеневу И.С.
Господин Тургенев попросил барыню не волноваться и,

как следует, всё припомнить. Своего помощника (в ведомстве, которое представлял Иван Сергеевич, не было принято работать без помощника), он убедительно попросил: «не волновать барыню»…

Дескать, он сам осторожно её расспросит, а господин жандарм пусть посидит рядышком, и всё послушает…
Вошла горничная с подносиком, она тоже попросила не волновать хозяйку, и отпробовать

вишнёвой наливочки с пирожками.

Будучи человеком дисциплинированным, а, когда это не противоречит правилам, даже и милосердным, «господин жандарм» волновать и обижать барыню, отнюдь не стал, а господин Тургенев

занялся расследованием.
Мне думается, что, именно слова барыни: «Не мой он»! – Натолкнули Ивана Сергеевича на правильную мысль:

«Если Герасим немой, да ещё, скажем, глухой – с него и спрос невелик»…
Через пару дней Герасим решился поговорить с Танюшей ещё раз.

Результат этого разговора заставил Ивана Сергеевича добавить несколько строк в почти уже готовое донесение, впрочем, об этом чуть позже.
В результате учинённого расследования, «куда надо» отправлено было

донесение.

В донесение сём, среди прочего, было начертано:

«…установлено, что немой и неграмотный дворовый человек, зовомый Герасим, утопил в реке собаку женского рода, того ради, что, по бестолковости, неправильно понял приказ барыни своей: «Убрать сию собаку с глаз долой, чтобы никто её более не видел и не слышал».

Упомянутый Герасим, за неизвиняемую жестокость и отъявленную глупость, отправлен был в деревню под присмотр старосты, но по дурости же, по пути сбежал.

Где он теперь находится, барыня этого отнюдь не ведает, а напротив, просит разыскать и вернуть ей

того Герасима для суда и расправы.

Шум же, и безобразное буянство, учинили студенты, каковые вознамерились
поздравить воспитанницу барыни,

Татьяну с именинами.

Оную, Татьяну, барыня накануне отправила «на воды» в Баден-Баден, для поправки нервов.

Не застав именинницу дома, безобразники выразили своё

недовольство криками. Никоей

иной причины, крики эти не имели.

Барыня просит разыскать этих безобразников и примерно наказать».
(Обращаю ваше внимание на язык документа. Наверное, вам тоже показалось, что в других своих произведениях господин Тургенев писал по-другому.

Но, канцелярская бумага должна быть написана на соответствующем языке).

«Что ж», – сказал жандармский начальник, – «Все, вроде, складно, но я не пойму, откуда возникла, «собака женского рода», про которую соседи ничего не знают, но добрые люди слышали, что её убивали.
Да и студенты эти, где их прикажете искать? Лучше бы, без них.

Что разъяснил Тургенев начальнику, я вам сказать не смогу – тайна следствия, знаете ли…
Да и архивы жандармские… То ли, их давно сожгли,
то ли – ещё не рассекретили…

А, пока Иван Сергеевич и Пафнутий Феодорович обсуждают детали,
я расскажу, о последнем
разговоре Герасима и Татьяны.

Вот представьте: сидит во дворе на лавочке Танюша и мечтает, как они с Иваном Сергеевичем заживут в Париже:
«Да, он женат, но в Париже, как известно, это не имеет значения… Неспокойный он стал, Иван Сергеевич… ещё бы, откуда ему знать, чем там, во Франции, его жена занимается…

А, когда они переедут в Париж, он сможет чаще видеть жену, и будет
совершенно счастлив. А уж Танюше-то, самой, только и надо, чтобы он был счастлив, а ей – достаточно комнаты с большим зеркалом… и чтоб на столике коробочки с пудрой и духами…

Вот, предположим, идут они на бал, в Версаль, и, конечно, встречают жену.
И, что тут удивительного, на этом балу самые красивые женщины Парижа.
У Ивана такой хороший вкус, и жена у него, наверное, такая хорошенькая и умненькая…

И, конечно, жене будет приятно, что у него такая молоденькая, такая красивая «пассия»…
Умеют, всё же, эти французы деликатно выражаться в скользких ситуациях; не правда ли, слово «пассия», гораздо пристойнее, чем сказали бы у нас…»

«В Париже, нынче очень модно, ежели мужчина прогуливается, держа в одной руке жену, а в другой
молоденькую «пассию»…

А позже, когда жена поймёт, что они с Иваном любят друг друга…
жена уедет далеко, далеко…
или выйдет замуж…
за какого-нибудь,
графа итальянского.

Она же, так хорошо говорит по-итальянски, вот, пусть и живет
в своей Италии…
А они с Иваном, будут, иногда, приезжать в гости…
Впрочем, Ми-Ми, ведь, не то, что предыдущая жена, Ми-Ми, будет
беречь Ивана Сергеевича.
Он уже не мальчик, и нечего ему по «заграницам мотаться»…
Лучше, они летом отдохнут в Одессе.