Воспоминания

Мухачев Илья Андреевич (1896 – 1958) – сибирский алтайский поэт. Автор фотографии неизвестен. Личный архив Топорова И. Г.

Илья Андреевич Мухачев – выходец из семьи алтайского лесоруба. Когда отгремели громы гражданской войны, он некоторое время не знал причала, был в тяжелом материальном положении. Нужда погнала его в Бийск, где он поступил на кожзавод мездрильщиком – сдирал подкожную плеву. Но и тут жилось ему не сладко. Питался кое-как, перебиваясь с хлеба на квас. Ходил в обшарпанной военной шинелишке с кожаными самодельными пуговицами.

Но чуткая душа его жадно воспринимала «все впечатленья бытия» и просилась излиться в живом слове. И он стал пробовать свои силы в стихах.

Первые стихотворные опыты он отдал еще в декабре 1923 года в верные руки искателя талантов Василия Михайловича Семенова, работавшего в редакции бийской уездной газеты «Звезда Алтая».

К четвертой годовщине комсомола Алтая Илья Андреевич написал стихотворение, которое было опубликовано 8 января 1924 года в «Звезде Алтая». И В. М. Семенов убедился, что Илья Мухачев – незаурядный, но еще «сырой» талант, и настоятельно посоветовал ему учиться, читать.

В 1924 году были напечатаны стихотворения Ильи Андреевича «Комсомольцы», «Голодные дети Германии» и «Комсомольцы Алтая». Семенов всячески поддерживал его. В «Обутке» – сатирическом приложении к «Звезде Алтая» – молодому поэту была предоставлена широкая «жилплощадь», и читатели скоро заметили его – стихи и частушки звучали в журнальчике едко и своевременно.

В начале 1926 года Семенов перебрался из Бийска в Барнаул и принял заведование отделом в редакции газеты «Красный Алтай». «Обуток» прекратил свое существование. В Барнаул потянулся и Мухачев. Но здесь он попал из огня да в полымя. В редакции газеты не оказалось для него штатного места, а для внештатной репортерской работы он был совершенно не пригоден.

Тогда Семенов предложил завести в газете уголок «Колючие факты». С ним согласились. Для уголка отбирались подходящие материалы из писем селькоров и передавались Мухачеву. Илья Андреевич сочинял по ним сатирические стихи, которые печатались под псевдонимами: Лука, Крюков, Шило, Зуб и т. д. Одновременно поэт писал и разные другие стихотворения. Однако гонорара за всю эту работу не хватало даже на мало-мальски сносную жизнь.

Как раз в эту пору он и появился в квартире Александра Пиотровского – в доме учителя И. М. Чупрунова на улице Короленко. Там я и познакомился с Ильей Андреевичем.

Высокого роста, слегка раскосый, одетый в замызганные пиджачишко и брючонки, он выглядел медвежатым деревенским парнем. Застенчивый и угловатый, он говорил так вкрадчиво и робко, точно сообщал собеседнику какую-то тайну. Иногда по лицу его скользила хитроватая усмешка, которая говорила: «Погодите, я вам ужо покажу!» Но когда он, вынув из кармана замусоленные клочки бумаги, читал по ним свои новые стихи, то весь преображался, казался выше ростом, победно оглядывал слушателей. Обычно монотонный голос его покорял тогда гибкими, задушевными интонациями…

Освоившись в кругу барнаульских друзей, Илья Андреевич много и громко говорил о литературе, рассказывал о своих приключениях, творческих замыслах и восторгался Есениным, особенно его «Москвой кабацкой».

В период увлечения Есениным он написал «Цыганку» – явное подражание своему кумиру. Это стихотворение Илья Андреевич считал тогда своим большим достижением и охотно декламировал его в кружке Пиотровского. При этом он даже изображал пляшущую цыганку, выкидывая характерные антраша, изгибаясь и встряхивая воображаемыми кудрями и серьгами.

Однажды кто-то из участников кружка высказал сомнение в высоких достоинствах нездоровых стихов Есенина. Илья Андреевич вмиг ощетинился и разразился саркастической тирадой:

– Эх, вы!.. Слепые и глухие… Мир еще не знал такого тонкого проникновения в суть вещей и души человеческой, какое показал Есенин!.. Нос у многих толст, чтобы почувствовать всю глубину и поэтичность каждой есенинской строчки… Есенин – титан поэзии! Он опередил нашу эпоху на сто лет!..

Его увлечение нездоровыми стихами Есенина было непродолжительной болезнью, которую он превозмог без особых мук. Но, безусловно, осталось на всю жизнь преклонение перед высоким и прекрасным, что создал Сергей Есенин.

В. М. Семенов тогда хорошо зарабатывал, имел просторную квартиру на Интернациональной улице и мог позволить себе такую роскошь, как издание книги начинающего поэта. Одна комната была отведена Илье Андреевичу, но он стеснялся приходить ежедневно, отнекивался. С трудом убедили его хотя бы обедать у Семенова, который в это время усиленно работал над повестью об Алтае. Закончив, он дал Илье прочесть рукопись. И через два дня, за вечерним чаем, Мухачев, пришедший с Пиотровским, прочел свое новое стихотворение «Чуйский тракт». Оно очень понравилось всем присутствующим, как ранее понравилось стихотворение «Камень», видимо, созданное как нечто противоположное стихотворению «Камень» Пиотровского. Тогда Семенов, шутя, обратился к Пиотровскому:

– Казнись, Саша! Илья уже побил тебя «Камнем», а теперь весь Алтай на тебя опрокинул…

Все рассмеялись. А Василий Михайлович уже серьезнее продолжал:

– Пора бы тебе, Илья, сборничек стихов издать – ведь много хороших стихов у тебя накопилось.

В Барнауле в 20-х годах не было государственного книжного издательства. Вот почему в июле 1926 года Семенов предпринял издание на собственные средства сборника Мухачева «Чуйский тракт», так как был убежден – поэт написал уже немало ценного. Весь тираж – 2000 экземпляров – издатель подарил автору в безусловное его распоряжение. Сдав этот тираж в барнаульский книжный магазин Сибкрайиздата, Илья Андреевич получил 400 рублей – изрядную по тому времени сумму…

Сборник назван первым помещенным в нем стихотворением, на которое поэта вдохновила повесть Семенова «Аргамай».

Сборник «Чуйский тракт» понравился и моим слушателям – крестьянам в коммуне «Майское утро». Их тронула кольцовская искренность, простота и живописность стихов алтайского самородка.

Помню, Михаил Алексеевич Носов пророчил:

– Из этого Ильи Мухачева разгорится большой поэт…

И он «разгорелся». Начиная с 1925 года до самой смерти поэта в 1958 году его произведения не сходили со страниц «Сибирских огней» и других периодических изданий Сибири. Лирические миниатюры постепенно сменялись широкими картинами, изображающими советского человека, покоряющего и преображающего природу для счастья всех людей…

Книга Мухачева И. А. "Лирика" (Новосибирск, 1936). Личный архив Топорова И. Г.

ЧЕЛОВЕК С ДУШОЙ НАРАСПАШКУ

Элегантный брюнет с правильными чертами лица, в темном пенсне, с залихватским коком, он походил на салонного «жоржика», а на самом деле был рубаха-парень, простак, душа-человек.

Из Петрограда в Бийск Константин Петрович Кравцов[2 - Кравцов Константин Петрович – советский литератор, педагог. Годы жизни неизвестны. В 1918 – 1925 гг. проживал и печатался в Бийске и Барнауле. – И. Топоров.] попал как беженец гражданской войны. Летом 1918 года, оказавшись временно в Бийске, я подружился с ним.

Он печатал в местной газете свои лирические стихи, маленькие рассказы и стихотворные фельетоны, направленные против колчаковских бесчинств. Подписывал он свои произведения разными псевдонимами.

Рассказы его отличались чеховской простотой и тонкими психологизмами. Такова его «Эпитафия». В ней изображался старик, дьячок при кладбищенской церкви, от природы наделенный поэтическим даром, который он употреблял на составление заказанных эпитафий. Но когда умер его единственный и любимый сын, дьячок не мог найти для эпитафии слов, которые выразили бы всю глубину его отцовской скорби. И «муки слова» окончились простой фразой: «Спи, мой желанный».

Сильное впечатление на слушателей производил рассказ Константина Петровича «Письмо». Сюжет его таков.

Конец первой империалистической войны. Фронт. Брожение среди солдат… Рядовой Степан Бочкарев, поняв чистым сердцем большевистскую правду, начал агитировать товарищей повернуть штыки и дула назад, чтобы превратить войну империалистическую в войну гражданскую. Царская охранка ловит его…

Дома давным-давно ждут не дождутся письма от Степана. Наконец, долгожданное письмо приходит. Родные рады, разрывают конверт и читают: «Рядовой Н-ской части… Степан Бочкарев за призыв солдат к ниспровержению существующего строя осужден к смертной казни и расстрелян».

Так, помню, оканчивался рассказ. И он действовал на слушателей, как неожиданный выстрел.

Увидел ли когда-нибудь этот рассказ свет, не знаю.

Сатирическая «Колыбельная» К. П. Кравцова ходила в Бийске по рукам. В ней автор бичевал террор колчаковских банд, рисовал продовольственные беды населения. Костя предложил ее газете, но редактор вырвал из нее жало. Однако и в кастрированном виде стихотворение имело большой успех. Антиколчаковского духа вытравить из «Колыбельной» не удалось.

Все стихотворение забылось, но некоторые строки из него еще живы в моей памяти:

Вот и лампочка погасла…
Спи, сыночек, почивай!
Будет сахар, будет масло,
Будет сало, будет чай.
Гули, ласточки уснули,
Кончив свой полет и труд.
А повсюду свищут пули
И гуляет буйный кнут!
Твой отец, слуга народа,
Скоро выйдет из тюрьмы.
Засияет свет свободы,
Заживем на славу мы…

Квартировал Константин Петрович в Заболотной части города Бийска, на окраине. Комната, в которой он ютился с женой и дочерью-подростком, была убогой: потолок провисший, стены кривые, пузатые, в полу зияли большие щели, из которых несло холодом…

В летнее время Константин Петрович писал на припечке: стола письменного у него не было. А зимой свое рабочее место он устраивал просто: садился на кровать, перед ней ставил табуретку, а на нее громоздил длинный дорожный чемодан. На этом чемодане он и написал сатирическую пьесу-сказку «Иванушкино счастье», изданную в Бийске на бурой оберточной бумаге. С большим успехом эта пьеса шла на сцене бийского городского театра, построенного, как говорили, купцом Копыловым, грабившим алтайцев десятки лет!..

Постановкой сказки руководил актер-профессионал – одаренный комик, но пьяница и забулдыга. Главную роль пьесы он сыграл превосходно! Так что чудаковатый, но остроумный городской врач Петр Петрович Боржек не зря шутил:

– Да, чтобы так сыграть дурака, надо иметь много ума!..

Считая, что он создал своей игрой славу Кравцову, комик-алкоголик принялся бесцеремонно «доить» автора «Ивашкина счастья». Сегодня он у него брал десять рублей, завтра – пятнадцать, послезавтра – двадцать.