Книга воспоминаний

Мухаджиры эти с одной стороны были полезны имаму, с другой же стороны причиняли вред. Полезны в том, что они добывали со всех сторон большую добычу, и он имел тем самым пользу от их богатств, и увеличивался бейтулмал его казны, назначенный для остального войска. Особенно среди них были хорошие предводители при отправке их имамом с войском в чужие, неизвестные селения, и если бы не они были предводителями при походах, то войска наши не могли бы выступить куда-либо или проникнуть туда, попав в незнакомое место и от этого нам быт бы большой вред.

Например, несколько ахтынских мухаджиров выходили неоднократно, собираясь отнять казенную почту, дорога которой шла в пяти-шести днях езды от нас. В своем походе они днем скрывались в лесах, оврагах или пещерах, а двигались ночью, чтобы никто их не замечал, так как сильная охрана дороги была всюду. Дойдя до цели, они нападали на почту, убивали сопровождающих и забирали золото и серебро. Затем таким же образом возвращались обратно. Таясь днем и двигаясь ночью. Таким способом они разбогатели, и разбогатела вместе с тем казна Шамиля.

Но с другой стороны их вред очевиден, так как у каждого из них были на родине родственники, между которыми не прекращалась тайная переписка. В письмах друг другу сообщались иногда дагестанские секреты, и враг принимал меры предосторожности.

Большинство мухаджиров являлись жителями дагестанских земель, таких как селения Согратль, Чох, Ириб и других. Среди них были лица, которые употребляли спиртные напитки и курили табак тайком от властей.

Если же вдруг их заставали, то винопийцу прокалывали нос в наказание и продевали нитку с нанизанными на нее листьями табака, чернили его лицо и сажали задом наперед на осла и водили по улицам селения. При этом он взывал: «Это наказание тому, кто курил хашиш явно или тайно». Сельские мальчишки бегали вслед за ним и бросали в него кусками глины или помета. Иногда такого привязывали с черным лицом на целый день к столбу на возвышении, на виду у жителей селения. Все это делалось для того, чтобы позор стал назиданием для пьющего и чтобы вторично он не решился на это.

Если же кто-нибудь украдет вещи другого, точно также водили его по селению, повесив на нос украденную вещь. Однажды одна женщина из нашей лавки в Дарго украла несколько свертков ткани. Наш купец сообщил об этом сельскому кадию втайне от моего отца. Кадий велел своему исполнителю посадить на осла эту женщину, вычернив ей лицо и повесив на нос один кусок украденной материи. Один из присутствовавших в канцелярии кадия сообщил об этом моему отцу.

Отец послал к кадию человека с просьбой оставить воровку без какого-либо наказания, так как он прощает ее на этот раз. Кадий не удовлетворил его просьбу, заявив, что если на этот раз воровку оставить без наказания, воровство, несомненно, распространится в селении, это опасно для нас, поэтому надо посадить ее на осла. И воровку повели по селению указанным образом.

Вторично подобный случай произошел у нас дома. У нас жил солдат перебежчик от русских Егор. Мой отец его любил за чистосердечную службу и давал ему иногда деньги, особенно в праздники. Солдат часто выпивал. Однажды этот бедняга ночью сходил к солдатам имама, выпил у них и вернулся домой пьяным, сломал замок нашей лавки и украл несколько кусков материи. Одни из этих кусков выпал у него по дороге. Когда наш приказчик обнаружил это, он отправился утром к имаму тайком от моего отца и сообщил, что солдат украл материю из лавки и просил разрешения убить его. Схватив Егора, приказчик с тремя или четырьмя мюридами отправился с ним за пределы селения. В это время моему отцу сообщили о случившемся с солдатом и приказчиком Али. Узнав об этом, отец поторопился на место, выбранное для убийства, чтобы спасти своего солдата Егора, но бедняга Егор уже до прихода отца был убит из-за сворованных кусков материи, и приказчик уже вернулся домой. Отец строго выговорил приказчика и сказал: «Клянусь Аллахом, если бы ты не был мусульманином, я потребовал бы мести солдата, который был убит без согласия на это хозяина».

Глава 14. О ПОЛОЖЕНИИ В ДАГЕСТАНЕ СОЛДАТ, ПЕРЕБЕЖАВШИХ К НАМ, ИЛИ ЗАКЛЮЧЕННЫХ

У нас было много солдат: разбросанных во всех селениях, из них кое-кто принял ислам, стал хорошим мусульманином и женился на мусульманке. Были и такие, которые, остались в своей вере.

Кто принял ислам, тому для пропитания отпустили ту долю, которая предназначена им Всевышним Аллахом в Коране, не включая его личный заработок. Кто остался в своей вере, тот служил у кого-либо из пожелавших этого жителей селения, и жил и одевался он на свои заработок. Из закята ему ничего не выдавалось.

Солдаты служили нашим людям честно, слушались их. Но с ними обращались без милосердия, несмотря на то, что они жили в далекой зарубежной стране, говоря, что для неверующего (кафир) нет уважения.

У меня тоже было такое же убеждение, пока я не увидел Россию. Когда я увидел страну и людей, то убедился в неверности своих предположений; тем более, что наш пророк Мухаммад мир над ним, говорит: «Действительно, за каждое благое деяние следует награда (божья)», то есть Всевышний Аллах не теряет вознаграждения для того, кто оказал добро для любого живого существа.

Иногда солдат кормили сытно, но большей частью они жили впроголодь. Они не могли требовать пищу от своего хозяина, когда были голодны, боясь наказания и гнева. Иногда они собирали траву в лесу и готовили себе варево. Их место ночлега было, как собачье ложе кроме сушеной травы ничего не было.

Если заболевал кто-нибудь из них, никто не посещал и не заботился о нем. Если не забывали совсем, то бросали ему кусок хлеба и сушеное мясо. И он вынужден был есть, хотел он это или нет. Если умирал один из них, его хоронили так, чтобы только запах не распространялся.

Многие солдаты погибли, одни были убиты, другие исчезли по неизвестным направлениям. Когда они голодали или находились в тяжелых условиях, они убегали от нас. Но когда ими было совершено какое-нибудь преступление перед своими властями и они опасались за свою жизнь, они перебегали на нашу сторону: иногда из любопытства перебегали к нам – посмотреть на нашу жизнь, а затем вернуться.

Однажды в Дарго появился один русский юноша миловидной внешности. Остановился он у Юнуса из Чиркея, друга имама с давних времен. Юнус как-то спросил его, кто он такой, чей сын, откуда пришел. Юноша ответил, что он сын министра русского императора, убежал из Петербурга, так как его отец не разрешал ему вести тот образ жизни, какой он желал. Он обиделся на отца и убежал. Когда он отправился в путь, с ним было несколько слуг и денег. С окончанием денег в дороге он продал своих слуг, и пустил в ход эти деньги. Затем он продал свою одежду и истратил и эти деньги. Когда же он уже достиг пределов Дагестана, то встретил одну женщину, которая несла хлеб. Юноша в это время был очень голоден, но не имел никаких денег, чтобы пустить их по потребности. Тогда он отдал женщине золотое кольцо, что было на его пальце и купил хлеба. Тут они разошлись. Этот бедняга думал, что этим рассказом вызовет наше расположение.

Но как только услышали от него этот рассказ, правдивый или неправдивый, заключили его в тюрьму, чтобы впоследствии его обменять на русских пленных или же продать его за большие деньги. Они боялись, что он вторично убежит, если его оставить в селении на воле. Когда юноша убедился, что его заключили в тюрьму из-за его истории, он пожалел о сказанном и подумал: «Если бы я не рассказал об этом, я не очутился бы в тюрьме». Он боялся, вместе с тем, что ему долго придется пробыть в ней и знал наверняка, что отец не будет знать о его положении, а если узнает, то не обратит внимания на его положение.

Однажды этот бедняга взял лежавший на камнях пистолет, принадлежавший страже тюрьмы и выстрелил в себя, но промахнулся (букв.: пуля пролетела выше головы). Это дошло до маджлиса имама. Имам велел спросить, почему тот хотел покончить с собой. Он ответил, что убежал от отца, недовольный тем, что тот не разрешал ему жить по-своему и думал, что в Дагестане он сможет быть без притеснения и найдет здесь почет ввиду его высокого происхождения. Когда же он узнал, что попал в большую беду, не предполагаемую им, решил, что смерть принесет ему покой и выстрелил в себя. Но получилось неудачно, и он остался жив. Вместе с тем он известил имама, что тот примет ислам, если его отпустят из тюрьмы. Его выпустили, он принял ислам, стал хорошим мусульманином, женился на чохской женщине, родственнице жены Мухаммадшафи, сына Шамиля. У них родилась дочь. Юноша стал членом общины (джамаат) Дарго и стал носить имя Абдуллах.

Этот Абдуллах сделался совершеннейшим мусульманином. Он усердно совершал пять намазов с джамаатом и часто посещал моего отца. Отец любил его за его доброту сердца ко всем, особенно по отношению к пленным. Это подтверждается тем, что написала француженка, гувернантка детей князей Чавчавадзе и Орбелиани в своей книге, написанной в Дарго про моего отца. Кто читал эту книгу, тому все это известно, потому нет надобности здесь это повторять.

Этот самый молодой человек Абдуллах знал и наш язык, люди уважали его всюду.

В 1863 году на улице Петербурга я увидел его издали, но мне не удалось говорить с ним из-за отсутствия времени.

Теперь продолжим краткое изложение о положении бежавших или пленных солдат, находящихся в наших селениях. Вернемся к краткому обзору положения солдат Шамиля, находившихся в Дарго. Мы говорим: когда Шамиль переселился со своими товарищами мухаджирами в Новый Дарго после разрушения в 1844 г. князем Воронцовым Старого Дарго, у него находилось около трехсот солдат, перебежавших к нам из разных мест, или же пленных.

Среди них были часовщики, кузнецы, плотники, мастеровые. Шамиль велел верному своему мюриду Черному Алимаммаду Грубому, назначенному над солдатами комендантом, построить для них специальный поселок около Дарго, собрать их там и отпустить провизию и обмундирование из казны через казначея Шамиля и дать им полный отдых. Шамиль говорил, что эти солдаты необходимы, в боях они будут при пушках и будут чинить разбитые части пушек.

Алимаммад построил для них поселок и разместил их там как велел Шамиль, и отпустил для них все необходимое. В их распоряжение предоставил землю для посадки капусты, кукурузы, лука и др.

Солдаты обосновались там и жили мирно, довольные велением Аллаха и Шамиля. Они обрели покой, жили без притеснения. В комнатах были иконы, которым они поклонялись во время молитв, имели спиртные напитки, изготовленные из винограда, и самогон из проса и других злаков.

Они ели, пили, развлекались, особенно по большим праздникам. Из нас никто не препятствовал им в этом, так как Шамиль велел Алимаммаду не давать никому из мюридов обидеть их ни словом, ни действием. Солдаты имели и музыкальные инструменты гитары, армейские кларнеты, привезенные из России. Были и пленные, и перебежавшие женщины, как например, одна женщина среди многих из них.

Солдаты, видя милосердие Шамиля к ним, служили ему чистосердечно. Они шли с ним в бой вместе с пушками, чинили их, если те ломались, ухаживали за лошадьми, тянувшими пушки, подковывали их, шорничали, готовили на зиму корм. Когда лошадей случалось больше, чем необходимо для тяги пушки, Шамиль велел Алимаммаду отправить двух или больше солдат в какое-нибудь горное селение, где лошади содержались за счет фуража байтулмала этих селений. В каждом селении у имама был назначен смотритель байтулмала.

Среди солдат были и пушкари. Но большей частью из пушек стрелял сам Алимаммад.

Из этих солдат один принял ислам и звался Хасаном. Когда у русских появилась ракета, Хасан тут же изготовил и для Шамиля ее и бросал ее в сторону русских. Но это было потом оставлено.

Если солдат проявлял отвагу, имам награждал его серебряной медалью «За отвагу», как и мусульман, и вешал ее на его плечо. Если бы с нашими пушками не было солдат, несомненно, порядок наших войск не был совершенен, как и наши сражения.

И мюридам была польза от этих солдат. Например, когда нужно было изготовить для удила части или масленку, или построить дома, они обращались к их коменданту просьбой выделить за плату плотников. Плата оставалась у солдат.

Дома Шамиля и его детей были построены солдатами бесплатно, так как он их господин и кормилец. Если зимой выпадал снег на крыши его домов, то они сгребали снег лопатами и сбрасывали с крыши.

Пищей для них являлась пшеница и кукуруза привозимые из Чечни за деньги имама. Одежда на год отпускалась им из казны имама казначеем Хаджиявом или мануфактурой или деньгами, чтобы они купили чего пожелают. Вот почему солдаты в разговоре называли Шамиля «наш царь Шамиль». Они сильно любили его. Это следствие совершенного обхождения с ними со стороны Шамиля.

Если б Шамиль притеснял их и заставлял бы их соблюдать мусульманские обычаи, они убежали бы от него. Кроме вреда, ничего не получилось бы. Однажды в городе Калуге в наш дом зашел один старый солдат, поляк, и говорит: «А где наш прежний император Шамиль? Я жажду его видеть. Он защищал нас и делал нам добро в Дарго. Мухаммадшафи спросил его: «Кто ты такой? Я не помню тебя». Солдат засмеялся: «Не помнишь тот день, когда ты верхом проезжал, я охранял капусту в Харачи? Когда ты на коне поскакал в поле, то упал патрон и траву и ты сказал мне: «Поищи мой патрон». Я нашел его и отдал тебе».

Мухаммадшафи чуть задумался и сказал: «Ты сказал правду, теперь я вспомнил, ты поляк.» Солдат ответил: «Да».

Мухаммадшафи спросил: «А что ты делаешь в Калуге? Почему не возвращаешься на свою родину? Теперь войны нет, время мирное? Он ответил, что власти не разрешают ему возвращаться, так как поляки оказали сопротивление императору и воевали против русских».

После этой беседы Мухаммадшафи пошел к имаму в его комнату и доложил о солдате. Имам посмотрел на него в окно и, когда солдат увидел своего бывшего имама, то поклонился ему, приветствуя его. Он рассказал Шамилю о своих делах. Шамиль дал ему десять рублей денег. Солдат ушел от него довольный и полный благодарности за благодеяние.

Глава 15. РАССКАЗ О ДВУХ КАЗАЦКИХ МОНАХАХ

Другой рассказ. Однажды к нам заявились казачьи монахи из России, собирающиеся отправлять свой религиозный культ на чужбине, они были староверами.

Они просили Шамиля разрешить им жить на его земле. Тот разрешил, Они построили себе дома на возвышенности близ Дарго, в лесу, где много зелени и холодная приятная вода. Они построили еще одно строение, похожее на часовню. В углах они повесили свои иконы для поклонения. Около домов они посадили немного капусты, лука, кукурузы, и таким образом жили спокойно.

Однажды я отправился к ним посмотреть, как они живут. Увидев меня, они оказали мне уважение, подошли ко мне. Они знали моего отца, поэтому разреши и мне войти в свое святилище (букв.: место поклонения), а моим товарищам нет. Я вошел внутрь и увидел там много икон, светильники со свечами. Даже не знаю, откуда они берут эти свечи в чеченских лесах, где вообще нет светильников. Монахи были одеты в длинные до пят балахоны. Все это было для меня любопытно. Затем я вернулся домой.

По прошествии нескольких месяцев после прерывания на указанном участке они переселились в местность близ гоготлинской реки. Эта местность отличается обилием фруктовых деревьев и красивой природой. Нет иного такого места, где имеется все необходимое. Здесь сохранились стены кельи и старой церкви, построенной на белой глине и являвшейся местом поклонения христиан в былые времена. Я даже не представляю, как они узнали об этом, ведь из своего поселка они никуда не выходили. Наши люди знали эту местность и раньше, хотя и не подробно. Они не интересовались такими вещами.

Когда монахи занимались своим богослужением, никому не принося вреда ни словом, ни делом, ночью на них напали неизвестные разбойники и убили их, захватив все, что у них было.

Когда Шамиль узнал об этом, он очень переживал, так как он разрешал им жить на подвластной ему территории, и если бы узнал этих негодяев, без сомнения, он отомстил бы за них.

Если солдат добровольно перебегал к нам, то он не пользовался особым уважением, жил у кого-нибудь, как слуга, так поступали и с захваченными солдатами. Если же он был полезным мастером, имам брал его к себе, в состав своих солдат. Если солдат убегал от нас, то при поимке его убивали, если выяснялось, что он собирался вредить нам.

Причиной большого числа казней преступников, солдат или мусульман, особенно во время правления Шамиля, было следующее: поскольку территория Дагестана мала, и на ней распространены были грабежи, нападении и убийства, особенно до появления трех имамов, и не было другого сдерживания для преступников, как казни, наши считали целесообразным это для общей пользы, для подчинения народа и организации порядка.

Если бы в этом не было необходимости, у нас никого не казнили бы, так как каждый человек у нас, как воин во время джихада, равен десяти гулямам и это при постоянной нехватке людей.

Отсюда упрек некоторых людей в наш адрес в казни людей необоснован и несправедлив.

Если б преступник был наказан поркой или отсечением руки у вора, или вырыванием языка у шпиона, или же отсечением носа или уха, выкалыванием глаз за другие преступления и т. д., тогда преступников было бы больше, и они подрывали бы устои нашего дела, убежав от нас или же мстя тому, кто их наказал, хотя все это было сделано по воле имама. И это явилось бы большим злом для управления. А когда этих злодеев убивают, остальные, без сомнения, воздержатся от преступления, боясь наказания. Тогда восторжествует спокойствие.