Исследование о природе и причинах богатства народов

Исследование о природе и причинах богатства народов
Адам Смит

Вся история в одном томе
Адам Смит (1723–1790) – шотландский философ-этик, один из основоположников политической экономии. В XVIII в. Смит создал стройное и убедительное учение о развитии механизма человеческого благосостояния и его природе.

В своем фундаментальном труде «Исследование о природе и причинах богатства народа» этот выдающийся ученый сформулировал условия неминуемого успеха экономического развития, которое еще при его жизни стало чрезвычайно популярным во многих странах мира, в том числе и в России.

При всех «реверансах», которые делал А. Смит в сторону банковского капитала, вполне очевидна его приверженность «простому продукту» – земле, производству, производительным силам – тем экономическим ценностям, которые, как показывает современность, являются истинными, играя решающую роль в процессе современного экономического развития.

В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Адам Смит

Исследование о природе и причинах богатства народов

© ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Адам Смит – экономист XXI века?

Адама Смита (1723–1790), родившегося в небольшом шотландском городке Керколди, земляки называют «величайшим шотландцем всех времен». Эта характеристика – знак признания его выдающихся заслуг перед человечеством. Философ-этик, один из основоположников политической экономии, он в XVIII веке создал стройное и убедительное учение о развитии механизма человеческого благосостояния и его природе.

Чтобы понять, почему именно он во второй половине того динамичного столетия будоражил сознание просвещенных европейцев новыми идеями, следует понять самобытный колорит его яркой личности. Выходец из семьи скромного достатка, нашедший в себе силы получить основательное образование в университете Глазго, а потом в Оксфорде, он основной акцент своего развития делал на самообразовании, скептически относясь к качеству подготовки в знаменитых вузах. Пройдя во время многолетней учебы «испытание бедностью», ютясь в студенческие годы в дешевых комнатенках и живя нередко впроголодь, он даже не имел скромных средств на то, чтобы проведывать родителей. Но желание постичь окружающий мир и законы его развития было тем стимулом, который помогал преодолевать все бытовые неудобства ради познания бурлящей вокруг него экономической жизни Великобритании всего мира.

Удивительный парадокс: имея не очень привлекательную наружность, обладая отвратительной дикцией и даже заикаясь, он – человек крайне стеснительный и некоммуникабельный – каким-то странным образом очаровывал слушательскую аудиторию, убеждая ее в правоте своих революционных по тем временам идей. Будучи родоначальником идеи свободного рынка, Адам Смит утверждал, что экономика должна быть свободна от государства. При этом буржуа, являя собой образец эгоистической личности, против собственной воли трудились не только на свое благо, но объективно – в интересах государства. Совпадение личных и государственных интересов приводили, по мнению Смита, к качественно новому для того времени результату: к небывалому развитию производительных сил.

В главной работе своей жизни, в фундаментальном труде «Исследование о природе и причинах богатства народа», выдающийся ученый сформулировал условия неминуемого успеха экономического развития:

– необходимость развития цивилизации в мирных условиях;

– проявление государством терпимости к общественной и производственной деятельности своего народа;

– разумное налогообложение государством предпринимателей и всего населения в целом. По его глубокому убеждению, при соблюдении этих условий успех экономического развития непременно станет вполне естественной реальностью.

Обладая редкой целеустремленностью, выдающийся экономист сделал блистательную карьеру. Он стал ректором своей alma mater – университета Глазго, добился огромного авторитета среди коллег, сохранил вполне «академические» отношения с оппонентами. Учение Адама Смита еще при его жизни стало чрезвычайно популярным во многих странах мира, в том числе и в России. В каком-то смысле невольным первым историографом Адама Смита в нашей стране стал А.С. Пушкин, явно симпатизировавший великому шотландцу. Давая характеристику своему литературному герою Евгению Онегину, Александр Сергеевич с доброй иронией описав «нелюбимые» сферы интеллектуальной жизни персонажа, гениально противопоставил им и важное достоинство Евгения:

Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.

Удивительно, но поэт сумел в последних четырех строках емко изложить главную суть учения шотландского политэконома.

Сложилась традиция считать Адама Смита экономистом либеральной направленности. Но пушкинские строки, как, впрочем, и само учение, если вдуматься в его глубинное содержание, ставят под сомнение такое утверждение. При всех «реверансах», которые делал А. Смит в сторону банковского капитала, вполне очевидна его приверженность «простому продукту» – земле, производству, производительным силам – тем экономическим ценностям, которые, как показывает современность, являются истинными, играя решающую роль в процессе современного экономического развития.

    С.Н. Полторак, доктор исторических наук, профессор, член Союза писателей Санкт-Петербурга, главный научный сотрудник научно-исследовательского центра Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина

Предисловие к третьему изданию

Первое издание этой книги печаталось в конце 1775 и начале 1776 г. Поэтому, когда в большей части этой книги говорится о настоящем положении вещей, надо иметь в виду положение вещей, существовавшее в то время, когда я писал эту книгу, или в несколько более ранний период. В третьем издании я сделал несколько добавлений, в частности к главе о возвратных пошлинах и к главе о премиях. Кроме того, я прибавил новую главу под заглавием «Заключение о меркантилистической системе» и новый параграф в главе о расходах государя. Во всех этих добавлениях, говоря о настоящем положении вещей, я всегда имею в виду положение вещей в 1783 и в начале 1784 г.

Предисловие к четвертому изданию

В этом, четвертом, издании я не сделал никаких изменений. Однако я считаю нужным выразить величайшую благодарность мистеру Генри Гопу из Амстердама. Этому лицу я обязан очень точными и подробными сведениями о весьма интересном и важном предмете, об Амстердамском банке, о котором я не нашел удовлетворительных и ясных данных ни в одном печатном отчете. Имя этого человека так хорошо известно в Европе, сведения, исходящие от него, делают столько чести всякому, кто их получил, и это признание так льстит моему самолюбию, что я не могу отказать себе в удовольствии предпослать этому новому изданию настоящее предисловие.

Введение и план сочинения

Годичный труд каждого народа представляет собой первоначальный фонд, который доставляет ему все необходимые для существования и удобства жизни продукты, потребляемые им в течение года и состоящие всегда или из непосредственных продуктов этого труда, или из того, что приобретается в обмен на эти продукты у других народов.

Поэтому от количества этих продуктов или того, что приобретается в обмен на них сравнительно с числом тех, кто их потребляет, народ оказывается лучше или хуже снабженным всеми необходимыми предметами и удобствами, в каких он нуждается.

Но это отношение у каждого народа определяется двумя различными условиями: во-первых, искусством, умением и сообразительностью, с какими, в общем, применяется его труд, и, во-вторых, отношением между числом тех, кто занят полезным трудом, и числом тех, кто им не занят. Каковы бы ни были почва, климат и размеры территории того или иного народа, обилие или скудость его годового снабжения всегда будут зависеть от этих двух условий.

Обилие или скудость этого снабжения зависят, по-видимому, в большей степени от первого из этих условий, чем от второго. У диких народов – охотников и рыболовов – каждый человек, способный к труду, более или менее занят полезным трудом и старается по мере сил добывать все необходимое для своей жизни или для тех лиц из своего семейства и племени, которые по своей старости, молодости или слабости не могут заниматься охотой и рыбной ловлей. Такие народы, однако, бывают так ужасно бедны, что нужда подчас заставляет их – или, по крайней мере, они думают, что она вынуждает их, – убивать своих детей, стариков и страдающих хроническими болезнями или же покидать их на голодную смерть и на съедение диким зверям. Напротив, у народов цивилизованных и процветающих – хотя у них большое число людей совсем не работает, причем многие неработающие потребляют в десять, а часто и в сто раз большего труда, чем большинство работающих, – продукт всего труда общества в целом так велик, что часто все бывают в изобилии снабжены им, так что работник даже низшего и беднейшего разряда, если он бережлив и трудолюбив, может пользоваться бо?льшим количеством предметов необходимости и удобств жизни, чем какой бы то ни было дикарь.

Причины этого прогресса в области производительности труда и порядок, в соответствии с которым его продукт естественным образом распределяется между различными классами и группами людей в обществе, составляют предмет первой книги настоящего исследования.

Каково бы ни было состояние искусства, умения и сообразительности, применяемых при работе данным народом, обилие или скудость годового снабжения должны зависеть при неизменности этого состояния от соотношения между числом людей, занятых полезным трудом, и числом лиц, не занимающихся им. Число полезных и производительных рабочих, как это будет выяснено в дальнейшем, зависит везде от количества капитала, затрачиваемого на то, чтобы дать им работу, и от особого способа его употребления. Поэтому вторая книга рассматривает природу капитала, способы его постепенного накопления, а также изменения в количествах труда, приводимых им в движение в зависимости от различных способов его применения.

Народы, довольно далеко подвинувшиеся вперед в отношении искусства, умения и сообразительности в применении своего труда, употребляли весьма различные методы для того, чтобы придать труду известный характер или направление, причем не все применявшиеся ими методы были одинаково благоприятны для умножения их продукта. Политика одних народов особенно сильно поощряла земледелие, политика других – городскую промышленность. Вряд ли хотя бы один народ относился одинаково ко всем родам промышленности. Со времени падения Римской империи политика Европы более благоприятствовала ремеслам, мануфактуре и торговле – одним словом, городской промышленности, чем земледелию – труду сельскому. Обстоятельства, которые, по-видимому, привели к такой политике и упрочили ее, объяснены в третьей книге.

Хотя эти различные методы были, может быть, обусловлены частными интересами и предрассудками отдельных групп населения, которые не принимали во внимание или не предусматривали возможных последствий для благосостояния общества в целом, однако они послужили основанием для весьма различных теорий политической экономии; при этом одни из последних особенно подчеркивают значение городской промышленности, другие – сельской. Эти теории имели значительное влияние не только на мнения образованных людей, но и на политику государей и государственной власти. В четвертой книге я пытался возможно полнее и точнее объяснить эти различные теории и главные результаты, к которым они приводили в разные века и у различных народов.

В задачу первых четырех книг, таким образом, входит выяснение того, в чем состоял доход главной массы народа или какова была природа тех фондов, которые в различные века и у различных народов составляли их годовое потребление. Пятая, последняя, книга рассматривает доход государя или государства. В ней я старался показать, во-первых, каковы необходимые расходы государя или государства, какие из этих расходов должны покрываться за счет сборов со всего общества и какие – только определенной частью общества или отдельными его членами; во-вторых, каковы различные методы привлечения всего общества к покрытию расходов, падающих на все общество, и каковы главные преимущества и недостатки каждого из этих методов; и, в-третьих, наконец, какие причины и соображения побуждали почти все современные правительства отдавать часть своих доходов в долгосрочный залог или заключать займы и какое влияние имели они на действительное богатство общества, на годовой продукт его земли и его труда.

Книга I

Причины увеличения производительности труда и порядок, в соответствии с которым его продукт естественным образом распределяется между различными классами народа

Глава I

О разделении труда

Величайший прогресс в развитии производительной силы труда и значительная доля искусства, умения и сообразительности, с какими он направляется и прилагается, явились, по-видимому, следствием разделения труда.

Значение разделения труда для хозяйственной жизни общества в целом легче всего уяснить себе, если ознакомиться с тем, как оно действует в каком-либо отдельном производстве. Обыкновенно полагают, что дальше всего оно проведено в некоторых мануфактурах, имеющих второстепенное значение. В действительности разделение труда, может быть, и не идет там так далеко, как в других, более крупных; но в небольших мануфактурах, предназначенных обслуживать спрос лишь незначительного числа людей, общее число рабочих должно быть по необходимости невелико, и потому рабочие, занятые различными операциями в производстве, часто соединены в одной мастерской и могут находиться все сразу на виду. Напротив, в тех крупных мануфактурах, которые предназначены удовлетворять спрос большого количества людей, каждая отдельная часть работы занимает столь значительное число рабочих, что уже представляется невозможным соединить их всех в одной и той же мастерской. Здесь нам приходится видеть вместе только рабочих, занятых одной частью работы. И потому, хотя в таких крупных мануфактурах разделение труда может быть в действительности проведено гораздо дальше, чем в мануфактурах меньшего значения, в них оно не так заметно и поэтому мало обращало на себя внимание.

Для примера возьмем поэтому весьма маловажную отрасль промышленности, но такую, в которой разделение труда очень часто отмечалось, а именно производство булавок. Рабочий, не обученный этому производству (разделение труда сделало последнее особой профессией) и не умеющий обращаться с машинами, употребляемыми в нем (толчок к изобретению последних, вероятно, тоже был дан этим разделением труда), едва ли может, пожалуй, при всем своем старании сделать одну булавку в день и, во всяком случае, не сделает двадцати булавок. Но при организации, которую имеет теперь это производство, не только оно само в целом представляет особую профессию, но и подразделяется на ряд специальностей, из которых каждая, в свою очередь, является отдельным специальным занятием. Один рабочий тянет проволоку, другой выпрямляет ее, третий обрезает, четвертый заостряет конец, пятый обтачивает один конец для насаживания головки; изготовление самой головки требует двух или трех самостоятельных операций; насадка ее составляет особую операцию, полировка булавки – другую; самостоятельной операцией является даже завертывание готовых булавок в пакетики. Таким образом, сложный труд производства булавок разделен приблизительно на восемнадцать самостоятельных операций, которые в некоторых мануфактурах все выполняются различными рабочими, тогда как в других один и тот же рабочий нередко выполняет две или три операции. Мне пришлось видеть одну небольшую мануфактуру такого рода, где было занято только десять рабочих и где, следовательно, некоторые из них выполняли по две и по три различные операции. Хотя они были очень бедны и потому недостаточно снабжены необходимыми приспособлениями, они могли, работая с напряжением, выработать все вместе двенадцать с лишним фунтов булавок в день. А так как в фунте считается несколько больше 4 тыс. булавок средних размеров, то эти десять человек вырабатывали свыше 48 тыс. булавок в день. Следовательно, считая на человека одну десятую часть 48 тыс. булавок, можно считать, что один рабочий вырабатывал более 4 тыс. булавок в день. Но если бы все они работали в одиночку и независимо друг от друга и не были приучены к этой специальной работе, то, несомненно, ни один из них не смог бы сделать двадцати, а может быть, даже и одной булавки в день. Одним словом, они, несомненно, не выработали бы

/

, а может быть, и

/