В огнях полуторки

Веял лёгкий ветерок. Николай широко расставил ноги. Наган, крепко сжимая за рукоять, уложил на левую руку, чтобы стрелять точнее. И прищурил левый глаз, как удобнее. Он сконцентрировался, как мог. И уже не слышал, что кричал командир.

– Колька… Беги… Колька. Он тебя разорвёт. Беги в укрытие. Сукин сын. Я приказываю. Колька. Беги, – закричал старший лейтенант Зайцев, взирая на бойца из укрытия.

Самолёт Юнкерс пикировал. И тут же раздался тот жуткий вой и рёв. Он вводил в ужас и страшил. Но Николай стоял на ногах твёрдо. И пистолет держал наготове. Дуэль состоялась. И первым открыл огонь пилот Дитрих. Мощные пулемёты забарабанили. И потянулись две огненные трассы по дороге параллельно друг другу. Впереди стоявшая полуторка заметно покосилась. Дрогнули борта. Полетели щепки в разные стороны. Колёса прожались. Их просто изрешетило снарядами. Самолёт всё сближался и сближался с дорогой и с тем местом, где находился Николай. Он не дрогнул. Хотя страх витал рядом. Его бросило в холодный пот. Затем стало жарко. И по виску покатилась струйка пота. Он прицелился. И ждал удачного момента, который можно было не дождаться. Всё же он решил нанести свой удар. И потянул за курок нагана. Воздух сотрясли выстрелы.

– Вот тебе сучье ты вымя… Получай кабан безрогий… Не смей трогать мою полуторку… ААААА, – отчаянно закричал Николай.

Воздух сотрясли выстрелы. Он бил из нагана до крайнего патрона. Рука чуть дрогнула. Но стоял он твёрдо на своих ногах. Хотя рядом хлестали шальные огненные трассы. И уже досталось слегка полуторке. Дрогнула кабина. Появилось несколько пулевых отверстий. Николай всё стрелял, наводя ствол на вражеский самолёт. И считал пули. А у самого свистнуло что – то над головой. Казалось, чуть пилотка не слетела. Его гимнастёрка живо пропиталась холодным потом. Бросило в жар. Сердце сжалось в груди. Мышцы напряглись. Он всё же стрелял. Пули, засвистев, ударили по фюзеляжу «Юнкерса». И потянулась тонкая дымка, как змейка. И тут резко треснуло стекло кабины. Появилось отверстие. За ним ещё одно. И сразу показалось пятно багряной влаги. Она словно прыснула на лобовую планшетку. Шальная пуля пробила голову Дитриха насквозь. Она вонзилась ему прямо над правым глазом. И залила очки и маску. Тот тут же потерял управление самолётом. И сам чуть завалился на бок. Хотя руки ещё крепко держали штурвал. Всё же он уже доживал свои минуты. Изо рта потекла тонкая струйка крови. Юнкерс, пролетев прямо над полуторкой, показал свои тёмные кресты на крыльях. Быстро удалялся. Он резко накренился и вывернул в сторону. И резво кувырнулся вокруг своей оси несколько раз. Он, пролетев около ста пятидесяти метров, рухнул прямо в поле. Прогремел мощный взрыв. И облако огня высоко поднялось над чёрным обугленным фюзеляжем летательной машины. Потянулся едкий томный дым, который закрутился, как шальной водоворот. И вновь что – то взорвалось. Но уже не так гулко и страшно.

Веял лёгкий ветер. В небе всё затихло. Вдали всё также алел закат. Он был чудесен и манил следом за собой. Словно и не взрывались бомбы несколько минут назад. И не барабанили пулемёты. Воцарилась тишина. Вражеские самолёты живо улетели в сторону западной границы. Они, превратившись в точки, исчезли из видимости.

Водитель Николай Управителев, выдохнув, живо осмотрелся. Сердце ещё билось быстро и не привычно. По виску струился пот. Он вновь выдохнул, уже глядя на место, где упал вражеский самолёт. Его фюзеляж сильно покривился. Тот горел синим пламенем, и пускал вверх тёмный дым. Николай, сняв с головы пилотку, обтёр лицо.

Повеяло вечерней лёгкостью. Дали завораживали. Солдаты оживились. Все потянулись к дороге. А кто – то не спешил. Решил перекурить немного в поле. Уж больно налегло. На дороге кривилась колонна техники. Несколько автомашин горело синим пламенем. От горючих смесей, которые воспламенились, тянуло тёмной гарью и дымом. Где – то далеко в стороне лежало горящее колесо. Плавилась резина. И тянуло неприятным горящим каучуком. В передней автомашине оживился водитель Меркурий Котиков. Он имел упитанный вид. И сам в целом походил на кота с усами. Глаза круглые цвета зелёных гирлянд. Он имел большой живот. На правой щеке у него показалась кровь. Его чиркнуло битым стеклом, когда то разлетелось на осколки. Но родился он в рубашке. Бомба упала чуть в стороне дороги. Меркурий, открыв дверку, вышел из кабины. В ушах ещё стоял гул. Он недоумённо осмотрелся. И сейчас походил на лося, который вышел из леса и не знал, куда идти. Просто стоял на месте. Он, глядя на дымящуюся воронку, впал в ступор. Мысли путались. «Матерь божья… Как меня угораздило. Я не побежал. Вроде пронесло… Живой…», – подумал он.

Веял летний ветерок. На молодых деревьях чуть заколыхалась ещё свежая и зелёная листва. Водитель Николай, держа в руке наган, присел на широкую подножку. Он вновь глубоко вздохнул. Мысли его томили. «Что на меня нашло? Я не побежал в укрытие. Наверное, испугался за полуторку. За свою боевую подругу. А как ещё? За себя не испугался. А за неё испугался. Вон некоторые горят… Я взял да и пальнул по нему… Один своё отлетал сволочь… Будет знать, как обижать… Вроде бы и неживая… Но живая моя полуторка. Она вместе со мной дышит. Вместе воюет. Как её бросить на произвол. Я не мог… Маруся. Целая. Живая. Весёлая моя. И готова ехать дальше. Держись Маруся. Я с тобой. Болото наше…», – подумал он. Николай прислонил руку к переднему крылу полуторки. Он чуть погладил по нему ладонью.

– Держись моя крошка. Прорвёмся, – тихо сказал Николай.

Вдали чудно расплывались яркие облака. Зрел красивый закат. Вечер был в самом разгаре. Веяло приятным ветерком. Где – то подали голоса дикие пернатые. Но угомонились быстро. На дорогу живо вышли бойцы. Все взялись за дело. Командир Николай Зайцев, убрав пистолет в кобуру, живо обошёл полуторку. Он встал напротив водителя Николая. Тот тут же поднялся и встал по стойке смирно.

– Так. Управителев. Ты что вытворяешь? Тебе жить, что – ли надоело. ААА. Я тебя спрашиваю…, – сурово заявил старший лейтенант.

Николай, глядя на лицо командира, слегка вздохнул. Глаза прищурились. Он что – то хотел сказать. Но не решился.

– Молчишь. Да я тебя под трибунал отдам. Я же приказал в укрытие. Ты что ещё и немой…, – заявил командир.

– Товарищ командир… Да задел он меня за живое…, – ответил водитель.

– Куда задел? Ты ранен?

– Да не в том плане… Я вижу он по нашим полуторкам бьёт… Как зверь дикий. А они тут на дороге, как в тире мишени… Ну я решил ответить…, – ответил водитель.

– Молчать…, – закричал командир Зайцев.

Веял чуткий ветерок. Рядовой Владимир Даниленко показался во всей красе. Сам высокий, стройный, развитый физически. Стрижка гладкая стильная. На боку пилотка. На ней красная звёздочка. Лицо, как у кинозвезды. Глаза выразительные глубокие цвета морской бурлящей воды, взгляд волевой, нос прямой греческий, губы полные с оттенком малины. Рядом с ним стояли Курочкин Виталий и Петя Шимбарев. Витя рослый парень двадцати пяти лет. Лицо чудное. Его фейс чем – то походил на мордочку важного петуха. Глаза веселые, словно пьяные цвета песочного пляжа. Гимнастёрка плотно прилегала к упитанному телу. Пётр молодой и находчивый боец. Ему всего двадцать три года. А лицо, как у школьника восьмиклассника. Глаза цвета ночи прямо горят. Пилотка сидит прямо. Гимнастёрка слегка в пыли.

– Управителев. Да я тебя на губу посажу за такие вольности…, – сказал командир.

– Товарищ командир. Да за что его… Он же самолёт сбил. Ему орден надо дать…, – заявил водитель Владимир.

– Что? Самолёт.

– Да. Правда. Звезду героя. Он же его сбил. Прямо попал, я видел…, – подмигнув, добавил Витя.

– Точно попал. Мастерски…

– Да… Я тоже видел… Подтверждаю… Я прямо видел, как пилот после того, как Коля попал… Тот покривился в кабине… И вон лежит самолёт. Теперь груда металла. Хаахааа…, – ответил Петя.

– Так. Молчать Шимбарев. Даниленко. Ты свою полуторку видел. Дымится вон у кювета. Иди, собирай. Не сделаешь. Отправлю на губу…, – строго заявил командир.

– Есть…, – ответил Даниленко, отдав честь.

– Шимбарев. Тебя это тоже касается… Шагом марш…, – заявил командир бригады.

– Есть…, – ответил водитель Пётр.

Повеял лёгкий ветерок. Вдали зрел чудный, багровый, вечерний закат. Небеса пестрили разнообразными красками. Командир, сняв с головы фуражку, чуть прошёлся. Его томные, зализанные назад волосы отдавали блеском. Он горячо выдохнул. Затем остановился, взирая на покорёженный дымящийся вражеский самолёт. И тут же слегка ухмыльнулся. Он бегло, улыбчиво глянул на водителя. Николай всё также стоял на месте по стойке смирно.

– Вольно Николай. Молодец, что попал и сбил самолёт. Я укажу это в документах. Готовься к награде. Молодец. Но приказ надо выполнять… А если бы он по тебе попал. Я бы отвечал… Но в целом молодец. Ты герой… Но смотри у меня… Стрелок ты Ворошиловский… Хаахааа…, – спокойно сказал командир Зайцев.

– Есть. Служу Советскому Союзу.

– Вольно… Осмотри полуторку. Всё проверь. Выдвигаемся через час. И так отстаём уже…, – волнительно заявил командир.

– Есть… Осмотреть…

Повеял лёгкий ветерок. Командир Зайцев живо зашагал по узкой дороге. Он остановился возле горящей полуторки. Там вверх тянулся смрадный, тёмный дымок. Он вился, как неуловимая змейка. Водитель Николай глубоко выдохнул. Он убрал пистолет в кобуру. И тут же чутко присмотрелся. Он, выпив из фляжки глоток воды, заглотил и слюнку. На багряном лице виднелся влажный блеск. Гимнастёрка пропотела. Спина ощутила холодный пот. Глаза прищурились, взирая вперёд. На дороге кривилась колонна техники. Кое – где лежали неживые бойцы. Вдали тянулся дым. И виднелся в канаве задний мост полуторки. Она стояла, как будто на носу. Николай спокойно выдохнул. Мысли томились. «Вот же налетели… И почему я не побежал? Да известно почему… Берегу я свою полуторку… Марусю. Просто берегу… В ответе я за неё. Как могу бросить? Но здесь не удержался… Уж больно он прямо на меня летел. Вот же морда. И видел я его физиономию. Смотрел на меня из кабины. Думал, не достану… Индюк тоже думал… Ладно. Надо осмотреть малышку. Он попал по ней пару раз… Всяко движок не задел… Надо проверить… Скоро в путь… И ночь впереди…», – подумал он. Николай живо открыл капот. И тут же решил проверить дыхание любимой полуторки.

Небо потемнело. Властвовала глухая ночь. И всё слилось в однотонную мглу. Лишь вдали виднелись призрачные, красочные и пёстрые озарения. Где – то в стороне на дороге мелькали яркие огни полуторок. Автомобили двигались нескончаемым потоком. Ещё шумели моторами грузовики ЗиС-6. На них располагались орудия реактивной артиллерии со снарядами калибра 132 мм. «БМ-13Н». Ещё виднелись трёхосные грузовики американской фирмы «Studebaker US6», ввозимые по ленд-лизу английские и американские полно приводные шасси. Тут же гудел мелодичным и бойким мотором и ЗИС-150. На них также находились реактивные, боевые, артиллерийские, знаменитые установки системы залпового огня «БМ – 13Н». В народе известные как «Катюша». По одной версии их так окрестили юные очаровательные сборщицы на заводе «Компрессор». Подругой версии из-за наличия литеры «КА» в обозначении изделий Воронежского завода имени Коминтерна. Третья версия и самая распространённая по названию популярной песни, которую в армейской среде переделали под свой лад. «Все мы любим душеньку родную Катюшу. Все мы любим, как она поёт. Из врагов выматывает душу. А друзьям отвагу придаёт… Из врага выматывает душу. А друзьям отвагу придаёт…», – так она мелодично звучала под баян на завалинках. И действительно наши бойцы охотнее шли в атаку, после обстрела врага Катюшами. Ошеломляющая мощь и внезапность появления огневых налётов оказывали деморализующие действие на немецкие войска. Они называли наши установки то Чёрной смертью, то Адовым пламенем. Солдаты третьего рейха чаще всего называли её «орга?н Сталина» из-за звука, издаваемого оперением ракет. Он походил на органные трубы. Звук описывали по-разному, – скрежет, вой, рёв. В зоне поражения буквально всё взлетало на воздух, и земля горела под ногами. Самый мощный снаряд именовался «М – 31». Его солдаты окрестили Лукой по имени героя запрещённой поэмы Баркова. Снаряд весил более девяноста килограммов и содержал около тридцати килограммов взрывчатки. Они легко применялись даже в ходе уличных боёв.

Темнота томила. Колонна тянулась, как вереница. И тут же двигались тяжёлые танки «ИС – 1» и «ИС – 2», бороздя сухую землю своими стальными скрипучими гусеницами. Маячили редкие вспышки. Они озаряли на несколько секунд ночное томное небо. На поляне в ряд стояло несколько полуторок. В дождевых стёклах и круглых фарах отражался огонёк пламени. На завалинке горел костёр. Рядом с ним на мешках да на скамьях восседали водители и бойцы РККА. Кто – то смотрел на огонь и о чём – то мечтал. Кто – то уже сомкнул глаза и дремал, пригревшись теплом огня. А кто – то ещё ждал вкусного ужина. Над огнём на рогах висел котелок. Там варилась тушёнка, разбавленная простой речной водой. И тянулся чудный аромат и пряный дымок. Водитель Владимир Даниленко курил папиросу. Дымок плавно тянулся вверх. Сам он был занят простыми мыслями. И смотрел прямо на огонь. В глазах, как в стекле зеркально отражалась реальность. Боец Даниил Гавриленко дремал, навалившись на мешок. Он чудно укутался в свою телогрейку. А пилотка слезла на глаза. Лицо багряное, упитанное, загорелое. Сейчас у него надувались щёки. И он был похож на дикого хомяка. Водитель Курочкин, сидя на мешке, крутил в руках алюминиевую ложку. Он отвечал за блюдо. И уже успел опробовать его несколько раз. И всё откладывал готовность на пару минут. Шеф знал своё дело. Водитель Шимбарев Петя тайком разглядывал фотографию, на которой красовалась полу оголённая девушка. Он, бегло глядя на лица приятелей, слегка улыбнулся. Кузнецов Егор Меркурьевич жадно курил цигарку. Он пускал дымок, как паровоз. Сам круглолицый. Фейс, как у малодушного бурого медведя. Глаза раскосые цвета медка. На нём смешно топорщилась телогрейка.

Друзья слева направо. Даниленко В., Гавриленко, Управителев Н. А., Кузнецов Е. М., Курочкин В. В., Шимбарев П.

Повеял лёгкий ветерок. Водитель Николай Управителев смаковал самокрутку в мундштуке. Дымок плавно улетучивался в разные стороны. Он смотрел на огонь костра, который разгорался. Пламя чуть колыхал несильный ветерок. Николай держал в руках свой наган. Он тихонько чистил его тряпочкой. Мысли томились. «Что сегодня был за денёк? Весь день в дороге. На нас напали. Попал и ладно. Знал, что попаду. А командир смягчился. Вот же люфтваффе. Прямо на меня летел… Кабан безрогий. Думал, меня сострунить. Не тут – то было… Сам получил. Хуже не придумаешь. Техника прёт на запад. Есть приказ. И мы двинем следом. Уже через пару часов… Кушать охота… А этот всё варит бестолочь… Морду ему что ли набить. Вот ухарь. Сколько можно пробовать…», – подумал Николай. Он живо взялся за патроны. И ловко набил барабан пулями. Затем крутанул катушку. И живо убрал пистолет в кобуру.

– Всё… Готово? – спросил он.

– Ну… Что ты там варишь так долго Емеля… Утомил всех… Я сейчас тебе котелок на голову надену… Небось сам успевает за обе щеки кушать…, – живо сказал боец Игнатченко Владимир Яковлевич.

– Братцы… Пускай ещё минутку потомится, – ответил Витя Курочкин.

– Мы сейчас тебя сварим… Хаахаааа…

– Хаахааааа…

– Ну… Бля. Я ему сейчас морду набью сукину сыну…, – заявил Николай Управителев.

– Хаахааааа…

– Да. Парень же старается, – добавил Даниленко.

– Всё… Готово, – сказал Витя.

Повеял лёгкий ветер. Повар Курочкин тут же принял котелок Николая. И живо зачерпнул самодельной поварёшкой горячей тушёнки. Потянуло чудным ароматом. Водитель Николай, получив свою пайку, отошёл в сторону. Он тут же присел на мешок. И взялся за алюминиевую ложку, которая лежала в стенке сапога. Николай, принюхавшись, жадно отведал тёплого угощения. Тянулся ароматный парок из котелка. И еда под открытым небом, казалась, просто божественной. Все бойцы принялись поглощать свой простой, но вкусный ужин. Даже Гавриленко никто не будил. Он сам пробудился, почуяв заветное угощение. Он навалился на свой котелок. И жадно кушал тушёнку. От неё тянулся заметный парок. А затем он появлялся изо рта бойца. Все бегло переглянулись. Николай кушал смешно. Он облизывал ложку. И, казалось, никого не замечал. Но вид был обманчив. Даниленко улыбнулся. Глаза прищурились. Он засмотрелся на лицо Николая. Тот сейчас походил на дикого волка в пустыне, где умело охотился.

– Хаахаааа… Николай… Расскажи, что-нибудь… Только погорячее и поострее, – приставуче сказал Даниленко.