Перед солнцем в пятницу

И Степа согласился идти домой. Он надеялся, что мать похвалит его, что он так быстро исполнил ее просьбу, и что она не очень рассердится из-за того, что Степа не донес котенка именно туда, где его взяли. Но только Степа с отцом переступили порог, началась вторая волна истерики:

– Что ты сделал со своим пальто?!

В тот день мать не произнесла больше ни слова.

Отец два раза ходил искать кота. Бабу намешала содьц уксуса, чего-то еще и эту гремучую смесь нанесла на Степино пальто, но стало только хуже.

– Наверное, солью надо было, – причитала она позже.

А Степа уже который час сидел в ванной. И вода-то давно остыла, и игрушки его плавали неприкаянные: резиновые на поверхности, а машинки все потонули; а сам Степан от длительного пребывания в воде разбух – никто не шел его мыть: ни мать, ни бабу. Вспомнил о нем отец, вытащил из ванной, обтер и отправил спать, так и не помыв.

Проходя по коридору, Степа увидел мать. Она была полуприкрыта пледом, пальцем слабо очерчивала рисунок на ковре, который висел на стене.

– Мама! – крикнула вдруг она, и Степа вздрогнул. – Где там у вас были журналы про здоровье? – И тут увидела Степу, а он ее. – Не стой босиком, – только и сказала.

– Мама, мне тогда приснилось, что ты умерла…

– А почему к бабушке пошел, а не к нам с папой? – мать вдруг резко села в кровати и уставилась на сына. – Не стой босиком, – повторила она.

Отец распутал каждую деталь машинки, достал у знакомых продавщиц пряжу разных цветов, но мать будто потеряла интерес не только к вязанию, а к самой жизни.

– Да что ты как на поминках-то, ей-богу! Вот дед покойный задал бы тебе! – чуть не впервые в жизни ругалась на сноху свекровь, и Степе хотелось защищать маму, но он молчал, опасаясь, что бабу обидится еще и на него, она и так уже не могла простить снохе, что из-за нее пропал их питомец Кузя, посланник деда покойного. А еще на Кузю-то бабу могла излить свою нежность, он был очень ласковый кот. К Степе, после того как он потерял кота, бабу временно остыла. Но кефир перед сном приносила. Степа спал тревожно, но, если и просыпался ночью, больше уже не ходил ни к бабу, ни к родителям, брал пустой стакан из под кефира обеими руками и глядел в белые прожилки – это его успокаивало. Обнимал стакан, как игрушку, и засыпал с ним. А просыпался Степа раньше всех в доме. Вновь лежал, глядя на стакан, гладил подсохшие прожилки, не понимая, почему для него это ценность.

– А, проснулся уже! Собирайся, надачу поедем, – и бабуунесла стакан из Степиных рук, чтобы вымыть и убрать к остальным.

Степа вышел из комнаты и увидел мать, она была в простеньком белом платье и фату набросила на голову. Степа ахнул: фата была точь-в-точь как стакан из под кефира: тот же цвет, те же узоры. Степе казалось, что он уже видел такую свою мать, держался за фату эту, хотя мать впервые после свадьбы достала платье и нарядилась в него. А отец сидел на диване, глядя почему-то не на красивую маму, которая, наконец, улыбалась, а в пол.

– Смотри, Степан, какая я была невеста! – мать взяла отца за руки, дернула на себя, и он покорно встал рядом с ней. Мать кивнула на свадебную черно-белую фотографию в рамке. – Только гладиолусов не хватает. На работе девочка одна замуж выходит. Как думаешь, отдать ей платье? – Затем она присела рядом с сыном. – Степан, мы с папой решили развестись, – и добавила едва слышно: – Ты с кем жить хочешь? Со мной или с ними?

Электричку ждали долго. Наконец она приехала. Присесть было негде. Отец в тамбуре ехал, в окно глядел, мать, бабу и Степа в вагоне.

– Мальчик, садись, – чуть сдвинулась вбок незнакомая женщина.

– Я не мальчик, – огрызнулся Степан.

– А кто же ты? Уж не девочка ли? – не унималась женщина.

– Это наши с папой девочки, – показал Степан на бабу и мать, которая почему-то изо всех сил старалась делать вид, что не с ними, а сама по себе едет, – а я совсем старик. Мне восемьдесят шесть.

Женщина на секунду растерялась, но быстро нашлась:

– Тогда старшим надо уступать. Садись, мил человек, старик! – усмехнулась и ушла в тамбур.

Но Степа не сел, и никто не сел.

От станции на дачу шли: мать с отцом чуть впереди, Степа и бабу сзади.

– Если будешь со мной жить, я тебе все разрешать буду. Нового котенка возьмем. Или собаку. Да не нужен ты ей, она просто так сказала, для красного словца. Не возьмет она тебя, вот увидишь.

Все внимание Степана переключилось на «красное словцо», видимо, потому что слышать про остальное было больно. Спросить бабушку, что такое «красное словцо», не хотел – интересно было самому выдумать объяснение. В один момент Степан оступился и крепче сжал руку бабушки, что она приняла за согласие и победоносно взглянула в спину снохе.

На даче соседи истопили баню и позвали их помыться. Степан пошел с отцом и соседом, хозяином бани. Мужики говорили сперва о бане, а потом, выпив холодного пива, о предстоящем разводе и прочем взрослом, не смущаясь Степана. И вдруг, в очередной раз выйдя в предбанник, они увидели мальчика с бритвой в руках.

– Папа, я как дед покойный хочу. Я решил на фронт пойти.

Отец улыбнулся и обрил сына. А заодно и себя.

Степе нравилась его новая легкая голова. Будто даже мысли теперь приходили только хорошие. На дачу забыли купить кефира, Степа уснул без стакана.

На следующий день, когда все семейство прибиралось на участке и мыло дом, обычно тихий Степан не на шутку разбаловался: вел себя как трехлетний малыш, бегал и без умолку повторял: «дед покойный, дед покойный» на все лады и громкости. На любой вопрос отвечал: «дед покойный» и на любые просьбы реагировал так же. И больше никаких слов не произносил.

– Дед покойный, иди обедать! – позвала в один момент бабу.

Степа пришел и удивился, что за столом они с бабу вдвоем.

– А родители где? – растерянно спросил Степан.

– Дед покойный! – злорадно ответила бабу.

– В магазин, что ли, ушли?

– Дед покойный, – был ему ответ.

И бабу тихо заплакала, но из-за стола не ушла. Степа видел, как слезы капают ей в тарелку.

Со своей матерью Степа встретился только уже осенью, она пришла, чтобы забрать свою вязальную машинку. С нею был незнакомый Степе мужчина, который бодро поздоровался и потрепал мальчика по макушке – волосы к тому моменту уже отросли. Степа кинулся к матери и крепко обнял ее, а она его.

– Прости, Степан, не смогла я. И так долго терпела. Мы будем с тобою видеться. Если отец разрешит.

Степа не понял, чего именно мать не смогла и что такого терпела. Тут же в прихожей стояла бабу и рассматривала сноху как диковинку.

– А какие ко мне претензии? – улыбнулась мать сквозь слезы. – Я ничего вам не обещала. И заметьте, я всегда была за то, чтобы рассказать ребенку правду. Всегда за это была! Может, сейчас он бы нормально воспринял.

Ее свекровь хотела было ответить, да промолчала.

И тут в прихожую вынесли коробку с вязальной машиной отец и незнакомый мужчина. Мать тут же распахнула для них дверь, а бабу отпрыгнула в сторону.

– Хоть сейчас объясните ему, что да как! – бросила она, даже не взглянув на Степана, и поспешила нажать кнопку лифта.

Мужчины тащили машинку, как друзья, переговариваясь, как лучше взять и как поставить. Когда все трое вошли в грузовой лифт, бабушка сказала:

– Хех! А я ему говорила! – и ушла в кухню.

Степа подбежал к окну. Погрузив машинку в багажник, мужчина, который приехал с матерью, протянул руку Степиному отцу. Отец пожал не сразу, колебался, но все же пожал и вошел обратно в подъезд.

Но в квартиру поднялся только часа через полтора. Может, и быстрее, но Степе это время, пока отца не было, показалось вечностью. Как только отец пришел, бабу усадила его на кухне, они долго о чем-то говорили, Степана не пускали, а пустили только поесть. Бабу была так добра и улыбчива, как никогда в жизни, казалось даже, что это хороший, спокойный сон, который бывает только после кефира…

– Бабу, а можно я из деда покойного кружки выпью?