Вормиздухт, слушавшая с особым удовольствием слова милостивой царицы, вмешалась в разговор и улыбаясь заметила:
– Если мы еду делим поровну, то следует и работу делить поровну. Давайте ходить на охоту по очереди: один день мы, а другой – Шушаник и Асмик. Не будет ли так лучше, матушка?
– Будет. А ты умеешь охотиться? – спросила царица.
– Завтра наша очередь, и ты увидишь ловкость моих рук. Когда я жила в Тизбоне, брат мой брал меня иногда на охоту, и каждый раз я возвращалась с добычей. Однажды я убила бегущего зайца. Когда возвратилась домой, брат похвалил меня и подарил красивый перстень.
– И от меня ты получишь хороший подарок, если завтра покажешь свое искусство.
Царевна повеселела, как ребенок.
На столе стоял большой серебряный сосуд с вином и два золотых кубка. В замке иссякли все запасы, кроме вина. Отборные вина, привезенные из разных мест Армении, были зарыты в землю в громадных глиняных сосудах – карасах; некоторые хранились там по нескольку десятков лет.
Царица наполнила кубки ароматным вином, один поставила перед Вормиздухт, а другой взяла себе. Вормиздухт, понемногу отпивая из кубка, принялась неугомонно болтать. Рассказывала о Тизбоне, о своих приключениях при персидском дворе. И чем больше она пила, тем сильнее красный нектар Армении зажигал ее юную кровь огнем радости и тем ярче выступал румянец на ее бледных щеках. Она настолько увлеклась, что запела древнюю персидскую песню.
Высоко на выступе древней скалы
Ужасная крепость стояла.
Испуганно мимо летели орлы,
И прочь убегали шакалы.
Лишь ветер бесстрашно над ней пролетал
И бился о горные склоны,
И слышал, как в крепости кто-то рыдал,
И слышал моленья и стоны.
Не мудрый строитель те стены воздвиг,
Они не из камня иль дуба, —
Отпрянет в испуге взглянувший на миг
На облик их дикий и грубый.
Из трупов кровавых, из груды костей
Воздвигнуты мрачные стены.
Обрызганы кровью погибших людей,
Стоят они здесь неизменно.
Здесь к черепу череп уложены в ряд,
И грозные высятся своды,
И башни и вышки безмолвно стоят
Под взором бесстрашной природы.
Их было семь братьев, семь богатырей,
Строителей крепости странной.
И воинов не было в мире храбрей,
Взрастила их мощь Аримана.
Была у воителей-братьев сестра,
Блистала красой своенравной,
Дивились очам ее дивным ветра,
И не было в мире ей равной.
– Заря, не свети, – говорила она,
Светлее тебя мои очи.
Луне говорила: – Спи мирно, луна,
Красой озаряю я ночи.
И храбрые витязи дальних племен
И грозные горные дэвы
К чудесной красавице шли на поклон,
И все были жертвою девы.
А дивная дева им вторила вновь?
– Пусть с братьями бьется воитель, —
За славу победы дарую любовь —
Получит меня победитель.
Вздымалось копье, и сверкали мечи,
И падал удар за ударом,
Стучали сердца, как огонь, горячи,
Объяты воинственным жаром.
Гремели бои и гудел небосвод,
И панцири наземь слетали,
А боги глядели с небесных высот,
Из горной невидимой дали.
Красавица дева, нема и бледна,
Следила за битвой кровавой,
И радостно братьев встречала она,
Гордясь их победною славой.
И так, несчастливцы, один за другим,
На поле борьбы погибали,
Их трупы сносили к стенам крепостным
И страшный чертог воздвигали.
И стены все выше вздымались в зенит,
И башни росли на уступах.
А сердце красавицы – словно гранит;
Никто не любим неприступной.
Промчалось немало и лет и веков,
И вот на земле появились
Семь юных царевичей, семь храбрецов, —
Красе их и горы дивились.
И дрогнула дева, увидевши их.
А сердце, что камень горячий.
Кого из красавцев избрать семерых?