Последний полотёр. Роман в беседах, фрагментах и красках жизни

– Начало сознательной жизни мальчика Саши было связано с батраческим наёмным трудом. Он успел закончить только три класса церковно-приходской школы. Все его предки батрачили. Хотя его семья к этому времени и не была такой уж бедной.

Но батрачество у крестьян – это своеобразный образ жизни. В самом слове «батрак» нет ничего уничижительного. Это были свободные люди. А счастье ведь переменчиво, по народной пословице: «Было у Петрака четыре батрака, а ныне Петрак сам батрак». Что ж делать? Иди к «чужим людям» в наём.

– Выходит, весь твой род по линии отца имел самое непосредственное отношение к батракам, то есть к работящим, умелым в своём деле созидателям и трудолюбцам? – спросил я.

– Выходит так. Наёмный труд имеет ведь различные формы самовыражения. И как бы высоко ты ни возносился, ты был, по сути, батраком на службе царю или генсеку. Даже министра можно назвать батраком. Позволим себе необходимый экскурс в историю…

Я уже давно знал, что Александр обладает энциклопедическими знаниями, и с удовольствием приготовился слушать.

– Во всех главных словарях русского языка слово «батрак» трактуется как «наёмный работник», в основном в сельском хозяйстве, – начал он. – Выражение «идти в батраки» означало идти на заработки к чужим людям. Для них самих, как правило, был характерен нищенский уровень жизни. А вот в происхождении этого слова имеются разные версии.

Находятся аналоги в языках тюркских народов («бадрак», «батырь»), в новгородском говоре. Таких людей ещё называли бобылями, тептерями, кутниками. Однако основной смысл неизменен. Это человек, зависимый от хозяина, нанятый кулаком или помещиком для физического труда в хозяйстве. Иной раз даже не за деньги, а просто за еду.

Но так было в дореволюционной России. Тогда бедняками считались безлошадные крестьяне с небольшими земельными наделами или вообще без земли. Находясь на грани выживания, бедняки нанимались на работу к зажиточным крестьянам или помещикам из других деревень. Отсюда и пошло такое явление, как батрачество.

Зачастую в батраки подавались целыми семьями: повзрослевшие дети, не имевшие возможности получить образование, женщины, которые нанимались на подёнщину. Платили, разумеется, мало. Уязвимое в своём положении бедствующее крестьянство соглашалось работать только за еду. В сущности это было рабством.

Возьмём хотя бы случаи «отработки долгов». Неурожай, гибель скота, любая другая беда, пришедшая в семью бедняка, вынуждали его идти на поклон к богатому крестьянину, где он мог получить в долг зерно, муку, картошку. Или даже лошадь и инвентарь на время посевной, участок земли в аренду. Разумеется, долг не всегда возможно было вернуть, и крестьянин становился батраком своего кредитора.

Даже при небольшом долге процент был такой, что его приходилось отрабатывать годами в очень тяжёлых условиях, на износ. Думаю, для тебя не станет открытием факт жестокого обращения, избиений – порой до смерти – таких батраков-должников.

Были ещё середняки, занимавшие, как и следует из названия, промежуточное положение между бедняками и зажиточными крестьянами. Они жили в относительном достатке, имели достаточно земли и инвентаря, батраков не нанимали, но пользовались услугами сезонных рабочих и платили им по справедливости.

И, конечно же, кулаки. В их ведении было много земли, что позволяло им получать доход от земельной ренты, торговли, скупки и перепродажи. Но главное, они промышляли старым добрым ростовщичеством, при котором заёмщики рассчитывались с кулаками натуральным продуктом (или своим трудом) под большой процент. Нередко ростовщики держали в долговой кабале целую округу. Вот откуда пошло понятие «мироед». Кулак, питающийся и жиреющий за счёт «мира» – «общества».

Приход советской власти в корне изменил эту ситуацию, что тебе, конечно, известно. Большевики вели жёсткую борьбу против кулаков, да и вообще против системы батрачества. И главным образом против использования в наёмном труде детей. Уже с середины 1918 года кулачество обозначило себя как противник советской власти.

В 1919 году была введена продразвёрстка, суть которой сводилась к обеспечению хлебом жителей городов, рабочих заводов и бойцов Красной армии, сражавшихся на фронтах с белогвардейцами и интервентами.

Основная часть крестьянства, выбирая между большевиками и белогвардейцами, опасаясь возврата господ и помещиков, приняла продразвёрстку как меньшее из зол. Но кулаков такая перспектива сотрудничества с новой властью отнюдь не устраивала. Путём скупки зерна и спекулятивных действий они создавали искусственный дефицит хлеба в попытке принудить советскую власть отказаться от новых преобразований под угрозой голода. Мы знаем, чем это закончилось для кулаков. Требования пришлось выполнить.

Потом – НЭП, на смену продразвёрстке приходит продналог, и кулачеству удаётся вернуться к относительно стабильному своему существованию, что, однако, не усмиряет недовольства новой властью.

Ну и большой путь коллективизации, вовлечение – нередко болезненное – бедных слоёв крестьянства в колхозы. Страна менялась, требовала масштабных решений, которые всегда даются немалой ценой.

И ещё одно важное дополнение. Несмотря на отмену наёмного труда и батрачества, в СССР всё взрослое население, за малым исключением, было обязано трудиться. Знаменитый лозунг советской власти – «Кто не работает, тот не ест». А за уклонение от труда следовало административное или уголовное наказание, не говоря уж об общественном порицании и презрении. Появился даже такой лексический новояз – «тунеядец», – имеющий отрицательный нарратив.

Конечно, в Российской империи слово «тунеядец» также употреблялось в некоторых законодательных актах, но тунеядство само по себе не считалось нарушением закона. В петровской «Табели о рангах», к примеру, можно встретить такую фразу: «…дабы тем охоту подать к службе и оным честь, а не нахалам и тунеядцам получать». Это о способных людях из низших сословий, перед которыми могли открыться двери на государеву службу.

В досоветские времена бездельники, конечно, также порицались общественностью, но социально значимого контекста этому не придавалось. Казалось бы, человек существует за счёт своих близких, это проблема узкого круга людей. Но в СССР вопрос тунеядства перестал носить частный характер. Паразитирование дома равнялось паразитированию на обществе. И разве в этом нет логики?

Но дальше – больше.

В 1961 году был принят указ «Об усилении борьбы с лицами (бездельниками, тунеядцами, паразитами), уклоняющимися от общественно полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни». Борьба с тунеядством велась до принятия в апреле 1991 года закона «О занятости населения», отменившего уголовную ответственность за тунеядство и признавшего безработицу.

Ох, с каким удовольствием вздохнули люди умственного и творческого труда, по каким-то причинам не состоящие в союзах писателей, композиторов, художников. Как же они прятались от участковых милиционеров, обязанных привлекать тунеядцев, хотя бы чистить улицы. Представь себе Пушкина с метлой и Тургенева с лопатой.

– По себе знаю, – сознался я. – Сам прятался от своего участкового, когда писал свою первую книгу, а работу в учреждении бросил. Формально и я был тунеядцем, поскольку в Союзе писателей ещё не состоял и как бы не имел права на «умственный труд», не подкреплённый трудовой книжкой.

– По обвинению в тунеядстве часто преследовали и диссидентов. Их нередко увольняли с работы или нигде не брали на службу после отбытия заключения. После чего они были вынуждены срочно устраиваться на неквалифицированную работу, например кочегарами, даже если у них были средства к существованию, чтобы их не обвинили в тунеядстве. Но на этом экскурс в историческое прошлое нашей страны мы завершим, – закончил свою лекцию Александр. – Скажу лишь, что он был важен для понимания сути вещей, причинно-следственных связей. Ведь в настоящее время слово «батрак» почти утратило своё первичное значение и в русской речи используется лишь для названия человека, как правило крестьянского происхождения, который стал наёмным работником или занят тяжёлым физическим трудом и который представляет собой дешёвую рабочую силу.

3

Разговор об отце Александра продолжился через пару дней.

– В прошлый раз, Саша, мы остановились на том, что твой папа с юных лет пошёл в батраки. Что было потом?

– В 1918 году в Сибири так же, как и повсюду, полыхала Гражданская война. И началась широкая международная интервенция бывших союзников по Антанте против молодой республики РСФСР. В Мурманске высадились англичане и американцы, во Владивостоке – японцы, поднял мятеж чехословацкий корпус численностью в сорок пять тысяч человек из бывших военнопленных.

А Тюмень была завоевана белыми. Моего отца, семнадцатилетнего, насильно мобилизуют в армию Колчака. Там он прослужил год. Большевики к этому времени успели разогнать Учредительное собрание. Позже отец писал в соответствующих анкетах, что не воевал, а просто проходил обучение.

А потом… он оказался уже в Красной армии, в Крыму, где действительно воевал против Врангеля. И не рядовым бойцом, а начальником пулемётного подразделения, «пулькоманды», используя революционную терминологию. Сражался почти до окончания Гражданской войны, которую вообще-то, по справедливости, надо бы считать ещё одной мировой, учитывая масштабы и количество стран Антанты на стороне белых.

Затем он был направлен в Харьковское артиллерийское училище. В 1923 году в связи с юбилейной датой его отметил своим посещением сам Троцкий. Пламенный революционный трибун выступил перед активом училища, в который входил и молодой Александр. Много позже, через полтора десятка лет, это ему ещё аукнется.