Ошибка

– Нет, не хочу снова…

– Тогда тебе придётся прийти к ней, Глен. И знаешь, честное слово, – Эйи улыбнулся, – с тобой случится то, о чём я мечтаю уже на протяжении нескольких жизней. Разве не стоит оно того, а?

Глен посмотрел в глаза Эйи каким-то по-детски беспомощным взглядом.

– Эйи, спасибо тебе за всё, – проговорил он. – Большое спасибо.

– Я бы отступился от своего же принципа, если бы тебе не помог, – Эйи улыбнулся. – К тому же, на твоём месте мог быть и я сам… Но сейчас! У меня запланировано кое-что поинтереснее, чем музыка или танцы.

Глен посмотрел заинтересованно.

– Мне кажется, – продолжил Эйи, – ты был бы неплохим актёром. Ты очень хорошо скрываешь внутреннее состояние; это хороший навык. Посмотрим, сможешь ли ты не просто скрывать его, но и добавлять предусмотренные сценарием эмоции так, будто они настоящие.

– Мы будем играть спектакль? – с любопытством спросил Глен.

– Ну, не то чтобы спектакль, – рассмеялся Эйи. – Так, пару сценок.

Глядя на заинтересованное лицо собеседника, Эйи продолжил:

– Смотри, представь, что есть некое племя. Там есть вождь, есть жрец, есть воины, и есть божество, которому они поклоняются. Кем бы ты хотел быть?

– Жрецом, – недолго думая, ответил Глен. – А… что он делает?

Эйи снова засмеялся.

– Интересный ты. Ну, жрец – это как бы посредник между божеством и племенем; он руководит различными ритуалами, но не только – он ещё старший среди воинов и в случае войны ведёт их в бой.

– А зачем тогда вождь?

– Ты всё правильно понял, вождь не нужен. Жрец вполне заменяет его; к тому же, это даёт людям возможность подчиняться непосредственно воле божества, а не прихотям какого-то человека.

– Но ведь жрец – тоже человек.

– Верно, – Эйи улыбнулся, – но если он исказит пожелания божества ради собственной выгоды, то ему потом придётся плохо. Так что в его интересах проявлять дипломатические качества.

– Ясно.

– Но я не хочу, чтобы ты просто сыграл жреца, – Эйи посмотрел на Глена с искорками веселья в глазах. – Мне нужен конфликт, неразрешимое противоречие между волей божества и волей жреца.

Глен глянул на того с удивлением.

– Но как такое может возникнуть?

– Очень просто. Когда у жреца появляется иллюзия свободы воли.

– То есть какие-то… собственные желания?

– Да, мало того, что собственные, так еще и неправильные.

– Я не смогу это сыграть. Мне не очень понятно про свободу воли, а если она должна быть ещё и неправильной…

– Ты-то не сможешь? – Эйи заглянул ему в глаза.

– Погоди… – Глен посмотрел в сторону.

– А теперь послушай внимательно, – Эйи пододвинулся к нему поближе, положив свою руку на его, – мне нужно, чтобы ты сыграл именно свободу воли. Не насущную потребность, которая не даёт тебе жить, а вполне осознанное желание. Пусть и неправильное, но твоё, собственное, то, которое ты можешь сам себе объяснить и которое возникло в твоём личном сознании, которому нет предпосылок…

– Я попробую, – Глен сверкнул глазами. – Но это будет сложно.

– Я знаю, ты любил играть в шахматы. Уж извини, предоставить тебе это не могу… но могу провести аналогию. Ты ведь во время партии проявляешь собственную волю, да? Хотя она и диктуется условиями, но, насколько я знаю, у тебя всегда есть несколько вариантов. А твой соперник – он может быть кем угодно; это для тебя не имеет значения, ты просто выбираешь ходы, которые наиболее верно приведут тебя к победе.

– Подожди, кажется, я немного понял… А в нашем случае, получается… чего может захотеть жрец? Ну разве что —самому стать божеством?

– Прекрасно.

– А зачем?..

– Да в том-то и дело, что неизвестно, зачем! Главное – это его воля, она не зависит от внешних обстоятельств, и он может себе её объяснить, ну там, к примеру, какими-то своими выдающимися качествами, возможностями, которыми другие не обладают, и так далее, и тому подобное; да что угодно! Прояви фантазию.

Глаза Глена блестели инициативой.

– Знаешь, это звучит… замечательно!

– Ну что ж, – сказал Эйи, – тогда я буду тем самым божеством. И не переживай, если у тебя вдруг сразу что-то не будет получаться – это к тому же своеобразная импровизация выйдет – я буду направлять твои действия и слова, тебе останется только войти в роль и не выходить из неё до конца; это должна быть крайняя степень сосредоточенности – отнесись к этому серьёзно.

– Хорошо. Я понял.

Играли едва не до рассвета. Поначалу Глен и правда чувствовал неуверенность: он всё никак не мог синхронизировать свою роль и собственный разум, отсюда было ощущение, будто он всё делает неестественно. Эйи это понимал; именно поэтому до самой кульминации они воспроизвели несколько «ознакомительных» сценок для того, чтобы Глен адаптировался. Да Эйи и самому, по правде говоря, сложно было без предварительной подготовки войти в роль.

Теперь, когда оба немного попривыкли, самым важным было не просто отождествить себя с персонажем на уровне сознания, но и не упустить этого, продержаться так до конца. Это не было бы необходимо, находись они в простом театре, где сценарий расписан и выучен заранее; но в данном случае это было обязательным условием. Основной целью, с которой Эйи всё это задумал, было заставить Глена почувствовать свободу, причем аж двойную: не просто свободу игры, освобождение от личного «я», но и ту самую свободу воли внутри этой игры, подразумеваемую сценарием. Для этого – Эйи понимал – Глену нужно было проделать значительные усилия.

На самом моменте прямого проявления конфликта у Глена поначалу возникли проблемы: из-за умственных усилий, направленных на осознание понятия «свобода воли», он не мог должным образом сконцентрироваться на роли. Он озвучил то, что должен был сказать, но как-то машинально; Эйи показалось, что синхронизация в этот момент была упущена. Тогда он решил немного помочь, проявив неожиданно сильные эмоции; в совокупности с ними слова, которые они сопровождали, вернули Глена в роль отступившего от правил жреца. И в ответ на эти слова, уже вполне искренне, с каким-то экзальтированным взглядом, Глен прокричал:

– Да потому, что я так считаю нужным!!!

Эйи не мог не прикрыть глаза с удовлетворением.

Развязку доиграли с меньшим жаром, но всё с той же сосредоточенностью; больше Глен её не терял.

В конце, когда они уже возвращались в шале, он сказал:

– А знаешь, я ведь в тот момент действительно почувствовал, что значит «свобода воли»… У меня были такие сильные эмоции. И такие необычные. Правда, сейчас я вряд ли смогу это описать…

– Это нормально, – улыбнулся Эйи. – Поверь, большую часть времени твоё сознание живет отдельно от тебя и выносит свои уроки; главное, не запускать его совсем. Даже человек, уподобившийся животному, имеет ценность, пока в нём продолжает гореть этот огонь: по крайней мере, у него есть надежда на дальнейшее освобождение, если он предпримет усилия; но даже если нет, то у него хотя бы есть шанс прожить более-менее наполненную смыслом жизнь.

«И всё-таки Вы были не совсем правы, когда сказали, что все его увлечения служат исключительно для того, чтобы отвлечься» – подумал Эйи затем.

Глен обдумывал его слова. Затем сказал: