Тайна рукописного Корана

– Нет, но в ауле все говорили, – поправилась она, вспомнив, что ведь отец не велел ей ничего рассказывать людям.

– Их похоронили?

– Да! Ой, как же я заговорилась и совсем позабыла об овцах! Где их теперь найти…

– А много у тебя овец, пастушка?

– Три барашка и один козел.

– Не богато, но мы их разыщем. А я позабыл о своем друге.

– Разве с тобой еще кто-нибудь был?

– Да, мой верный конь! – И Хасан, заложив пальцы в рот, протяжно свистнул, на что его лошадь тотчас ответила ржанием и примчалась к хозяину.

Добрый у Хасана из Амузги конь, и красавец. Хасан нашел его беспомощным жеребенком, отбившимся от табуна в Волчьем ущелье, и спас от волков, которые готовы были растерзать его, – одного волка кинжалом заколол, а другого руками задушил. Жеребенок был похож на белое облако. Хасан выходил его, и вот каким он теперь стал красавцем. Многие смотрели на коня с завистью, хвалили. Даже слепой, говорят, как-то воскликнул: «Вы посмотрите на его ноги, какие они стройные. А вглядитесь в глаза! Как они горят!..» – «Да, но ты же слепой, – ответили ему, – откуда все знаешь?» – «Разве надо видеть, чтобы знать, что у хорошего коня, как и у прекрасной девушки, глаза должны быть как звезды, а ноги стройными?»

Не однажды пытались угнать этого коня, но то он сам спасался от конокрадов, то Хасан из Амузги спасал его.

Одному отъявленному конокраду из аула Кадар как-то раз удалось увести коня. Хасан услышал топот копыт за воротами и понял, что произошла беда. Он в ярости вскочил: что делать? Попросил у соседа лошадь и помчался за конокрадом. И, конечно, он думать не думал, что сможет на соседской кляче догнать своего лихого скакуна. Не радость, скорее обида обожгла сердце Хасана, когда он почти поравнялся с вором.

– Ты что же это, олух, делаешь?! Позоришь моего коня! – с досадой вскричал Хасан. – Почеши его между ушами да похлопай ласково по шее, не видишь разве, на какой кляче я тебя догоняю!

Конокрад послушался совета хозяина, и конь под ним ускакал, как ветер в поле, а Хасан из Амузги гордо смотрел вслед. Но недолгой была радость конокрада. Конь услышал зов хозяина, остановился, поднялся на дыбы, сбросил седока и вернулся. Подъехал Хасан из Амузги к вору и сказал:

– Помни на будущее – орел мух не ловит.

– Ой, белый конь! Какой он красивый! – залюбовалась Муумина.

– Очень заметный, но ничего. Он меня не раз выручал, верный друг. Пошли теперь поищем твоих рогатых, и я провожу тебя домой. Кто твои родители?

– Мать давно умерла, а отец у меня слепой. Возможно, ты слышал о нем. Слепым Ливиндом его называют.

– К сожалению, не слыхал.

– Да, конечно. У бедного слава до порога.

– Больше никого у тебя нет?

– Нет.

Они надолго умолкли. Муумина все искала глазами овец.

А овцы спрятались в тени деревьев у опушки леса. Три барашка курдючной породы, козел со сверлообразными, скрещенными на макушке рогами и пятнистый, кудрявый ягненочек. Козел очень гордый, все норовит не подчиниться Муумине, будто хочет сказать: вот не было б тебя, я этих твоих овец отвел бы прямо в пасть волку.

Девушка погнала свою маленькую отару перед собой. Хасан из Амузги вспомнил некогда сказанные матерью слова: «Доброму и ветер приносит любовь».

– Правда, страшный козел? – спросила Муумина. И, не дожидаясь ответа, показала: – Вон наш дом! Видишь, тот с покосившейся крышей?

– Не хочешь, чтобы я проводил тебя? – Идти и говорить с девушкой доставляло Хасану большую радость.

– Ты на белом коне, поэтому лучше не надо…

– Чем тебя отпугивает белый конь?

– Сказка такая есть… Меня из-за нее с самого детства дразнят: будто джигит ко мне приедет, на белом коне…

– Ах вон что! Ты не хочешь, чтобы этим сказочным джигитом оказался именно я? – заглядывая ей в глаза, с улыбкой спросил Хасан из Амузги.

– Я этого не сказала… – зарделась Муумина.

– Так и быть, не стану тебя смущать. Сейчас я уеду, но, если с тобой случится беда, кликни: Хасан из Амузги! Договорились?

– И ты окажешься рядом?

– Тотчас же! – Хасан сказал это очень твердо и с нежностью посмотрел на нее. – Мне так хотелось бы подарить тебе что-нибудь на память, да жаль, нет со мной ничего… Вот, может, этот нож? – и он отвязал от ремня нож, вложенный в расписные кожаные ножны.

– Спасибо! Но… зачем он мне?

– Это не совсем простой нож, Муумина. Вот, смотри, – Хасан вскинул руку и метнул нож. Тот вонзился в ствол дерева, совсем рядом с девушкой.

– Ой, как ловко! – воскликнула Муумина, взяла нож и сама бросила, но неудачно… – У меня не получается, – с досадой проговорила она.

– А ты тренируйся, и обязательно получится. Это тебе не помешает в нашей суровой жизни.

– Я буду стараться!

– Ну, счастливо оставаться.

– В добрый час! – Муумина помолчала и тихо добавила: – Хасан из Амузги, я жду тебя.

Обдав лаской уже оказавшегося в седле всадника, она повернулась и пошла к аулу.

Хасан из Амузги глянул ей вслед и подстегнул коня, и тот рванул, будто и ему передалось счастье седока.

А за спиной всадника раздались голоса выскочивших из подворотен аульских ребятишек:

– Белый всадник! Белый всадник, Муумина, ты видишь?..

Но девушка ничего не слышала. Улыбаясь чему-то своему, она бежала домой. Вот и сбылось: объявился всадник мечты, белый всадник из сказки.

Радость вьет гнездо

Весть о белом всаднике долетела до сакли слепого Ливинда раньше, чем успела вернуться его дочь Муумина.

Ливинд был дома, у него сидели трое почетных стариков, среди которых был и Ника-Шапи, тот самый, что умел читать коран. Ливинд уже однажды воздал ему хвалу у мечети. Старики пришли с надеждой узнать еще что-нибудь мудрое из корана.

Для горца все книги, написанные по-арабски, едины, все они кораны, а значит, святые. Так уж заведено считать, что коран писался святыми. Потому-то горец, извечно относился к корану с особым почтением и трепетом. И брал он его в руки, славя аллаха, милостивого и милосердного…