Годы опавших листьев

Глашу Котову и Эрнеста Нерябова сосватали родители.

Глаша ждала их первой встречи и уже заранее была влюблена. Она томно вздыхала и переписывала в альбом любовные стихи к своему придуманному образу.

Знакомство не разочаровало! Глаша наполнилась любовью по самую макушку.

Юнкер Нерябов казался весьма сдержанным при их первой встрече, чем заставил Глашу изрядно попреживать. Но все разрешилось очень быстро. Чувства оказались взаимными. Признание состоялось сразу после выпускного спектакля и тотчас последовало предложение руки и сердца.

Вот и все. Как по-написанному. Можно ли так быстро понять, что это и есть тот единственный, с которым хоть на край света?

Неожиданно за спиной Симы прозвучал знакомый голос:

– Барышня Шереметьевская, барышня Котова! Мое почтение!

Сима оглянулась и сразу расплылась в широкой улыбке. Перед ними стоял режиссер Капустин с коробочкой пирожных в одной руке и шляпой в другой.

– Тимофей Данилович! – Воскликнула Сима, – вы один? Присаживайтесь к нам!

– Премного благодарен, – Капустин присел на край стула, – но спешу-с. У маменьки день ангела, – он продемонстрировал коробочку с пирожными, – ожидают к чаю. – Режиссер улыбнулся, – только скажите, как ваши дела?

– Вот, Глаша замуж идет, – Сима указала на конверт с приглашениями.

– Поздравляю, – простодушно улыбнулся Глаше Капустин, – а вы, Серафима Васильевна? Что на счет сцены?

Сима молча вздохнула.

– Вам бы в Петербург! Вся театральная жизнь нынче там, – Капустин мечтательно покачал головой.

Сима продолжала грустно улыбаться. Она не знала, что ответить.

– Без связей, правда, сложно, – вздохнул Капустин. – Вот у меня связей совсем никаких ни в Петербурге ни в Москве. Но! – Он внезапно оживился, – меня пригласили таки в один театр! Через неделю еду!

– Поздравляю! А куда? – Поинтересовалась Сима.

– Ох, далеко. Очень далеко! В Желтороссию. Знаете такой город – Харбин?

– Боже, – опешила Сима, – да там же одни китайцы!

– Вот и ошибаетесь! Харбин построили русские и живут там в основном русские. Ну и китайцы, само собой, тоже имеются.

Сима поморщилась. С самого детства ей, запуганной отцом, китайцы представлялись чудовищами с желтой, почему-то, потрескавшейся, кожей.

– А хотите, поехали со мной? – Воодушевленно спросил Капустин.

Глаша округлила глаза от ужаса:

– О чем это вы говорите?

– А что, – подмигнул ей Капустин, – я даже готов для этого жениться.

– На ком? – Не поняла Сима.

– Да на вас же, Серафима Васильевна!

– Вы в своем ли уме, Тимофей Данилович?! – Возмутилась Глаша.

– Успокойся, – Сима улыбнулась подруге, – господин Капустин просто шутит.

– Конечно шучу, – подхватил Капустин. – Но, – он многозначительно посмотрел на Симу, – если случайно окажетесь в тех краях, заходите в театр Железнодорожного собрания, я буду там.

– Ну… если только очень случайно, – засмеялась Сима, – зайду, обязательно.

Глава 7

Легкий ветерок колыхнул занавеску на чуть приоткрытом окне. Луч солнечного света чертил тонкую линию от окна по полу к кровати и через помятые белые простыни подбирался к подушке, грозя вот вот нарушить безмятежный сон Тао.

Он лежал на спине, раскинув в стороны смуглые руки. На плече Тао примостилась белокурая женская головка. Жули не спала, но боялась пошевелиться, чтобы его не потревожить. Пусть останется подольше.

Тао – ее любимый клиент. Он сильно отличается от прочих и необычной внешностью и обходительными манерами. Хотя Тао не заказывал никогда шампанского и закусок, но деньгами не обижал. А ещё, Жули очень льстило, что в их “доме” он посещал неизменно только ее, всегда предупреждая о своем приходе запиской.

Снаружи в дверь тихонько постучали.

Жули приподняла голову. Тао не пошевелился. Она невольно им залюбовалась. Утонченные черты лица странным образом сочетались с необыкновенно мускулистым телом. Жули осторожно положила ладонь на его грудь. Рука моментально оказалась захваченной в плен чуть ниже запястья. Тао открыл свои узкие глаза и резко обвел взглядом окружающее пространство.

– Я уснул?

Жули хихикнула:

– Утомился!

Тао чуть заметно усмехнулся:

– Мне пора.

Он отпустил руку Жули, встал и начал одеваться.

Жули бесцеремонно наблюдала за ним с кровати. Это его вовсе не смущало. Повязав галстук и надев модный дорогой пиджак, Тао провел пальцами по своей густой черной шевелюре, откидывая назад длинную челку. Положил деньги на угол комода и, не оборачиваясь, вышел в коридор, где его уже поджидал Чун. Тут же из-за двери напротив появился, застегивая пуговицы на пиджаке, Сишань.

Тао молча кивнул и направился к выходу, оба телохранителя последовали за ним.

На улице Чун подозвал извозчика, и через десять минут они подъехали к входу в Гатчинский театр.

Спектакль вот-вот должен был начаться. Послышался первый звонок.

Троица быстро преодолела лестницу. У входа в ложу их встретили двое охранников в штатском. Они склонились пополам и затем выпрямились по стойки смирно, пропуская Тао. Чун и Сишань остались вместе с ними снаружи.

Прозвенел второй звонок.

Тао быстро поклонился стоящему в ложе статному китайцу. Перед ними в креслах расположились дамы. Китаянка, с гладко уложенными волосами и платье с высоким воротником, закрывающем шею, обернулась. Обернулась и молодая девушка, сидящая рядом, почти точная ее копия.