Кощеевич и война

– Беда… – У Яромира защемило сердце, но лицо осталось непроницаемым. – Царю уже сообщили?

– А ты как думаешь? – Радосвет уронил голову на руки, зарылся пальцами в пышные кудри.

– Небось, опять кто-то поспел раньше, чем ты отправил ему птичку-весточку?

– Отец не доверяет мне, – зло сверкнул глазами из-под чёлки царевич.

– Он никому не доверяет, – пожал плечами Яромир. – С тех пор, как моя матушка…

Он не нашёл в себе сил сказать «погибла» или «была заморожена», поэтому просто осёкся.

Радосвет поспешил соскочить с неудобной темы:

– Говорят, новым воеводой станет Веледар. Я предложил Радмилу, но отец непреклонен.

– Знаю, ты не любишь Веледара, но он сильный воин. Думаю, царь сделал неплохой выбор. А Радмила ещё успеет покомандовать. Хватит с неё и сотни. – В голосе Яромира мелькнула пусть не злая, но всё же зависть, и это не укрылось от царевича.

– Ты тоже давно был бы сотником, если бы не вызвался в мою личную охрану.

– Знаю.

– Не жалеешь? – Радосвет усмехнулся, но глаза смотрели с тревогой. – Я тебя не держу, если что. Ты волен уйти, когда захочешь. Быть может, сейчас подходящий момент.

– С чего это он такой подходящий?

– Отряда, считай, больше нет. К тому же отец велит мне вернуться в Светелград.

– А это ещё зачем?

– Говорит, оставаться здесь опасно. Навьи упыри за мной охотятся.

– Тоже мне новость! – нахмурился Яромир. – Они сколько лет уже охотятся. И пока не поймали.

– Сегодня мы не справились. – Радосвет поправил фитиль коптящей свечи, и мерцающее пламя выровнялось. – Лютогор не попал в ловушку, а нас сильно потрепали. Отцу нужно найти виноватого.

– И этот виноватый – ты? Так не пойдёт. Я еду с тобой и объясню царю, что…

– Нет, друг мой. Ты остаёшься.

Радосвет встал, Яромир тоже. Некоторое время они сверлили друг друга взглядами. Наконец царевич извиняющимся тоном добавил:

– Воины дядьки Баламута отойдут под твоё командование. Веледар им не указ, они его терпеть не могут. Мне нужен тот, кто примирит их с новым воеводой. Кому я могу доверять? Присмотри, чтобы тут всё было в порядке к моему возвращению.

– А когда ты вернёшься?

– Скоро. Мир, да не хмурься ты так! Отец суров, но всё-таки он мой отец. Побушует – и простит. Не убьёт же он меня, в конце концов, за одну-единственную оплошность? Тем более ты сам хотел, чтобы мы с ним поговорили. Вот и случай подвернулся.

– Ладно, – кивнул Яромир. – Значит, буду следить за порядком до твоего возвращения. Пришли весточку, как доберёшься.

– Непременно.

– Не хочешь проведать Душицу и остальных?

Радосвет на мгновение задумался, потом мотнул головой:

– Лучше иди один. Мне не стоит задерживаться, чтобы не злить отца ещё больше.

– Тогда будь осторожен в пути.

Они обнялись на прощание, и Яромир вышел из шатра. На душе у него было неспокойно. Не хотелось отпускать царевича – они ведь, считай, с самого начала войны дольше чем на седмицу не расставались, – но приказ есть приказ. Если каждый воин начнёт оспаривать слова командира, начнётся такой кавардак, что Кощеевич выиграет войну, не чихнув.

Выйдя к шатрам целителей, Яромир чуть не налетел на спешившую ему навстречу Душицу с нашлёпкой на лбу и подвязанной рукой. На скуле воительницы красовался внушительных размеров кровоподтёк, правый глаз заплыл, левый горел яростью.

– Ага! Тебя-то мне и надо! – воскликнула Душица.

Как всегда: ни здравствуй, ни до свидания. До чего же невоспитанная! Впрочем, что взять с простолюдинки?

– В чём дело? – буркнул Яромир.

– Эта заносчивая дрянь не хочет лечить Горностайку! Велела выкинуть его из шатра, представляешь? Я грю: щас старшого позову. А она мне: зови-зови, я и его выкину, коли перечить будет! Иди, проучи её, чтобы неповадно было хамить добрым людям.

– Да о ком ты?

– О лекарке, вестимо. Имени не знаю, не расслышала. Ох и мерзкая баба. Ещё и рыжая, как лисица. Тьфу! – Душица бесцеремонно ухватила Яромира за рукав и потащила за собой.

Возле палаток целителей было не протолкнуться. И запах стоял такой, что Яромиру захотелось зажать нос, но он сдержался. Чай, не неженка какой-нибудь.

Может, и хорошо, что Радосвет с ним не пошёл. Нечего царевичу смотреть на чужие страдания. Он чувствительный, а Яромир ничего, стерпит.

Среди лежащих под молодыми сосенками калек он заметил Горностайку и невольно содрогнулся. Парнишка потерял правую кисть. Не быть ему больше лучником, не сжимать рукоять меча. Яромиру подумалось, что сам он предпочёл бы смерть, чем остаться без руки или ноги. Сколько же боли приносит эта проклятая война…

– Он больше не сможет сражаться, – сорвалось с языка.

Душица двинула Яромиру локтем в живот так, что аж дыхание перехватило. Так она выражала несогласие.

– Не говори ерунды! Мамка рассказывала, у ейного кума крюк вместо руки был – так с ним даже сподручнее ворога бить стало.

– А сам Горностайка что думает?

– Да как его спросишь, коль он то в беспамятстве, то бредит? Но я знаю, что бы он сказал: мы – вольные волкобои и сражаемся до конца. Так что иди, научи эту курицу уму-разуму. – Девушка судорожно всхлипнула и подтолкнула Яромира ко входу в шатёр.

Отпираться он не стал. Горностай был и ему почти братом. Вместе в атаку ходили, вместе в засаде сидели, из одной чаши перед боем пили. Видеть друга в таком состоянии больно, а Душице, небось, ещё больней. Конечно, она из тех, кто храбрится до последнего, но Яромир заметил на её щеках не только кровоподтёки, но и подозрительные разводы. Наверняка от слёз.

Без лишних промедлений Яромир откинул полог и вошёл в шатёр. В нос сразу ударили едкие запахи травяных настоев, живицы и мёда. Повсюду, словно флаги, колыхались постиранные бинты. В котелке над очагом яростно булькало какое-то истошно-зелёное зелье. От его запаха Яромир закашлялся, но статная девица, колдующая над незнакомым спящим воином, даже не обернулась. Только отрывисто бросила:

– Полог закрой. Дует.

Яромир поспешил выполнить указание, потом поздоровался. Целительница не отреагировала. Похоже, она была очень занята. Парень ещё раз кашлянул, чтобы привлечь её внимание, и только потом заговорил: