Без любви не считается

– На тебя – да. Запоры еще не замучили?

– Шутки в сторону! – хмуро произносит он.

– Дим, – ласково обращаюсь к брату, – тебе не о чем переживать. Мы все уладили без обмена жидкостями, поэтому… выдыхай.

– Хорошо, – Дима послушно делает, что велено, и оглядывает стол. – Помощь нужна? Хочешь, я попрошу Соню…

– И отдать ей половину оваций? Ни за что! Вон из кухни, и до вечера сюда ни ногой!

– Ты духовку-то включить сможешь?

– И ее включить, и тебя выключить.

Дима сдается и уходит. Выхожу за ним следом и поднимаюсь в свою комнату, чтобы переодеться. Пора приниматься за работу.

Мне нравится готовить, но я уже давно не накрывала стол больше чем на две персоны. Натираю утку специями и шпигую чесноком. Обмазываю ее медом и горчицей, начиняю яблоками и сладкой морковью. Включаю духовку на сто семьдесят градусов и отправляю утку тусоваться до самого вечера. Папа говорил, что лучшее запеченное мясо то, которое само отходит от костей. Перехожу к приготовлению гарниров и закусок, пританцовывая под тихую музыку, звучащую из динамиков телефона. Солнце клонится к горизонту, поглаживая стены и пол теплыми оранжевыми лучами. Чувствую себя такой легкой и счастливой. Смех щекочет горло, по венам струится энергия, когда я смотрю на несколько готовых блюд. Кто молодец? Я молодец!

Бросаю взгляд на часы – половина шестого. Успею и пару соусов приготовить. Нахожу в верхнем шкафу ручной блендер и закидываю в стеклянный высокий стакан оставшуюся зелень вместе с чесноком и болгарским перцем. Немного оливкового масла, соли и копченой паприки для аромата. Измельчаю все до однородной массы, окунаю ложку, чтобы попробовать, и отвожу руку с блендером в сторону. Влажные пальцы скользят по рукоятке, и я сжимаю ее крепче, случайно зажав кнопку, которая открывает затворный механизм. Нижняя часть блендера летит на пол и попадает мне прямиком по большому пальцу ноги. Вскрикиваю, стеклянный стакан отправляется в полет, и я зажмуриваюсь, стискивая зубы. Черт, как же больно! Медленно открываю глаза и хватаю ртом воздух, увидев зелено-красное месиво вместо пальца.

– Ди! – кричит Дима, врываясь в комнату. – Что случилось?!

– Выйди, Дим, – тихо произношу я.

– О боже! Что с ногой?!

– Выйди! – повторяю твердо.

– Ди…

– Дима! Свали отсюда!

– Принесу аптечку, – выдавливает он дрожащим голосом.

Упираюсь рукой в столешницу и пытаюсь пошевелить пальцами на ноге. Рана пульсирует и горит, к глазам подкатывают слезы, а желудок стягивает тошнота. Перевожу взгляд на раковину. Если получится поднять ногу, смогу промыть. Только бы палец совсем не отвалился. Делаю крошечный шаг, мелкий осколок впивается в другую ступню, и я тихо пищу. Щеки увлажняются, рыдания замирают в горле, мешая дышать.

– Что за шум? – доносится голос Марка из холла.

– Ди… она… – бормочет Дима.

– Зачем аптечка?

– Она палец себе отрубила. Нет, Марк! Не ходи! Она не выносит, когда ее жалеют!

«Спасибо, Дима. Сейчас я пришью себе палец, а потом и рот тебе зашью».

Слышу, как открывается дверь, и еще ниже опускаю голову.

– Марк, положи аптечку на стол, – мирно прошу я.

Тишина.

– Здесь стекло повсюду. Выйди, пожалуйста.

И снова ответа нет.

– Марк, я сказала…

– Рот закрой! – гремит он.

Стекло хрустит под подошвой комнатных тапочек. Марк кладет аптечку на кухонный островок и хватает меня за талию, усаживая на столешницу. Обхватывает ногу за щиколотку и касается ладонью пятки.

– Палец на месте. Ноготь вроде тоже. Нужно промыть, – говорит он, рассматривая рану.

Прижимаю пальцы к губам, слезы стекают со щек на костяшки. Вблизи все выглядит еще хуже.

– Топор уронила? – спрашивает Марк и снимает с крючка полотенце.

– Блендер.

– Значит, тебе повезло.

– Не то слово, – шиплю я. – Слушай, я и сама…

– Угу, – мычит Марк и заносит над ногой пузырек. – Будет сильно жечь, скажи.

Крепче прижимаю ладони ко рту и зажмуриваюсь. Боль все нарастает, но я терплю из последних сил.

– Кажется, теперь ты сможешь с легкостью носить туфли с узким носом.

– Отличная новость… Ай! Больно! Больно!

– Ш-ш-ш… еще чуть-чуть.

Прячу лицо в руках, жалость к себе ощущается солью на языке.

– Все, – шепчет Марк. – Ну, ты как?

– Нормально. Спасибо. А теперь выйди, пожалуйста.

– Ты правда не выносишь, когда тебя жалеют?

Ком в горле все растет, не могу ответить.

– Ди, – зовет Марк.

– Я в порядке! Мне нужно закончить с ужином и все убрать, а ты мешаешь! Уходи! – срываюсь на крик, но он едва ли звучит решительно.

Стук сердца замедляется, Марк нежно поглаживает мою лодыжку. И он не уходит, а подступает ближе. Тепло его тела и тонкий аромат сандала окутывают со всех сторон.