Чаровница

– Глупости, – вмешалась Матильда. – Тьфу-тьфу.

Ветер колыхал красные ленты на оконных рамах, платьях и в волосах. Каждая ведьма держала посох с навершием в форме кольца-солнца, увитого лентами и лоскутками.

Все шли по хрусткому снегу к нарядному соломенному чучелу. Посохи ударялись о землю в такт ритуальной песне.

В память о сёстрах опаляем небо,

Солнечный огонь принесёт покой,

Пусть костёр взовьётся вихрем белым,

Сердце забьётся вольной пустельгой…

Ида не знала слов, но прониклась мелодией. Никогда она не чувствовала такого единения. Она нашла семью. И пусть не об этом она мечтала, и пусть сёстры чудаковаты, а каждый угол в доме наполнен магией, здесь Ида могла дышать.

– Это не чучело весны, – Агата подожгла факел. – Это олицетворение погибших сестёр. Дань памяти.

Факел упал на сухие дрова, и языки пламени взметнулись яркими всполохами. Шальные искры замерцали в закатном небе. Лес поглощал солнечный диск.

Время близилось к полуночи. В камине трещали поленья, а башни блинов размером с локоть, поднимались над большим столом. Вокруг них водили хороводы пиалы со сметаной, мёдом и ягодами. На обрывках бумаги появлялись буквы – ведьмы писали вопросы судьбе.

– Пусть мысли будут чисты, а сердце бьётся в потоках мира. Молю духов ушедших сестёр, дабы никто из нас не узрел в огне Йоля! – Агата сложила записку.

– А кто это? – Спросила Ида, дожёвывая блинчик со сладкими ягодами.

– Солнечный кот приходит из огня к тем, кому суждена скорая смерть, – Агата отпила из бокала медовухи.

«Смогу ли я управлять магией?» – вывела Ида на бумаге.

Часы пробили полночь. Агата собрала записки и движением руки погасила свечи и лампы. Огонь, взбесившись в камине, принял тайные надежды.

Пылающее существо бросилось на Иду, та зажмурилась и выставила перед собой руки: концентрированная энергия пронзила зверю грудь. Что-то с грохотом упало. Золотом мелькнули кошачьи зрачки. Видение развеялось.

Щелчком пальцев Агата включила свет. Вита скорчилась на полу, змейки-косички раскрывали пасти и озлобленно бросались в сторону чего-то невидимого.

– Йоль! Йоль! – кричала юная ведьма.

Лекс, минутой ранее уплетавший кровавый ошмёток крольчатины, ринулся к страдающей от боли Вите. Лай кашлем вылетал из его лёгких в сторону скрытого врага.

– Девочка моя, доченька! – Агата рухнула на колени рядом с Витой, прижала к её груди ладони – замерцал солнечный свет. – Тильда! Я не могу её спасти!

Матильда, задрав пышные юбки, тяжело опустилась на пол. Закрыла глаза, коснулась мясистыми пальцами плеча верховной ведьмы и запела на незнакомом языке. С кончиков пальцев сорвались серебристые ленты энергии. Матильда делилась силой. Время будто замедлилось. Некогда румяные щёки женщины с каждой секундой приобретали всё более землистый оттенок. С губ Виты слетел судорожный выдох, тело содрогнулось и обмякло, змейки беспорядочно разметались по полу и, сорвавшись с головы, поползли в разные стороны.

Ида похлопала по бедру, Лекс нехотя поковылял к хозяйке. Она поняла, что оставаться среди ведьм опасно, и попятилась к выходу. «Это всё моя вина», – Ида развернулась и бросилась вон из дома.

– Что ты наделала?! – донёсся полный отчаянья хрип.

Утоптанная тропинка закончилась у кромки леса. Ноги Иды, ломая тонкий наст, всё чаще проваливались в сугробы, но она боролась за жизнь, как угодившая в ловчую яму волчица. Ида надеялась, что попытка излечить Виту, вытянула из Агаты все силы, и та не сможет помешать побегу. «Как я могла убить её? Я не хотела! Это случайность!» – звенели мысли в голове беглянки.

Ида в очередной раз провалилась в снег. Ухватилась за подоспевшего на помощь Лекса. Подняла взгляд.

– Не трогайте меня! – Ида вскинула руки, угрожая пустить в ход неуправляемую силу. Вокруг стояли ведьмы ковена. Со стороны дома мчался гигантский осьминог.

Ида выставила одну из рук в сторону чудовища и выпустила череду сильных импульсов. Осьминог уворачивался от снарядов, будто бывалый солдат. Обогнув одну из ведьм, он обрушился на Иду, вдавливая беглянку в колючий снег. Доберман завис в воздухе, отчаянно перебирая лапами.

Ида очнулась. Подбородок висел в районе ключицы. С губ сорвалась слюна, а тело ломило – Иду привязали к столбу. К ногам охапками летел сухой хворост. Раздался лай. Ида обернулась, но Лекса так и не увидела. «Отпустите! Я не сделала ничего плохого!» – Хотела было закричать она, но осознала, что это не так. Сделала. Убила.

– Простите, – Ида закашлялась. Голос не слушался. Ведьмы безмолвно подбрасывали валежник. – Я уйду! Вы никогда обо мне не услышите!

– Ты права. Путь предстоит не близкий. – В левой руке Агата держала обмотанную ветошью палку. – Мы не позволим тебе творить зло.

– Это случайность! – последнее, чего хотелось Иде – это закончить жизнь на костре, как средневековая ведьма во времена инквизиции.

– То, что происходит дважды – это не случайность, а закономерность, дорогая. Сколько сестёр мы похороним прежде, чем ты подчинишь магию?

Светало. Ведьмы затянули грустную мелодию без слов. Агата щелчком подожгла факел и поднесла к кострищу. Лекс жалобно заскулил. Ветки разгорались с трудом, но всё же занялись пламенем. Иде стало тепло, как в объятьях любящей матери, но огонь полыхнул, ударом хлыста обжигая ладони. Ида сжала зубы.

– Куда ты?! Дурной! – крикнул кто-то.

Лай раздался ближе, и Ида почувствовала гладкую шёрстку и мокрый язык, зализывающий раны, оставленные огнём на руках.

– Лекс, зачем? – Иду захлестнуло отчаянье.

Она закашлялась и закричала. Языки пламени обжигали кожу. Лекс умолк. Над кромкой леса наметился край солнечного диска.

***

Две души сплелись в дыму костра.

– Сашка? Ты же умер… – душа девушки не могла отвести взгляд от парня, которого не стало много лет назад.

– Я был всегда с тобой!

– Ты меня простил?

– Я не держал обиду, – Лекс освободился от объятий подруги. Его душа воспарила, оставляя Иду в одиночестве.

***

Солнце стояло высоко в небе. Ведьма-ворона склонилась над пепелищем, разглядывая маленькое розовое тельце. Агата взяла ребёнка на руки и завернула в шерстяную шаль.

– Ты заслужила этот шанс, и мы сделаем всё, чтобы ты стала достойной ведьмой, – прокряхтела она.

Детский плач огласил лес.

– Не стоит плакать, моя хорошая, теперь ты дома.