Стихийный рынок, или История одного пса

–Агрессоров нет? – спросил Иваныч у сторожихи указывая на вольер.

–Нет, а у тебя? – спросила сторожиха ехидно улыбаясь.

–Уже нет, и ребят, как видишь, нет. Лёху в травме шьют.

–Да ладно? Прямо серьезно? – воскликнула сторожиха, стерев с лица улыбку.

–Ну, пару недель точно без работы. Ты не стой, а клетку открывай!

Иваныч открыл грузовой отсек и посмотрел на псов, те ютились у задней стенки и не знали, как себя вести, но оба молча и покорно смотрели на него. Когда дверь только начала открываться, пёстрый слегка пофыркал и хотел уже зарычать, но, увидев Иваныча, последовал примеру Бора и замолчал. Запрыгнув в грузовой отсек Иваныч обхватил пёстрого пса и ловко выпрыгнул с ним обратно. Сторожиха уже держала дверцу вольера распахнутой, а самые активные собаки внутри уже начинали гавкать, встречая новичка. Спустя десять секунд в тот же вольер был закинут и Бор, несколько собак принялись поочерёдно нюхать то его, то пёстрого, кто-то просто лаял в стороне, некоторые молча нюхали воздух и крутили мордой. Безучастным не остался никто, это был вольер с молодыми и здоровыми псами.

4.6. Лагерная рутина.

Всё просто: ты кушаешь то, что дают, спишь, где ляжется, ходишь в туалет туда же, куда и остальные, не дерёшься, но шуметь можно. Действуя подобным образом, ты можешь спокойно жить в самом лучшем общем вольере без каких-либо серьёзных ограничений кроме свободы. Так и действовал Бор, также действовал и пёстрый пёс. За первые три недели они хорошо освоились и наблюдали за происходящим. Одного новичка и одного старожила за это время уже поместили в карцерную клетку за обоюдную грызню, обоих так до сих пор и не вернули. В карцерной клетке кормили реже и хуже, места там едва хватало чтобы просто лечь, и вместо деревянного пола была голая земля.

Собачий лай беспрерывно раздавался эхом в небе над приютом и отпугивал любого, кто желал по каким-то неведомым причинам прогуляться в его сторону. Люди крайне редко приезжали смотреть на животных, а забирать кого-то ещё реже. Попавший в приют пёс чаще всего там же и умирал, проживая зачастую гораздо более короткую жизнь, чем можно бы было на воле.

Нельзя сказать, что Бор с пёстрым дружили, но когда кого-то из них начинали окружать и обнюхивать собаки, второй обязательно подходил и упирался в первого боком показывая остальным, что их двое и продолжать сие давление не стоит.

Пища устраивала Бора, но холод и отсутствие пространства перевешивали сытость. Никакой возможности сбежать не представлялось, забор был ровный и целый, клетки крепкие, расстояние между прутьями узкое. Но надежда не покидала очень многих псов, они осматривались и нюхались вокруг в попытках найти лазейку каждый день. К сожалению, ничего не менялось.

4.7. Сторожиха.

Мария Валерьевна устроилась на работу сторожем в собачий приют из двух соображений: по близости от дома больше ничего не было, да и работа была в целом не сложная. В первый год всё шло просто прекрасно, но в дальнейшем начались проблемы. Дело в том, что из тюрьмы вышел её старший брат, который добрую треть своей жизни провел в местах заключения и деваться кроме как к сестре ему было некуда. Подруги, еще за полгода до освобождения брата, уговаривали Марию прекратить с ним связь и переехать в другой район, но Мария Валерьевна любила своего брата. Она хранила воспоминания из детства, в которых он заступался за неё во дворе, как он брал на себя любую вину перед родителями и как он, в конечном итоге, избил до полусмерти её одноклассника за что и получил первый срок. Мария Валерьевна не стала заводить собственную семью, а после смерти родителей полностью переключилась на заботу о брате, который уже никак не мог сам устроиться в обществе и в те редкие годы, когда он находился на свободе, полностью зависел от сестры.

Игнат Валерьевич, выйдя из тюрьмы, в первую очередь напился вдрызг на кухне у сестры и разбил дверцу холодильника. Вспоминая множество лишений, пережитых им вне воли, он решил, что сестра не в силах его понять, да и он уже не мог связно выражать своих мыслей и чувств. Виноватым в данной ситуации оказался холодильник. Именно в тот вечер Мария Валерьевна впервые и опоздала на работу, так как боялась уйти из дома пока брат не уснёт.

Опоздание для Марии Валерьевны ничем не аукнулось. Женщина была на хорошем счету и не только основного персонала приюта, но и у начальника, причем у начальника по вполне пикантной причине. Дело в том, что начальник приюта был человеком, прыгнувшим выше своей головы, а от того постоянно находился в стрессе и домашняя его обстановка также оставляла желать лучшего. Поэтому его контейнер в приюте и был оснащен всем необходимым чуть ли не для постоянной жизни. Очень часто он оставался там жить и в нерабочее время, естественно, выпивая и заигрывая с Марией Валерьевной, как с единственной женщиной за километры вокруг. Сменщиком Марии Валерьевны был мужчина и именно в ночи его дежурств начальник приюта спал дома.

На первых порах Мария Валерьевна смущалась и боялась, но со временем она смягчилась и в одну из ночей после четырёх часов разговоров и двух бутылок водки вышло так, что они легли отдыхать на раскладной диван кровать директора и руки их разбежались по штанам друг друга. Естественно, спустя неделю это повторилось уже в более трезвом состоянии и зашли они в своих действиях гораздо дальше. Спустя какое-то время это стало обыденностью, как и прекрасное отношение директора к Марии Валерьевне, как и дополнительные десять тысяч ежемесячного перевода с карты директора на карту сторожихи.

4.8. Тесный мир.

Одним морозным вечером в начале февраля Григорий Иванович привез в общую клетку пополнение в виде двух молодых крепких и чёрных как ночь псов. Бор и пёстрый сразу узнали их и даже не двинулись в их сторону на приём новичков. Чёрные братья, обнюхав пару-тройку желающих из встречающей их делегации, сразу ощетинились и зарычали, отогнав от себя всех и улеглись в нескольких шагах от дверцы. Ночь прошла спокойно, под завывания и лай живущих ночью собак. Полная луна смотрела на них с чёрного, усеянного звёздами неба. В такую прекрасную ночь удалось услышать протяжный вой даже со стороны карцерных клеток. Какой-нибудь восторженный романтик глядя на всё это сказал бы, что и тоска бывает очень красивой.

Утром, когда в клетку из кухни стали носить вёдра с тёплой кашей и блюда с сухими кормами, Бор уже не помнил о новоиспеченных соседях и вприпрыжку побежал к широкому блюду с сухарями. Протиснув свою морду сквозь несколько шерстяных шей, он ухватил горсточку сухого корма, клацнул зубами и моментально проглотил. Попытавшись ухватить следующую порцию, он оглядел глазами морды вокруг себя и вздрогнул от неожиданности увидев с двух сторон от себя по одному чёрному псу. Те, почувствовав резкую тревогу Бора, сразу же заметили рядом с собой того самого пса, который заставил их бежать из недавнего боя и так активно лаял на них на воле. Реакция не заставила себя ждать, в ту же секунду один их них отскочил растолкав принимающих пищу собак и громко залаял, в то время как другой схватил Бора за заднюю лапу и начал дергать её на себя уперевшись всеми четырьмя лапами в пол клетки. Бор взвыл от боли, но сумел вывернуться и хорошенько тяпнуть за морду своего обидчика. Первый отпрянувший пёс напрыгнул на Бора сзади и зажал в пасти его горло. Дернувшись пару раз в попытках вырваться Бор усугубил свою рваную рану. Почувствовав свинцовое утяжеление в голове, он рухнул на пол и потерял сознание.

4.9. Дефектные.

Бор очнулся через шесть часов в клетке для больных и умирающих псов, он лежал на грязной простыни в цветочек, шея его была плотно перевязана марлей, сквозь которую сочилась кровь, а рана на задней лапе была обмотана тряпкой сделанной из той же простыни, на которой он лежал. Ослепший старый пёс нюхал и облизывал тряпку на задней лапе Бора, а тот с трудом мог пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы встать. Неподалёку от него на похожей простыне лежал небольшой пёсик без двух задних лап и часто моргая смотрел на Бора. В центре клетки гордо лежал коренастый пёс без глаза, ушей и хвоста. Вообще в этой клетке без очевидных дефектов был только слепой, его недуг можно было обнаружить лишь с близкого расстояния глядя на глаза похожие на две бледные луны и взгляд стремящийся в никуда. По клетке он передвигался как вполне зрячий, ведь он провёл в ней уже два года. Этот пёс без приюта должен был умереть уже очень давно, но ежедневный паёк, отсутствие потрясений и недоброжелателей в клетке дефективных позволили ему жить дальше. Ежедневно он ходил по клетке вычерчивая ровные линии и острые углы, вынюхивал и вылизывал больных собак, ел и очень много спал. Когда он подходил к кому-то со своей заботой, его встречали дружелюбно обнюхивая. Бор его заинтересовал, давненько в этой клетке не было собак со свежими открытыми ранами.

Бор сумел подняться только на третий день, он подошел к краю клетки, прутья в ней были не такие узкие, но из этой клетки сбегать никто и не собирался, всех её обитателей на воле ждала быстрая смерть. С края клетки было видно почти весь приют, оглядевшись и толком ничего не поняв, Бор побрёл обратно, лёг и уснул еще на десять часов. Проснувшись, он понял, что аппетит вернулся и второй свой подъём он потратил на поход к тазику с кашей. Съел он немного, но это пошло на пользу его восстановлению. Через неделю он узнал по очертаниям в одной из карцерных клеток своего пёстрого друга, а в другой – чёрного недруга.

Дело в том, что после отключки Бора пёстрый успел накинуться на одного из чёрных сзади и за двадцать секунд боя нанёс ему два смертельных ранения, битву со вторым он должен был проиграть, но к тому моменту в клетку уже подоспели работники приюта разняв драку хлёсткими ударами прутьев. Двух дерущихся тут же разнесли по карцерным клеткам за неимением серьезных ранений, а двух лежащих в крови потащили в ветеринарный кабинет в гараже, где и скончался чёрный, пока Бору оказывалась первая помощь. После наложения швов Бора определили к умирающим и дефектным, а дальше мы уже всё знаем.

В этой клетке все молчали. Все были спокойны и умиротворены. Никто не выл, не лаял и не рычал, хотя голосовые связки у них были в порядке. Было ощущение, что за получение серьёзного дефекта каждый пёс расплачивался ещё и голосом. Ни у кого не было ни надежд, ни амбиций, ни желаний. Каждый принимал существующую в этом виде жизнь как лучшую из возможных и был в некотором роде счастлив. У молодых иногда появлялось игривое настроение и они ползали в меру своих возможностей от слепого старика по клетке, а если тот находил их и начинал облизывать – облизывали его в ответ за то, что он их поймал. Бор постепенно приходил в себя и вставал на ноги. Спустя несколько перевязок с задней лапы были сняты все обмотки, а еще через пару недель и с шеи его была снята последняя марля, обнажив широкие лысые участки рубцовой ткани.

Пёстрый до сих пор находился в карцерной клетке, очевидно, что за убийство другого пса у него не было иного пути кроме как атрофировать себе пару конечностей в тесном карцере и переехать в клетку к Бору спустя несколько месяцев. В обычную клетку после такого не возвращались.

Но самому Бору оставалось еще буквально несколько ночей до полного восстановления и перевода в общий вольер, он об этом не знал. Пёс лёг на свою грязную простынку, на которой до сих пор были видны засохшие бурые пятна крови, взглянул на старого слепого пса, который, как казалось ему, смотрел на Бора своими лунными глазами, опустил веки и заснул.

4.10. Предрассудки.

Игнат открыл глаза и понял, что он всё еще крепко пьян, за окном был глубокий вечер. Он лежал в раскладном кресле, которое служило ему кроватью в доме сестры и проснулся он от того, что Мария, вернувшись с работы, бросила свои ключи на тумбочку в прихожей. Уже две недели Игнат беспробудно пил и грандиозно скандалил с Марией, когда она была дома. Он уже знал об интрижке с начальником и даже знал, что сестра получает негласную премию, напрямую связанную с этими отношениями. Игнат не знал покоя ни в каком состоянии, даже во сне он получал претензии от родителей и вопросы от друзей, с которыми рос, на тему того, кем является его сестра и насколько огромный вклад в эту ситуацию внёс сам Игнат. Сестра пыталась объяснить ему, что женщина в её возрасте и положении вольна делать всё, что угодно и без всякого вмешательства со стороны, да и сам он временами почти уже принимал это и даже говорил напрямую сестре, что не имеет ничего против и всё как у людей, но это происходило в те моменты, когда ему нужны были деньги на водку. Игнат пропустил огромное количество потрясений в жизни сестры, он не мог, да и не умел видеть предпосылки, он мог только копить предрассудки. В связи со своими преступлениями на почве гордости он редко бывал рядом с сестрой, от того, даже глядя на обвисшую кожу на щеках, где раньше были ямочки, на букет морщин у уголков глаз, на рябой лоб покрывавшийся пигментными пятнами он видел в ней ту самую шестнадцатилетнюю девочку, которая мало чего понимает и остро нуждается в защите и наставлении. Ту самую девочку, за которую он когда-то почти убил человека.

–На гвоздь вешай, я тебе сто раз уже говорил! – вскричал Игнат и сразу же пожалел об этом, ибо острая боль пошла от его висков и обволокла всю черепную коробку за полторы секунды.

–Я устала и сделала как обычно, к гвоздю нужно привыкнуть, это не сразу делается. – мягко ответила Мария и, сняв с себя пуховик отправилась на кухню с пакетом продуктов.

–Чё, премировал опять? Пузырь взяла? – не совсем внятно промямлил Игнат.

Мария не стала ему отвечать и просто приступила к раскладыванию продуктов. В последнюю очередь она достала из пакета полулитровую бутылку водки и положила её в дверцу холодильника заслонив дой-паками с кетчупом и майонезом. Подложку с куриной грудкой она оставила на кухонном столе и пошла в комнату переодеваться в домашнее. Квартира была однокомнатная, поэтому Мария попросила брата отвернуться на пару минут.

Игнат перебрался в положение полусидя в своём кресле, подложил правую руку под голову и наблюдал за сестрой.

–А за десять тыщ можно не отворачиваться, да? – быстро выбросил Игнат перед тем, как протяжно зевнуть, – совести у тебя нет…

–У меня то есть, я свою водкой каждый день не глушу, – Мария свернула свои тёплые штаны и положила их на стул, – не начинай по новой, ей-богу, мне уже и домой возвращаться не хочется.

–Ну так оставалась бы там, раз всё у тебя так замечательно, а брат тебе жить не даёт.

–Ну останусь я, день-два, так ты и сам прибежишь, пожрать да на водку просить.

–Бегать не буду, а заглянуть туда уже давно пора, посмотреть, поговорить с этим Колямбой, – Игнат усмехнулся, намеренно коверкая имя начальника.

Мария резко повернулась на брата, выпрямилась и вытянула вперёд правую руку тряся указательным пальцем прямо у его лица.

–Даже и думать забудь, за километр туда не ходи, ты в дом больше не попадёшь, и дорога у тебя одна останется!

–Вот так вот просто значит ты брата на хахалька сменишь? Я даже и познакомиться не могу с женишком-то да? – Игнат начинал хмуриться, тяжёлое пробуждение и пульсирующая боль в голове добавляли своё и он уже приближался к яростному состоянию.

–Он женатый человек и мне от него ничего не нужно…

–А вот ему от тебя оочень нужно, – перебил Игнат сестру.

–Пузырь твой в холодильнике, я ушла к Иринке и даже не думай к ней стучаться за добавкой. Захочешь упиться – иди и ищи себе водку сам, я тебя своими руками в могилу класть не буду!

Мария накинула на себя халат и завязала поясок. Взяв с кухни подложку с курицей, она двумя резкими движениями обулась в тапки и ушла к соседке на второй этаж хлопнув дверью так, что на ступеньки прямо перед ней рухнул целый кусок шпаклёвки с потолка.

4.11. Делирий.

Помимо пузырька в дверце холодильника у Игната имелись по квартире три заначки с остатками водки, именно их он и решил опустошить на опохмел. Первая была в кресле, на котором он лежал. Вынув бутылку трясущейся рукой из внутреннего механизма кресла, Игнат поднёс её ко рту и резко перевернул, напиток оказался в горле мужчины не задержавшись во рту, тепло разбежалось по внутренним органам Игната, руки стали трястись гораздо меньше, взгляд уже мог фокусироваться на статичных предметах на короткое время и уже через три минуты он позволил себе перейти в положение сидя на краю кресла уперевшись локтями в тощие ноги. Оглядев комнату вокруг себя, он вспомнил куда ему следует идти дальше. Ближайшая к нему бутылка с остатками находилась в той самой тумбочке в прихожей, о поверхность которой так невыносимо ярко бились ключи: «чёрт бы их подрал, эти ключи», подумал Игнат в попытке подняться с кресла.

Подняться не получилось и он упал на пол, на руках и ногах, почти как собака, он дополз до стены и опёршись на неё поднялся на ноги. Доковыляв до тумбочки, он снова рухнул на четвереньки и открыл дверцу. Из левого осеннего сапога сестры Игнат достал бутылку и не глядя на то, сколько в ней было содержимого, моментально определил всё в желудок. Тело его было одновременно невесомо и в то же время в пять раз тяжелее чем в обычном состоянии. Конечности в положении лёжа ощущались таким образом, словно сделаны из ваты, но, как только он пытался ими пошевелить, эта вата спрессовывалась до такого состояния, что становилась тяжелой как сталь. Забыв про третью заначку, Игнат пополз напрямую к холодильнику и распахнул дверцу. Его озарило ярчайшим светом, Игнат моментально захлопнул дверцу с такой силой, что с холодильника посыпались разделочные доски, которые стояли ровной стопочкой на его крыше. Собравшись с силами, мужчина зажмурил глаза и снова распахнул дверцу. Не глядя он начал шерудить руками по полкам снося и переворачивая всё, что на них стояло, бутылка никак не лезла в руку. Наступила очередь дверцы и, схватив и вышвырнув на другой конец кухни бутылочку с соевым соусом он наконец-то добрался до заветной, как ему казалось на тот момент, заначки. Игнат был уверен, что бутылка не полная и, кое как отвинтив крышку он опрокинул горлышко себе в рот и вливал в себя водку до того момента, пока горло не отказалось глотать эту жидкость. Отдёрнув руку с бутылкой от своего лица, он раскрыл глаза и увидел, что внутри ещё есть половина содержимого. Решив, что этому добру он найдет применение позже, Игнат закрыл бутылку и швырнул её под кухонный стол. Ухватившись за тот же стол, он сумел вскарабкаться на стул и развалился в нём практически в отключенном состоянии на двадцать минут.

Игнат открыл глаза, холодильник был открыт, но свет из него был не обыкновенно-жёлтым, а мрачно-красным. Ногой Игнат захлопнул дверцу, но сквозь широкую щель между ней и самим холодильником, которая образовалась в тот день, когда Игнат серьёзно избил его, всё равно проглядывалась тонкая красная полоса. Это разозлило Игната, он был уверен, что свет в холодильнике гаснет, когда дверца закрывается. Откинувшись в стуле ещё на пять минут, он вернулся к этому вопросу, подполз к холодильнику и открыл его. Алые лучи света стали резать ему глаза, он резко захлопнул холодильник и решил включить свет в кухне чтобы разобраться в чём дело. После того, как он ударил кулаком по выключателю, в кухне стало ещё темнее, но по мебели и стенам ползали, сменяя друг друга алые и бордовые пятна. Сердце Игната забилось, рот и глаза самопроизвольно раскрылись на максимальную ширину, и он вскричал не своим голосом: «Мама! Мамочка! Мама, спаси и сохрани, что со мной!?». Отпрянув из кухни в комнату, он пополз к своему креслу, подняв голову он увидел, что на краю расправленного кресла сидит чёрный до боли знакомый ему силуэт с прямой спиной и длинными волосами:

–Ну как же так, Игнатик, такой позор, подвели вы меня, я вас с Машенькой уже не спасу, – прозвучал силуэт голосом матери