Лук для дочери маркграфа

Катерина ушла, бросив на лучника ещё один взгляд. Тот и ухом не повёл.

Невелика честь – принимать лошадей и следить за ними всё время, что гости будут в замке, но Такко с радостью ухватился за возможность хоть отчасти отработать обещанные три марки, а главное – оправдать оказанное доверие. Кроме того, наконец будет с кем поболтать из свиты знатных гостей.

– Тебе наверняка захочется поговорить со слугами, – Оллард будто читал его мысли, – и я должен напомнить, что тебе известна одна из тайн, в своё время обеспечившая неуязвимость замка.

Такко удивлённо поднял брови и Оллард пояснил:

– Лестница в главной башне. Для посторонних башня закрыта. В оружейную будет вести другая лестница, которую мы откроем нарочно для гостей. Я могу положиться на твою верность?

Такко молча поклонился, польщённый доверием.

– Очень хорошо. Идём, откроем гостевой проход прямо сейчас.

Он указал на светильник на стене и поманил в нишу, едва заметную в полумраке. Там оказалась короткая лестница вниз, которая вела к крепкой дубовой двери – не то погреб, не то кладовая. Такко поднял фонарь и осветил аккуратную дверцу в стене. Оллард нажал какую-то пружину, дверь распахнулась, и за ней открылись небольшое углубление и рычаг.

– Тяни, – сказал Оллард.

Рычаг поддался неожиданно легко; что-то щёлкнуло, будто замку вправили сустав. Когда они вышли в восточный коридор, одна из запертых ранее дверей была открыта. Из прохода пахло сыростью; в сумраке едва угадывались пыльные ступени.

– Вот это да, – не сдержался Такко.

– По этой лестнице гости будут попадать к спальням, а в оружейную будет вести лестница из западного коридора. Ты поладил с Катериной?

Такко пожал плечами.

– Она ведёт дом и заботится об Агнет, и хлопот у неё много. Мы все не лишены недостатков и должны быть снисходительны друг к другу, верно? Теперь поднимись наверх и проверь, открылись ли двери в оружейной и на втором ярусе. Будь осторожен, там много лет никто не ходил!

Ступени лестницы были высоки и узки, но Такко и не заметил, как оказался на третьем ярусе и попал прямо в оружейную, только с другого конца. Он осмотрел дверь и стены, но не смог найти загадочный механизм. Лестница тоже оказалась самой обыкновенной, разве что очень грязной; здесь пахло сыростью и с потолка свисали клочья паутины. Он вернулся вниз, довольный донельзя. Замок открывал свои тайны – чего ещё было желать?

***

Всю неделю в замке кипела работа. Из деревни были вызваны десятка полтора работников; с утра до вечера скребли и мыли коридоры и комнаты, вытряхивали покрывала и гобелены, тёрли щётками замшелые статуи во дворе и подстригали разросшиеся кусты. В огромных котлах с ароматными травами кипятили простыни. Такко на пару с учеником кузнеца, неразговорчивым вихрастым парнем, привели в порядок оружейную и счистили пятна ржавчины с металлических ножен, только дела на этом не закончились: нужно было то перенести мебель из одной пыльной комнаты в другую, то наколоть дров прачкам и поварам, и хорошо, что хоть воду из колодца не таскали вёдрами, а качали хитрым приспособлением вроде тех, какими подавали воду в шахты.

В кухне по вечерам теперь было тесно и шумно. Такко засиживался там чуть ли не до петухов, соскучившись по разговорам, сказкам и песням. Говорили обо всём, избегая судачить лишь о безумии хозяйки и разорении кладбища.

Зато стало известно, кого Оллард ждёт в гости – юного маркграфа Фредрика Вилларда, который собирался прибыть вместе с дядей, чтобы обсудить возможность связать два богатых и влиятельных рода узами родства. Молодой Фредрик собирался просить руки Агнет. Приём обещал быть скромным, но все ждали, что сразу же объявят помолвку и по этому случаю закатят настоящий пир на всю округу. Тем более, близился Праздник урожая

 – лучшее время, чтобы пожелать молодым богатой жизни и здорового потомства.

Невозможно было понять, что думает по этому поводу Агнет, но нянька в эти суматошные дни была сама не своя. Её голос раздавался в кухне с самого утра; в полдень, уложив свою воспитанницу на дневной сон, она вновь обходила замок и двор, не упуская ни одной мелочи.

И каждый день среди согнутых в работе спин мелькала сама Агнет – голова в венце светлых волос была гордо поднята, а пояс оттягивала увесистая связка ключей, знак хозяйки дома. Агнет молча проходила по двору, смотрела, кивала и часто оглядывалась на неизменно сопровождавшую её няньку: всё ли правильно? Такко пару раз слышал, как Катерина негромко выговаривала своей воспитаннице за то, что не жалеет себя, но девочка упрямо обходила всех, прежде чем удавалось отправить её отдыхать.

– Точь-в-точь как мать, та тоже себя не жалела, – бормотал конюший Берт, пока они разбирали сбруйную, освобождая место. – Эх, вот раньше было время! В каждом деннике лошади стояли, и упряжные, и верховые, и охотничьи, а теперь стыд один, а не конюшня. Раньше втроём едва управлялись: пока почистишь, корм задашь, пока прогуляешь каждую, нисколечки свободы не оставалось, а теперь скучай себе целыми днями… Раньше к ковалю по два раза за месяц ездили, а теперь…

Такко не разделял его тоски: ему работы хватало. Пришлось на всю неделю забыть об упражнениях с маркграфскими мечами и об уроках стрельбы, зато он наконец перестал чувствовать себя нахлебником. В последние дни он почти не появлялся в замке, даже ночевать оставался на сеновале, где до рассвета не смолкали разговоры, и трудно было поверить, что совсем недавно он садился за стол с хозяевами и целыми днями бездельничал.

В другой раз он непременно залюбовался бы тонкой работой на праздничной сбруе, но сейчас от таскания тяжёлых сёдел ломило спину и сводило пальцы. Было душно, с утра парило, будто перед грозой, но облака над головой висели серые и неподвижные, и было ясно, что ненастье обойдёт замок стороной. Такко вышел из конюшни умыться и услышал встревоженный гомон; у распахнутых дверей кухни толпились люди, и спустя считанные мгновения долетела новость: Агнет упала в обморок, и её, бледную и неподвижную, отнесли в спальню.

Тщательно отлаженный механизм, ненадолго споткнувшись, продолжил работу: люди вскоре разошлись по местам. Под окнами восточного крыла пахло травами. Из окон гостиной доносились звуки клавесина. Работники переглядывались и молча отводили глаза – почти каждый помнил, как раньше по двору расхаживала сама Малвайн, и она-то не падала в обморок от кухонной духоты. Теперь она вовсе не замечала оживления, охватившего замок. Работники подстригали кусты, посаженные по её приказу, отмывали статуи, высеченные по её рисункам, подновляли скамьи, на которых она раньше сидела с рукоделием. Замок готовился к празднику, забыв о своей последней хозяйке так же легко, как о тех, что лежали в маркграфской усыпальнице за внешней стеной.

Праздник урожая примерно соответствует 1 августа. На полях начинали собирать овощи и зерно нового урожая, а в лесах ягоды, что сказывалось на средневековом меню.

8. Лесное озеро

Мелкий дождь, поливавший замок и трудившихся вокруг него людей уже неделю, наконец стих, и утром даже выглянуло солнце. Такко устроился на пороге конюшни с охапкой соломы: стоило наделать мишеней на тот случай, если гости решат состязаться в стрельбе. В действительности он просто держался подальше от кухни, несмотря на аппетитные запахи: сегодня там чистили столовое серебро, а у Такко один вид мелового порошка вызывал воспоминания о бесчисленных подсвечниках и чернильницах, отлитых ещё прадедовской рукой. Отец, недолго думая, поручил заботу о семейных реликвиях сыну, чтобы тот с детства проникался ремеслом, и Такко проникся до того, что был готов скорее остаться без обеда, чем снять патину хоть с одной вилки. Поэтому, пока остальные отскребали от налёта времени сокровища маркграфских буфетов, он отсиживался у конюшни, свивая спирали из соломенных жгутов.

Меж тем повара уже начали готовить праздничные блюда. В холодной кладовой среди пластин старого зимнего льда настаивались соусы и маринады, томились под гнётом грибы с ароматными листьями и ягоды с медом. Мальчишка-помощник сбивался с ног, летая между ледником, прибывавшими обозами и кухней.

– Улль, чтоб тебя! – в очередной раз донеслось из кухни. – Где ты пропал? Сгоняй к озеру, глянь садки.

Тот, кого звали Уллем, выкатился во двор и остановился, подбоченившись:

– Я один через лес не пойду!

За ним вышел один из поваров (Такко до сих пор путал их имена), на ходу перетирая что-то в каменной ступке.

– И кого я тебе в сторожа дам? – Он оглядел двор и остановил на лучнике усталый взгляд. – Вон парень от безделья мается. Заодно рыбы принесёте, чтобы телегу не гонять. Поди, руки не отвалятся!

– Я с ним не пойду, – заявил мальчишка. – У него даже оберега нет!

– Зато у меня есть лук, – ответил Такко, поднимаясь и отряхивая руки. – Пусть только сунется кто! Идём, заодно погляжу на ваше озеро.

– Иди-иди, – подтолкнул повар маленького Улля. – И смотрите, чтоб языками по пути не трепали! Поторопитесь – к полудню обернётесь.

Мальчик приблизился к Такко, недоверчиво поглядывая исподлобья.

– Меня зовут Улль. А тебя?

– Танкварт.

– А попроще?

– Попроще звать не дорос. Погоди, плащ возьму.

***

Они шли по узкой тропинке, и ели смыкали свои широкие лапы над их головами. От зелёных щетинок тянулись паучьи нити, и утренний свет переливался в каплях, дрожащих в тонких сетях. Было чем залюбоваться, но стоило спутникам ступить под колючий свод, как их яростно атаковали комары, и пришлось отмахиваться срезанными загодя ветками, не глядя по сторонам.

– Мы вроде крюк делаем, – заметил Такко, когда солнце, едва просвечивающее сквозь облака, переместилось вправо. – Могла бы тропинка и прямее вести, да?

– Там кладбище, – неохотно объяснил Улль. – Никто туда не ходит.

– А кто присматривает за могилами?

Мальчишка не ответил. Такко тоже помолчал, примериваясь, как лучше расспросить.

– Там, где я вырос, – начал он, – верят, что умершим нет дела до живых. Многие рады были бы советоваться с ними, и есть много разных способов призвать ушедших, но они не помогают.