Училась она легко и хорошо, школу закончила с медалью.
Друзей у нее всегда было достаточно, правда, в детстве и ранней юности Мила больше дружила с мальчишками – они ей казались более понятными, простыми и главное – добрыми.
Доброту Мила вообще очень ценила и всегда замечала её и в других и в самой себе. Она безошибочно определяла – конечно, не умом, а исключительно сердцем – какой поступок или слово будут добрыми и уместными в её парадигме ценностей, а какие наоборот.
Нельзя сказать, чтобы она абсолютно всегда выбирала первое, порой ум или убеждения окружающих заставляли Милу поступить по справедливости, которая противоречила доброте…
но таких случаев в её жизни было немного.
В последних классах школы она подружилась с Зоей и Лилей.
Три девочки были настолько разными и друг на друга не похожими, что все вокруг, да и они сами очень дивились, что же их свело вместе.
Отличница добрячка Мила, озорная чаровница Зоя и молчунья отшельница Лиля.
Вопреки здравому смыслу и прогнозам одноклассников и учителей девочки не только сдружились, но и бережно несли свою дружбу по взрослой, весьма способствующей к разобщению жизни.
Зоя и Мила даже вместе поработали в агентстве, но Зоя достаточно быстро поняла, что гениальная руководительница вполне может обойтись без её жертвоприношений, которые были обязательны в служении гению. Гении они же такие – им невозможно служить наполовину, только на все 100, забыв про себя, про свою жизнь, семью и свои собственные, на фоне гениальных, каких-то низменные интересы.
Зоя ушла, Мила осталась.
Лиля из них троих была, пожалуй, самая стабильная и самоуверенная —
не судьба и правила, как у Милы,
не воля случая и настроение, как у Зои —
она сама, Лиля, и только она решала, что чувствовать, что говорить, как поступать – два высших образования, собственный успешный бизнес, благополучная неполная и без всяких «но» – это был исключительно её и свободный выбор – семья.
Замуж Мила вышла рано по взаимной счастливой любви. Родила троих детей – двух мальчиков и девочку.
Парни 25 и 22 лет уже жили отдельно от них с мужем.
А 16-летняя дочь – вместе с ними, родителями.
Отношения Милы с сыновьями были всегда и остаются сейчас очень близкими и душевными – оба настоящие мамины сыночки. И внешне, и по характеру весьма на неё похожи.
Дочка же по всем законам логики и мироздания – исключительно и взаимно папина. Отец в ней души не чает, а Мила относится к ней с такой хрустальной осторожностью, которая порой граничит с отдалением.
Милу эта ситуация вполне устраивает – она верит в родовую преемственность и эффект сотой обезьяны, при котором жизненные принципы и усвоенное поведение распространяются на всю популяцию сами собой.
Отношения с мужем какое-то время назад – надо, но Миле всё ещё сложно это признать – весьма и весьма остыли: они друг друга почти не видят и абсолютно не слышат.
Работа у Милы не то чтобы любимая, но терпимая, совсем не похожая на мечту из детства, хотя по глубокому убеждению Милы, в нашем сумасшедшем мире никто не может похвастаться работой мечты, тем более мечты детской.
Тот факт, что Зоя последние пять лет после ухода из агентства без особого успеха, по мнению Милы, пытается «найти себя», не вдохновляет Милу на размышления, что работу стоит, как и мужа, выбирать осознанно и по любви.
Да и служение с любовью гениальному боссу вполне заменяло Миле любовь к самой работе.
– Да, хорошо всё-таки что мы сегодня встречаемся с Зоей и не буду я от неё ничего скрывать, да и толку-то – от неё никогда ничего не скроешь – Зоя умеет слышать и видеть меня насквозь, – думала Мила, паркуясь на офисной стоянке.
Приятное предвкушение встречи с любимой подругой слегка подкрасило румянцем Милины щеки и смягчило взгляд – в офисе сегодня никто не предъявлял завышенные требования к её внешности и возможностям её брендовой косметики.
Время до обеденного перерыва промелькнуло незаметно.
1.5 Подруги
Когда Мила, запыхаясь, вбегала в кафе, Зоя уже была там – яркая, стильная, окутанная какой-то аурой благополучия и всемирной, при чем абсолютно взаимной любви, она восседала в кресле обычного при-офисного кафе, превращая его своим присутствием в при-дворцовое.
Подруги шумно обнялись, расцеловались, друг дружкой полюбовались и уселись рядышком.
– Ну, рассказывай! – не сговариваясь, воскликнули обе. После этого последовал оглушительный девчачий (пожалуй, единственное, что меньше всего меняется с возрастом) смех!
– Ты первая, – сквозь смех икнула Зоя.
– Ну, что я? – отсмеявшись и смахивая со щеки слезу, вернулась на землю Мила. – Я вдруг поняла, что меня нет!
На этой фразе голос как-то предательски задрожал и слезы только что бывшие от смеха в мгновение ока превратились в слезы безысходного, ничем непреодолимого, всепоглощающего горя…
– На днях я всмотрелась в себя в зеркало и себя не узнала. Даже не просто не узнала, я вообще себя там не увидела – на меня из зеркального дна глядела какая-то чужая серая холодная мертвая старуха!
Милу несло. Она сама не ожидала, что в ней столько всего накопилось и просилось наружу. Присутствие подруги вмиг снесло все рамки приличия, гордости, самообмана и самовнушения, что всё ничего, что скоро пройдёт, что это глупости, пмс или простая эмоциональная распущенность и сейчас всё это соберется, сложится и она снова станет доброй спокойной счастливой Милой.
Зоя подругу не перебивала, нежно гладила её по руке и тихо приговаривала: «Поплачь, поплачь, моя хорошая».
Зоя с высоты своего уровня саморазвития, поиска себя и своего предназначения уже давно ждала, когда же её Мила заметит, что «пилит» она совсем не туда, что жизнь не вечна и дана нам не только для того, чтобы мы были отличницами, хорошими женами, примерными матерями и незаменимыми сотрудниками.
Вот и дождалась. Конечно, она не ожидала, что откровение так шандарахнет по её любимой Милочке, но в этом деле вероятно лучше пере-, чем недо-…
Мила еще немного повсхлипывала над своей нежданно случившейся старостью и стала уже по обыкновению искать логические доказательства и обоснование, что это – нормально, у всех так и нужно просто немного потерпеть и потом привыкнешь…
Как только Зоя услышала ненавистное для себя и такое любимое, спасительное для Милы «попривыкнется», она взорвалась:
– Что значит попривыкнется?! Ты понимаешь, что жизнь – это не череда привычек, смирений и отступлений? Ты понимаешь, что каждая из нас пришла на эту Землю творить и быть счастливой?! Ты вообще когда-нибудь разуешь глаза и уши, чтобы услышать и увидеть свое истинное предназначение и глубинный смысл твоего пребывания в этом теле и в этом временном пространстве?
Мила уже совсем оправилась от слез и уже готова была горячо доказывать, что она как раз-таки и живет по предназначению и со смыслом, просто люди стареют…
Обстановка между ними накалялась, еще немного и вспыхнет ссора – в такие моменты они обе, не сговариваясь, переходили на «вы». Они любили друг друга ничуть не меньше, чем кровные сестры, но эта же любовь в минуты противостояний могла сыграть с ними дурную шутку – остужающее «вы» устанавливало между ними безопасную дистанцию и не раз оберегало обеих от слишком болезненных и непоправимых слов.
Отдышавшись, Зоя примирительным и даже немного заискивающим голосом произнесла:
– Ты совсем не следишь за знаками. Ты сама придумываешь себе миссию и смысл и движешься годами, десятилетиями исключительно в выбранном тобою направлении, даже не замечая, что при этом не продвигаешься ни на шаг.
Когда человек следит за знаками Вселенной и идет верным, своим истинным, ему и предназначенным путем, то все случается легко и хорошо, все окружающие и сам человек счастливы и довольны, здоровье, силы, деньги – всего вдоволь! И старухи в твоем зеркале, моя дорогая, точно не тот знак, который про верное направление, – уже на выдохе выпалила Зоя, покосившись на Милу: не слишком ли заденут подругу её слова?
Мила на удивление даже спорить не бросилась, а довольно спокойно и внимательно слушала Зою.
Подбодренная молчаливым согласием подруги Зоя продолжала: