– Нечего рассказывать…, – ответил Николай.
– Ну… Правда, Николай. Ты у нас бывалый боец. Расскажи историю…, – заявил Гавриленко.
– Что рассказывать. Нечего… Ничего не видел. И не знаю ничего…, – буркнул Николай Управителев.
– Да не упрямься Коля. Расскажи про финскую войну. Ты же там был… Участвовал в каком там году… ААА…, – добавил Шимбарев.
– Ничего не было. Не видел…
– Вот же человек упрямый… ААА… Ну, расскажи… Будь другом…, – решительно добавил Гавриленко.
– Коля… Ты же участвовал в той зимней войне… Мы же знаем… Расскажи какую-нибудь историю… А мы послушаем… ААА, – сказал Даниленко.
– Вот пристали. Был я там… А ничего не видел… Там всё закончилось уже, когда я туда пришёл… Ничего не было при мне… Наши войска в Выборг уже зашли… Чего тут рассказывать?…, – резко ответил Николай, жуя тушёнку.
– Эх. Николай. Николай. Сиди дома, не гуляй, – огорчённо сказал Гавриленко.
– Хаахааааа… Во даёт… Да ну его…
– В общем, он, видать, писарем был при штабе… Ничего не видел, ничего не слышал… Герой одним словом… Хаахаааа…, – навеселе заявил Гавриленко.
– Хаахааааа…
– Вот поржут… Горынычи…, – подумал Николай.
– Давайте, я вам лучше анекдот расскажу… Вот слушайте…, – заявил Егор Кузнецов.
– А давай… Валяй…
Повеял лёгкий ветерок. Он чуть всколыхнул пламя костра. Кругом гуляла темнота. Водитель Николай Управителев, уминая за обе щеки тушёнку, смотрел прямо на пламя костра. В глазах налился огонёк. Он бегло глянул на лица боевых приятелей. Водитель Даниленко чуть улыбнулся, не сводя глаз с верного товарища. А тот, как ни в чём не бывало, кушал тушёнку. И смотрел в одну точку. Он смотрел на то, как разгоралось пламя. И такое занятие не надоедало никогда. Николай быстро облизал ложку. Глаза чуть прищурились. Он, казалось, не слышал, о чём вели беседы приятели. Он закурил самокрутку. И дымок быстро полетел над его головой в неизвестность. Губы крепко сжали золотистый мундштук. Он всё смотрел на пламя, которое то и дело дрожало и колыхалось. Костёр горел, и трещали обгоревшие деревины. Высоко в воздух подлетал белый пепел. Бойцы, сидя на завалинке, корчили рожицы и просто веселились. Анекдот показался им смешным. Боец Шимбарев даже схватился за живот руками. Так стало весело ему. Даже котелок кувырнулся вверх тормашками. Но всё же он успел поставить его на место. Но немного тушёнки разлил. Бойцы немного успокоились. Но тут же началась вторая волна дикого веселья. И весёлый хохот был заразителен.
Глава вторая
Ночь глухая шептала тихие мелодии. В высокой траве тихо трещали кузнечики. На завалинке горел костёр. Трещали тихо сучья, уже превратившиеся в чёрный уголь. Мерцали красные угольки. Язык пламени чутко раскачивал лёгкий ветерок. Неподалёку мелькали огни двигающейся бронетехники. Доносился привычный гул моторов. Водитель Николай Управителев всё смотрел и смотрел на огонь костра. В его глазах плясало чудное озарение. Он, задумавшись, вспомнил тот недалёкий тысяча девятьсот сороковой год. Тогда он был отправлен на фронт Зимней войны, где разгорались баталии с белофиннами. Ему уже исполнилось двадцать пять лет. Он, взирая на пламя костра, живо перенёсся в те бушующие, но уже призрачные времена. Он словно вновь там побывал, уйдя в свой глубокий внутренний мир. Он вспомнил всё.
Февральское небо 1940 года пребывало в однотонных холодных красках. Порошил снег. Веял чуткий прохладный, плотный ветерок. Месяц клонился к экватору. Местность холмисто-котловинная на Карельском перешейке, где сосредотачивалась финская линия обороны Маннергейма, утопала в снегах. Она незаметно тянулась на сто тридцать пять километров от Ладожского озера и до Финского залива. И имела десятки оборонительных узлов в виде огневых точек – дзотов и дотов. Они уходили и в глубину на несколько километров. На территории повсюду имелись крупные лесные массивы. Десятки средних и малых озёр и рек таились в чудном ландшафте. Их болотистые или каменистые крутые берега выглядели и опасно и красиво. В лесах повсюду каменистые гряды и многочисленные валуны крупных размеров. Рельеф местности выглядел причудливо и красиво. Кругом на широких полянах раскинулась белая шапка. Падали с матового неба редкие снежинки. Они слегка кружились. Среди белого пейзажа серели и косились только тоненькие осинки. И те уже заметно исчиркало снарядом. Ещё чернели противотанковые надолбы из тяжёлых камней. Они стояли в определённом порядке. Имели пирамидальный вид. Косились и деревянные столбы. Они также служили неким заграждением танкам. Висели кругом проволочные острые сети. Виднелись на несколько десятков метров. Колючая проволока местами косилась и уже прорвалась от тех же снарядов и мин. Вдали среди белого снега серела бетонная крыша дота «SJ-5». Его укрепления держала отдельная бригада белофиннов. Ими руководил коренастый полковник Густав Баду. Он имел суровое, гладкое, белое лицо. Носил длинные белые усы. Глаза ледяные цвета солода, как у хищного сыча в холодной лунной ночи. Его фейс походил на мордочку разъярённого, кошачьего, дикого лемура. На нём плотно сидел белый маскировочный халат. На поясе висел ремень и кобура. Там таился личный пистолет «маузер», подаренные ему самим главнокомандующим финскими войсками маршалом Карлом Густавом Маннергеймом.
Веял чуткий, холодный ветерок. Прямо на заградительных камнях чуть вздымаясь, стоял советский трехбашенный средний танк «Т-28 Э». На броне имелась незначительная брешь. И тянулась вверх тоненькая дымка, как змейка. Его короткоствольная пушка калибром 76,2 миллиметров смотрела прямо на вражеский дот. Стрелок Пёрт Ломов, держа на прицеле укрепления, ждал указаний от капитана бронемашины. Тот выжидал сигнала. Тимур бегло осмотрел территорию в смотровое окно. Лицо белое в саже напряглось. Глаза цвета неба прищурились. Он заглотил слюнку. На нём плотно сидел томного оттенка комбинезон. «Сейчас мы вам покажем медные трубы… Вон наши проволоку режут… Там в стороне несколько танков подорвались на противотанковых минах… Сволочи… Ничего. Мы вам сейчас врежем по самые помидоры… За Ваську Бурова вы мне лично ответите…», – подумал он.
– Тихо Пётр… Ждём сигнала… Успеешь пальнуть… Держи на мушке гадов… Как сигнал подадут бей прямой наводкой по бункеру… А там посмотрим…, – сказал командир танка.
Веяло холодом. Порошил снежок. И снежинки чудно кружились. Казалось, даже немного блестели и сверкали. Командир пехотной стрелковой дивизии Всеволод Гармонин чутко смотрел в бинокль. Глаза слегка шальные цвета бурной реки навострились и прищурились. На золотистом тулупе натянулись ремни. На поясе тёмная кобура. А там табельный пистолет ТТ. Лицо медное. Кожа вся в небольшой, малозаметной щетине. На голове шапка – ушанка. Там красовалась красная звёздочка. «Так. Вижу бойцы проволоку перекусили… Подали знак… И дальше поползли. Сейчас будет путь свободен… По сигналу ударим по бетонному бункеру и в атаку… Слева перелесок томный… Не нравиться он мне… Видал я уже здесь такие… Как бы нас оттуда ещё не встретили… Ладно. Прорвёмся… Тихо – то как… Не стреляют уже пару минут… Что – то задумали… А может, боекомплект выдохся… Но мы сейчас поднажмём… И посмотрим, кто там такой смелый…», – подумал командир Всеволод.
– Бойцы… Приготовиться к атаке… Примкнуть штыки. Всем приготовиться к атаке, – громко закричал командир.
Повеяло неприятным холодом. Всё порошил снежок. Бойцы слегка оживились, лёжа на снегу. Кто – то находился за крутыми большими камнями. Кто – то таился за подбитым танком «Т – 28 М». Кто – то успел окопаться снегом и создать искусственные пригорки вокруг себя. А кто – то укрывался за небольшими, древесными горками. Вася Пчелин, находясь на небольшом снежном уклоне, держал в руках Красное Знамя. Сам молодой. Ему недавно исполнилось двадцать три года. Лицо белое. Глаза раскосые цвета золотистой икры. Он бегло осмотрел поляну, которая тянулась впереди. И глубоко выдохнул. Он быстро передёрнул затвор винтовки «мосинки». Рядом находился боец Тимофей Губин. Родом из глухой деревушки. Он имел грубые черты лица, – глаза большие цвета мёда, нос витой, губы сухие с оттенком сажи. На нём плотно сидел бушлат. В руках крепко сжимал автоматическую винтовку «Токарева» СВТ – 40. Он слыл ярым охотником. И был отчаян и храбр в бою. Он слегка отморозил себе левое ухо, когда укрывался от финского снайпера. Ему пришлось лежать около семи часов. И голову плотно прижимать к снегу.
Веяло холодом. Кружили снежинки. За 45 миллиметровой пушкой таились бойцы. Среди них находился и рядовой Николай Управителев. Он бегло глянул вперёд, где на расстоянии грозно смотрелась бетонная шапка в виде передового укрепления. А белая низина пребывала в камнях и колышках, на которых висела колючая проволока. Но местами она уже сильно прогибалась. А где – то и вовсе пропала. Поле, избитое снарядами, пестрило небольшими тёмными воронками. Николай живо приметил путь, по которому лучше бежать. На нём плотно восседал меховой тулуп. Белый меховой воротник облеплял всю шею. На голове восседала раскрытая будёновка. На ней красовалась красная звёздочка. Белое лицо бойца имело схожесть с мордочкой хамелеона, который собирался резко рвануть вперёд. И показать свою прыть. Николай, выдохнув, крепко сжал винтовку трёхлинейку образца 1891 года калибра 7,62-милиметра. И ловко надел на ствол острый штык. Затем вновь оценил спокойным взглядом окружающую, заснеженную местность. «Сейчас в атаку пойдём… Что – то затихло всё… Не нравиться мне это… Тихо как – то… Тишина перед бурей… Вот же кабаны безрогие… Что они там задумали? Бежать надо тем путём. Там, где танк стоит… До туда верно добежать можно… А дальше посмотрим, как действовать… Захватим этот скат. Наша победа будет сразу…», – подумал он. Рядом с ним все бойцы примкнули штыки к винтовкам. И ждали команды от ротного офицера. Все переглянулись. Виднелось лёгкое волнение. Среди прочих выделялся громила старший сержант Парфений Поддубный. Он был пушкарём. И когда надо, чутко смотрел в прицел своего тяжёлого орудия. Сейчас лежал на своей широкой спине и смотрел на томное, однотонное небо. Из широкого рта тянулся парок. Глаза большие, цвета хмеля не двигались. «Пушка на цель наведена… Я готов стрелять. Жду команды командира. Выстрелю и побегу со всеми в бой… Всё равно один фугасный три осколочных снаряда осталось… Лучше в атаку со всеми… Там от меня больше пользы… А то начнут палить из миномётов… Лучше бежать в атаку…», – подумал он. Боец Парфений подтянул к себе винтовку «мосинку» со штыком. Он быстро передёрнул затвор. И живо развернулся на живот, чтобы быть готовым к стрельбе из пушки.
Повеял заметный холодок, который гнал северо-западный ветер. Разведчики, достигнув края склона, подали сигнал. Командир Всеволод Гармонин, взирая в бинокль, быстро глянул на бойцов – разведчиков, на бетонный бункер. Затем живо достал из кобуры табельный пистолет ТТ. И крепко сжал стальную ручку своей широкой ладонью. Лицо напряглось. Глаза округлились. Он, оставив бинокль, быстро глянул на лица своих пехотинцев. Его комдив Филимон Ткаченко дал сигнал на взятие бункера. Он стальным прутом ударил по броне танка. «Т-28 Э» тут же дал залп. Бронемашина чуть дёрнулась. Воздух сотряс гулкий выстрел. И сразу пальнул Парфений из лёгкой, противотанковой пушки. В холодном воздухе зависло томное облако дымка. Снаряды со свистом понеслись в сторону цели. Бетонный дот дрогнул. Посыпались небольшие камни, вмонтированные в стены. Внутреннее помещение бункера быстро заполонил дым и гарь. Финский невысокий, пучеглазый пулемётчик Яси Олонен от ударной волны отлетел в сторону. И сильно ударился об бетонный пол. Ему крепко досталось осколком гравия по белокожему лицу. Его соратники, оглушённые звуковым ударом, разбежались в разные стороны. А кто – то был ослеплён удушливой пылью. И потянулся редкостный дымок.
Повеял морозный ветер. Командир Всеволод Гармонин живо поднялся на ноги. И тут же махнул рукой, в которой сверкал пистолет ТТ. Воздух сотрясся выстрелом. Сам он твёрдо зашагал вперёд. Бойцы живо поднялись в атаку. И все стремительно побежали по избитому, заснеженному склону. Рядовой Николай Управителев крепко сжал руками винтовку. На пике блестел острый штык. Сердце забилось быстро и неровно. Изо рта потянулся видимый парок. Дышал быстро. И живо бежал по снегу. Он стремительно миновал несколько колючих заграждений в виде проволоки. Они уже прогибались, как верёвки, на которых висло бельё. Рядом мелькали фигуры. Все бежали вперёд, позабыв о всяческом страхе.
– Ууууурррааааа, – закричали бойцы.
Холодный воздух сотрясся гулким снарядом вражеского миномёта. И где – то на дальнем крае бетонного укрытия забарабанил пулемёт. Грохнуло где – то позади. Затем ещё ближе. Снежная пыль высоко поднялась, образуя витую стену. Загудело в ушах. Несколько бойцов, нырнув в белую пучину, погрязли и исчезли. Кто – то покосился и завалился на бетонную глыбу. Вновь рвануло на правом фланге. Снаряд вырвал несколько кочек из стылой земли. И всё перемешал со снегом. Белая пыль вздыбилась, как вороной конь от удара хлыста. Боец Егор Налимов чуть подлетел в воздухе. И живо навалился на деревянные столбики. Он поник, находясь в одной замкнутой позе. Рядовой Кузьма Шубин получил удар волны от снаряда в спину. Его как будто толкнули. И тут же засвистели пули. Одна шальная дуля пронзила плечо. Брызнула кровь на белый снег. Кузьма тут же завалился на растянутую колючую проволоку. Она впилась ему в жёсткий тулуп. И слегка коснулась шипами тела. Он ощутил жгучую боль. Она отразилась на его медном лице. Гримаса говорила сама за себя. Пули пулемётные прокатились по белой полянке. И срезали, как ножницами рядового Парамона Родионова. Шальные дули пробили обе ноги чуть выше колена. Штанина сильно окропилась кровью. Сам боец, как будто нырнул в снег. И больше не появлялся. Он сильно руками сжал винтовку. Лицо напряглось. Рот покривился. И показались во всей красе белые зубы. Глаза большие, цвета прозрачного одеколона горели. Он всё же стерпел жуткую боль.
– ААААА… ААА, – истошно закричал он.
Веял холод. Чуть порошил снег. Парамон, продолжая бороться, прицельно выстрелил из винтовки. И тут же завалился на спину. Он больше не мог двигаться. Рядовой Самсон Кошкин завалился на снег, рядом с раненым. Он живо достал из сумки бинты. И тут же решил их применить.
– Потерпи братец… Сейчас я тебе рану перевяжу. Только сначала надо жгут затянуть повыше… На полчаса. Время засекай…, – сказал санитар Самсон.
– ААААА… ААА…, – застонал Парамон.
Веял холодный ветер. Всё порошил редкий снежок. На поле брани гремели взрывы. И вновь воздух гулко сотрясся. Несколько раз ударило чуть позади наступающей пехотной батареи. В ушах загудело. Вверх вздыбилась серо-белая пыль. Потянуло морозной гарью. Засвистели шальные пулемётные пули. Кто – то вновь покосился на правом фланге, как поломанная ель. И живо погряз в снежной массе. Рядовой Николай Управителев живо бежал по снегу. Он ловко перескочил через каменный вал. Затем замял ногами сетку, которая заметно провисала. За ним тут же поспевали боевые приятели. Впереди тоже бежали в атаку. Николай, пригнувшись, живо метнулся в сторону подбитого танка. Сам согнул спину. Голова ушла в плечи. В руках он крепко сжал винтовку. Глаза округлились, как у хищного филина. Сердце сжалось в груди. Но страха не показывалось. Рвануло где – то совсем рядом. В воздухе пронёсся адский свист миномётного снаряда. Бойцы двинулись ещё живее. Их накрыла дикая шальная волна взлетевшей белой пыли. Митрофан Кунев дёрнулся, находясь впереди атакующего шествия пехотинцев. Он заметно покосился. Шальная пуля угодила в мягкость левого плеча. Он потерял ритм движения. И тяжело задышал. Кровь окропила тяжёлый бушлат. Он тяжело рухнул на снег.
– АААААА, – тихо закричал он.
Повеял лёгкий, морозный ветерок. Николай первым метнулся в сторону раненого. Он, склонившись, помог тому подняться. Бойцы подсобили. Все живо укрылись за подбитым танком. И тут же прогремел взрыв неподалёку. Вверх потянулось белое, дымчатое облако. И запахло горелым толом от снаряда. На белой земле показалась тёмная узкая воронка. Бойцы затаились, чтобы перевести дух. Они бегло переглянулись, ощущая свою везучесть. Воздух вновь сотрясся от взрывов. Засвистели пулевые трассы. Они ударили по броне танка. И показалась искра. Она мигом исчезла.
Веял холод. Чуть порошили редкие снежинки. Боец Вася Пчелин, держа в руках Красное Знамя, укрылся за высоким камнем. И тут же быстро побежал, миновав колючую проволоку, которая утонула в снегу. Прогремел за спиной взрыв. За ним ещё один снаряд разорвался. Белая пыль, разлетевшись, всё накрыла вокруг. Но бойцы двигались к цели. Везде мелькали бегущие пехотинцы. Кто – то покосился возле одинокой косой сосенки. Знаменосец Вася, выдохнув, сильно прогнул гибкую спину. Его меховой тулуп на спине окропился густым, багряным пятном. Шальная, но точная пуля снайпера поразила бойца. Он ещё продвинулся вперёд на несколько метров. Но всё же ноги покосились. Он грузно упал вперёд себя на снег. Голова плотно уткнулась в снежную массу. Вася скончался от жуткого огнестрельного ранения. А черенок знамени крепко держал в руке. Боец Мисаил Егоров чуть приостановился. Глаза цвета угля округлились. Лицо белое напряглось. Он, склонившись, развернул рядового Василия. Тот уже не дышал.
– Васёк… Вот сволочи… Знамя…, – произнёс он.
Мисаил выхватил знамя из рук неживого бойца. И тут же рванул вперёд. Широкое красное полотно раскрылось. Показалась звезда, серп, молот. Плотная ткань затрепетала и распрямилась. Мисаил чуть пригнулся. Голова ушла в плечи. Всё сжалось внутри. Где – то за спиной со свистом рухнул миномётный снаряд. За ним ещё один упал. Вверх подлетела бело-серая пыль. В ушах зазвенело. Засвистели шальные пули над головой. Рядом покосилась бегущая фигура. И грузно рухнула в снег. Боец Мисаил, выдержав паузу, живо метнулся вперёд. Он набрал в лёгкие морозного, плотного кислорода. И крепко держал Красное Знамя в руках. Воздух сотрясся гулким выстрелом. Бил снайпер Яки Салонен из перелеска. Он восседал на высокой ели в засаде. Сам упитанный и коренастый. Лицо белое. На ней восковая маска. Глаза тёмные, круглые, как у домашнего кота. Нос небольшой острый в конечной точке. Щёки румяные. На нём плотно сидел маскирующий белый халат. В руках крепко сжимал снайперскую винтовку «Мосина». Он вновь выстрелил, взяв на мушку цель. Пуля пробила пояс Мисаила. И показалось пятно крови на тулупе. Он грузно завалился на снег. Но был живым. Рана тяжёлая жглась. И переполняла болью всё тело.
– ААААА… ААА, – закричал Мисаил, уткнувшись лицом в снег.
Веял холодный ветерок. Мороз был тридцать градусов. Вновь прогремели миномётные снаряды. Белая земля словно запрыгала. Вверх потянулось томное облако дыма. Советский танк «Т – 28 Э» выдал очередной залп огня. Снаряд гулко засвистел. И ударил прямой наводкой по бетонной башне бункера. Вверх потянулась белая дымка. Вражеский пулемёт дота замолчал. Белофинские стрелки разбежались в разные стороны. Потянуло гарью. Каркас из бетона заметно сотрясся. Стройный офицер Ранта получил осколком гравия по белокожему лицу. Его тонкие тёмные усики словно обломались. Удар был хлёстким и стремительным. Рана оказалась глубокой. Полилась кровь. Ранта, схватившись руками за лицо, живо выбежал из дота. И, казалось, потерял ориентиры. Он навалился на бетонную стену. Боль томила страшно, забираясь в глубины души. А кровь всё текла тонкой струйкой.
– АААААА…, – закричал он.
Невысокий стрелок Хоси подбежал к офицеру, держа в руках сумку – аптечку. А тот оттолкнул санитара. Его испепеляла боль.
– ААААААА…
Повеял холодный ветер. Порошили редкие снежинки. Командир Всеволод Гармонин, укрывшись за каменной надолбой, выстрелил прицельно из пистолета ТТ. Бил прямо по бойнице бетонного дота.
– Рота… В атаку… Вперёд… Все вперёд, – громко закричал он, пуская парок.
Воздух сотрясся гулкими взрывами. Вверх взлетела снежная пыль. Бойцы живо метнулись вверх по заснеженному склону. Кто – то валенками зацепился за колючую проволоку. И упал грузно. Рядовой Николай Управителев живо побежал по холму. Глаза округлились. Уже близилась позиция белофиннов. И открылась виду серая, бетонная установка дота. Сердце билось быстро. Изо рта тянулся парок. Всё нутро сжалось. Под ногами кривилась растянутая, колючая проволока. Она местами просто утопала в снегу. Кругом косились небольшие столбики. Кто – то из бойцов, дёрнувшись, схватился за шею. И так повалился взад себя, как будто его тело заледенело. Все бойцы побежали ещё быстрее. Николай, крепко сжимая рукавицами винтовку, в числе первых достиг вражеской траншеи. И тут же воспользовался своей быстрой реакцией. Он выстрелил прицельно из «мосинки». Воздух сотрясся. Пуля пронзила неразвитый торс белофинна Акиранту. Лицо белое поблекло. Глаза круглые устремились в одну точку. Тот, отскочив в сторону на земляную стенку, замертво завалился на дно траншеи.
– АААААА… ААА, – громко закричал Николай.
Повеял холодный ветер. Белофинн Сями, глядя на неприятеля, выстрелил из винтовки. Он нажал на курок в тот момент, когда Николай уже ударил. И ствол отошёл в сторону. Пуля взвизгнула, улетев в воздух. Рядовой красноармеец с ходу приложился стальным прикладом по лицу недруга. У того даже челюсть отъехала в сторону. И глаза цвета меди поблекли. Глазные яблоки прямо закатились. Изо рта потекла тонкая струя крови. Сями завалился, как кукла на снег. Коренастый, развитый белофинн Кимо бросился, как вепрь на неприятеля. Он крепко сжал в руке блестящий большой кинжал. Но Николай встретил того как подобаемо. Он умело выставил перед собой штык. И мигом проткнул тело Кимо насквозь. Тот согнулся, ощущая жуткую боль. И тут же рухнул на дно траншеи. А Николай побежал дальше, как окаянный. Казалось, он немного озверел. Глаза округлились. Губы плотно сжались. Белофинн Гумка, бросив орудие, живо побежал наутёк. Сам жиденький, невысокий солдат. Лицо белое. Он носил тонкие, тёмные усы. Но Николай быстро нагнал неприятеля. Он, ударив винтовкой, посадил недруга на штык. Тому пробило бок насквозь. Маскхалат залился кровью. Солдат Гумка изогнулся. И руки потянулись назад, точно он хотел обнять свои лопатки. Тут выскочил из укрытия высокий со смуглым лицом пехотный стрелок Лярки. Глаза сияли. Он выстрелил из винтовки. Воздух сотряс гулкий выстрел. Пуля чиркнула Николая по плечу. И слегка прожгла его меховой тулуп. Он прижался к промёрзшей стенке траншеи.
– АААААА… ААА, – закричал Николай.