Тот шустренько метнулся в сторону. Дверь скрипнула, открыв передо мной жуткую картину. Высокий мужчина стоял возле стены, уткнувшись в неё лбом, чтобы не упасть. От лба по некогда белой стене расплывалась грязным пятном кровь. Такая же кровь склеила волосы на затылке, придав им бурый окрас. За спиной туго связанные веревкой руки уже приобрели синюшный оттенок. Да и стоял он почти сгорбившись. Казалось, если убрать стену, то рухнет на пол мёртвым грузом. Шумского били, а потом уже поставили в «стойку». И били жестоко.
От увиденного хотелось, конечно, выругаться благим матом, но я, запихнув куда-подальше все свои эмоции, прошла внутрь камеры. Не сахарная и не растаю перед реалиями жизни. В казематах тюрем НКВД и не такое приходилось наблюдать. Тут немного чуть не сдали нервы и то потому, что заочно симпатизировала Шумскому. Да и работать совместно нам с ним ещё предстояло.
Медленно обойдя стол, я положила на него портфель, достала папку и приказала охранявшему солдату развязать Шумского и помочь ему. Сам он до стула точно не дошел бы. Слишком избит, да и стоял едва держась на распухших ногах.
Шумский с брезгливостью скинул плечом руки солдата и всё-таки сам доковылял до стула. Грузно сел, с приглушенным стоном раненного быка вытянув ноги. Меня рассмотреть не спешил. И только тяжело отдышавшись, оторвал взгляд от своих сапог, плавно пробежавшись по мне снизу вверх. В заплывших глазах мелькнул вполне мужской интерес, а мои губы дёрнула едва заметная улыбка. Ну, значит, не выбили из него всю спесь. Это хорошо. Мужик всегда должен оставаться мужиком.
– Знакомиться будем, гражданин капитан? – ухмыляясь щербатым окровавленным ртом, спросил Шумский.
А зуб-то ему выбили. Но и это обстоятельство не испортило улыбки. Избитый, замученный и всё равно впечатляет своей харизмой.
– Будем, – без улыбки ответила я, присев напротив. – Я бы извинилась за своих коллег, Евгений Иванович, но, наверное, это будет излишним.
– Ну да. Каждый выполняет свою работу, – и демонстративно сплюнул кровавую слюну на пол, с вызовом посмотрев на меня, и давая тем самым понять, на чём он вертел мою эту самую работу.
– Смотря в чём она заключается, – спокойно сказала я и чисто машинально, отрыв портфель, достала папку, делая вид, что изучаю её.
Я хаотично бегала глазами по строчкам. На память я не жаловалась, так что отлично помнила в чём обвинялся Шумский. Но для солидности надо было создать образ важной тётки из ГБ. Ну и немного расставить приоритеты. Я здесь главная, а не какой-то там капитан милиции из захолустного Заболотинска, про который вспомнили только из-за жалобы комбрига Кистенева.
– И в чём же заключается ваша работа?
В его голосе звучал не только сарказм, но и пробивались нотки некого пренебрежения. Похоже, пребывание на Суражской сыграло не последнюю роль в отношении Шумского к работе чекистов. И здесь я его понимала. Саму раздражали грубые методы дознания. Мы просто выбивали признание из подозреваемого. Да, какого подозреваемого?! Каждый, кто попадал к нам, уже был потенциально виновен и его приговор лишь дело времени. Вернее, насколько крепким окажется арестованный. Шумский долго держался. Можно сказать, своим молчанием он сам себя спас. Если бы он сдался до моего приезда и подписался под всеми обвинениями, то я бы уже не смогла так легко забрать его. Делу бы быстро дали ход. А против хорошо отработанной системы я бы не решилась пойти. Так что пришлось бы самой разгребаться со всем дерь…ом в Заболотинске.
Но Шумский ждал моего ответа, в упор глядя прямо мне в лицо. Если его физиономия расплылась от побоев и на ней не проглядывалась ни одна эмоция, кроме боли, то вот по моей можно было прочитать: «Я в замешательстве». Чёрт, я, и вправду, не знала, что ему ответить и сказала первое, что пришло мне на ум.
– В данный момент вытащить вас из тюрьмы, а потом уже навести порядок в Заболотинске.
Шумский булькнул смехом.
– А с чего бы это вдруг ГБ заинтересовалась убийствами у чёрта на куличках, точнее, за болотом? Тоже увидели в них заговоры или всё-таки диверсию? А может, происки врагов народа?
Капитан открыто насмехался над ГБ и НКВД, не стесняясь ни меня, ни стоящих позади него сотрудников. Солдату от слов Шумского прям стало жарко и он потянул руку к воротничку, чтобы ослабить его. А вот лейтенант лишь удивлённо выпучил глаза, судорожно бегая ими то ко мне, то на, пока всё ещё арестованного, капитана милиции. Я даже успела поймать в огромных глазищах парня что-то на подобие надежды. Теперь-то Шумский точно не отвертится и понесёт заслуженное наказание за антисоветские высказывания.
Нужно было как-то разрядить накалявшуюся обстановку и хоть как-то отвлечь лишних свидетелей от безрассудного капитана милиции. И я не придумала ничего лучше, как ответить ему в такой же полушуточной форме, но и не без таких же ноток сарказма.
– Да нет. Просто у одного капитана слишком длинный язык. В вашем случае, руки. Пишете хорошо. Красноречиво и без ошибок.
– Старался, – ерничал он.
– Ну что ж, старательный мой, поехали домой, – хлестко закрыв папку, сказала я и резко встала из-за стола.
Все присутствующие в камере, кроме капитана, сразу вытянулись. Этот же нахально ухмылялся щербатым ртом, даже не подал виду, что, вообще, собирается подниматься.
– Стихи любите?
Совсем не к месту спросил он и вроде бы попытался мне подмигнуть, но из-за синяков это у него плохо получалось.
– Ненавижу, – на этот раз я не задержалась с ответом.
– А жаль.
– Если вы сейчас же не встанете и не пойдёте за мной, то пеняйте на себя, – громко, но без злости сказала я.
Шумский выдохнул и неспешно поднялся со стула.
– За вами хоть на край света.
Я отвернулась и впервые в жизни повысила голос на оторопевшего от наглости Шумского лейтенанта.
– Верните капитану его вещи!
Бедолага уже стоял в дверном проёме, боясь поднимать глаза на гостью из Москвы. Не знаю о чём он думал, но точно пытался понять, чем так важен этот Шумский, что ему спустят с рук опасные высказывания. А ещё явное заигрывание с капитаном ГБ!
Парень от неожиданности дёрнулся и чуть не в печатался лбом в выпирающий косяк. Что-то буркнул, отдавая честь, и умчался со всех ног по коридору. А я, не оборачиваясь на ковыляющего позади себя Шумского, направилась к выходу. Обратную дорогу я хорошо запомнила. Да и что там запоминать? Прямой коридор, потом лестница и снова коридор…
На выходе нас уже встречали лейтенант Жданович и капитан Карпенков. Второй шипящим голосом отчитывал парня, но, увидев нас, тут же заткнулся. Подкатив своё шарообразное тело, представился по всем правилам. Вопросов он не задавал. Только протянул оставшиеся у него документы по делу Шумского.
Да, как я заметила, с Пичугиным здесь не ссорятся. Видно было, что негодует старший следователь, но приказ хозяина есть приказ.
И, казалось бы, пора бы нам всем на хорошей ноте распрощаться, но не тут-то было. Лейтенант Жданович трясущимися руками отдал Шумскому ремень с портупеей и содранные с него погоны. А капитан, выходя во двор, специально задевает плечом Карпенкова, вдавив его спиной в стену.
– Я тебе припомню, сука, – прорычал Шумский ему на ухо.
Тот огрызнулся: «Сам ты сука, вражий недобиток!» и кинул в мою сторону взгляд исподлобья, а я сделала вид, что ничего не услышала. То, что у этих двоих было что припомнить друг другу, я не сомневалась. Но вот кто из них отдаст долг первый я была не уверена. Если мы с Шумским найдём убийцу, а ещё попутно выведем на чистую воду всех виновных в этом запутанном деле, то все лавры победителей достанутся нам. Тогда можно и припомнить старые обиды. А вот, если у нас ничего не получится, то не с одного Шумского будут взимать долги. Мне тоже перепадёт. Врагов у меня в Москве хватало, а в Витебске я не собиралась заводить новых, поэтому промолчала. Пусть лучше они друг другу глотки рвут, но потом… потом, после дела.
ЭПИЗОД 3.
Уже в машине, относительно близко рассмотрев своего попутчика, я нашла его слабость и поняла причину агрессии в отношении Карпенкова. Капитанские пагоны. Евгений с такой силой сжимал их в кулаке, что костяшки его пальцев побелели. Похоже, старший следователь сорвал погоны с плеч капитана, чем задел его за живое. А такие мужчины, как Шумский, не прощают подобного рода оскорблений. Да, этот припомнит Карпенкову треск рвущихся ниток под своими капитанскими пагонами, тем более, что он их честно заслужил.
– Вы безрассудный человек, Евгений Иванович. Открыто угрожать сотруднику НКВД…
Без особого восхищения подметила я. Скорее, больше для того, чтобы раскачать Шумского на разговор. Сев в машину, он как-то странно приутих, провалившись в собственные мысли.
– Я не крыса, чтобы шуршать под полом, – буркнул капитан.
Явно настроение ему подпортила вполне ожидаемая встреча с Карпенковым. Признаюсь, мне он тоже не понравился. Скользкий тип и взгляд у него цепкий, будто крючком на удочку ловит, а не смотрит. Но в отличии от Шумского, я научилась держать свои эмоции при себе.
– И всё-таки, это было глупо, – настояла я на своём, продолжая разглядывать попутчика в Заболотинск.
– Глупо то, что мы с вами едем в одной машине, а вы до сих пор не назвали мне своего имени, – быстро переключил тему разговора Шумский и тон его голоса стал значительно мягче. Я бы даже сказала, что вернулась некая фривольность, как в камере тюрьмы. – К тому же, это несправедливо. Вы знаете обо мне намного больше, чем я о вас, – и он кивнул на мой портфель, лежащий на коленях.
– Капитан ГБ Лисовская, – без улыбки представилась я, открывая застёжку портфеля и доставая из него дело Шумского. – Можно Алеся Яновна.
– Леся, значит, – протянул довольно Евгений.
– Алеся Яновна, – настоятельно поправила я и протянула ему папку.
Он взял её и, прежде чем открыть, улыбнулся так широко насколько это было возможно в его состоянии.