Это всегда был он

– Настя, тебе куда? – спрашивает Лера.

– Налево. – Я указываю в направлении улицы Пушкинской.

– О, наша маршрутка! – вскрикивает Лина и тянет подругу за руку к только что подъехавшему общественному транспорту довольно сомнительного вида. – Спишемся позже, Настюш! Будь на связи!

– Хорошо! – кричу вслед девчонкам и делаю пару шагов в сторону дома.

Ныряю рукой в сумку, чтобы отыскать телефон. Мне уже не терпится рассказать маме, как прошел первый учебный день, правда, мобильника нет ни в одном кармане. Резко останавливаюсь, тихо выругавшись. Он точно был со мной на практическом занятии, когда мы с девочками обменивались номерами и страницами в социальных сетях. Неужели я оставила его в аудитории? Лучше уж так, чем если кто-то вытащил его из сумки.

Досадливо вздохнув, возвращаюсь к главному корпусу, и, обогнав пару никуда не торопящихся парней, взбегаю по лестнице. Миновав пост охраны, снова спускаюсь на цокольный этаж и внимательно смотрю под ноги на случай, если телефон попросту вывалился где-то по пути, но на полу ничего нет. Распахиваю дверь в аудиторию, где проходило проектирование, и с облегчением забираю свой мобильник со скамейки за первой партой. Повезло, что здесь все еще открыто. Выходя в коридор, снова заглядываю в сумку с надеждой, что сегодня я больше ничего не потеряла. Ключи, например. Папа иногда шутит, что меня стоило назвать Машенька, а не Настенька.

Шорох приближающихся шагов заставляет отступить в сторону, но маневр нельзя назвать удачным, потому что он ускоряет столкновение, а не спасает от него. Нужно было шагать влево. Нет! Нужно было смотреть, куда иду!

– Извини, – лепечу я, не поднимая головы.

– Всего одно «извини»? Кажется, их должно быть раза в три больше.

Этот голос мне не знаком, но я без труда могу догадаться, кому именно он принадлежит, ведь перед глазами снова эта черно-белая клетка. Вот он, баланс во Вселенной. Все и так было слишком хорошо.

– Это уже не смешно, – раздраженно рокочет белобрысый.

В груди вдруг появляется легкое покалывание. То, как он произносит шипящие, чуть мягче, чем следует, навевает воспоминания о прозвище, которое дал мне в средних классах один идиот. Неторопливо поднимаю взгляд и ошарашенно приоткрываю рот.

– Ты-ы-ы? – хрипло тяну я.

– Привет, замарашка. Я, конечно, тронут вниманием, но… может, прекратишь уже меня преследовать? Я все еще не западаю на сталкерш, выпрыгивающих из-за углов.

Худшие опасения подтверждаются, и я набираю в грудь побольше воздуха. Знала бы сразу, что это он, вообще бы не переживала. Тоже мне, пострадавший. Ему мои тычки все равно что гвоздям удары надувного молотка. Негодование собирается в горячий сгусток, поднимающийся по горлу, щеки горят. Смотрю на повзрослевшего Морева и совсем не вижу в нем мальчишку, что так любил доставать меня на переменах и после уроков. Он стал выше, да и в плечах шире. Белесые волосы закрывают высокий лоб и лезут в глаза, губы поджаты, и на них не видно ни тени той озорной улыбки, которую я почему-то слишком хорошо помню.

– Долго мне ждать? – угрюмо спрашивает он.

Задираю нос и смело смотрю ему в лицо. Я тогда его не боялась, а сейчас и подавно. Заржавевшие рефлексы включаются, плечи расправляются сами собой, а в душе зажигается забытый огонек азарта. Саша Морев – мой личный тренажер по словесным баталиям. Даже интересно, на что он способен спустя четыре года.

– Чего? – ухмыляюсь я. – Когда волосы отрастут? Думаю, пару лет.

Саша смеется, показывая зубы, но это не веселье. Все еще раздражение, только оно почему-то еще более ядовитое, чем раньше.

– Извиняйся, Мореева. И я пойду.

– Хм-м-м… – Изображаю задумчивость, постукивая телефоном по подбородку. – Что-то не хочется, нет настроения. Может быть, в другой раз? Никогда, например. Это тебя устроит?

– Ты как всегда. – Он устало прикрывает глаза, касаясь пальцами виска, и я замечаю темные узоры татуировки на внутренней стороне его предплечья, выглядывающего из-под закатанного рукава рубашки. – Мореева, если ты хотела подстроить милую встречу старых…

– Перекрестись, Морев. Я понятия не имела, что это ты. А если бы знала, то за километр обходила бы.

– Отличный план, – отрешенно кивает он, глядя в пустоту.

– Я вообще гений. Неужели ты забыл?

– Даже не пытался вспомнить.

Его слова отзываются неожиданной болью, как от укола. Ход мой, но я не знаю, что ответить, обескураженная необъяснимой обидой. Мы никогда не были друзьями, но и наша детская вражда, казалось, не имела ничего общего с настоящей ненавистью. А вот сейчас я ее чувствую. Омерзительно липкую, тошнотворно кислую и невыносимо холодную.

Из-за поворота слышатся голоса и топот. Морев шагает дальше по коридору, и мои напряженные плечи мигом расслабляются. Бреду вдоль стены, оставаясь незамеченной для группы старшекурсников, а у прохода зачем-то оглядываюсь, все еще не принимая того, что случилось. Не то чтобы я часто представляла нашу встречу, но примерно так она и должна была выглядеть. Тогда почему я не могу отделаться от ощущения, что все как-то неправильно? Почему меня тянет в тот день, когда мы виделись с Сашей в последний раз?

Глава 2

Четыре года назад

Слезы, застилающие глаза, размывают белые полосы пешеходной зебры, и я крепче сжимаю велосипедный руль, желая поскорее оказаться как можно дальше от дома. Машин на перекрестке нет, но я все же пытаюсь разобрать горящий сигнал светофора, правда, лучи жгучего летнего солнца нещадно слепят, будто издеваясь. Шмыгнув носом, ощущаю новую волну негодования и отчаяния. Почему сейчас? Почему я должна уезжать? Почему дедушки и бабушки больше нет с нами? Они могли бы присмотреть за мной, и все было бы хорошо. Почему я еще недостаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно? Почему все так?! Давлю на педаль, наплевав на правила, и срываюсь с места. Ветер касается мокрых щек, как бы утешая, но в следующий миг по ушам бьют автомобильный гудок и скрип тормозов. От испуга печет в груди, судорога сводит пальцы. Я выкручиваю руль, но не могу удержать равновесие и заваливаюсь на бок. Локоть и бедро пронзает резкая боль, а по улице разносится гневная мужская ругань.

– Красный же! Ты что, ненормальная?! – вопит водитель, но я даже не смотрю в его сторону.

Встаю, горько всхлипывая, не без труда поднимаю велосипед и толкаю его вперед, чтобы через пару секунд оказаться на другой стороне улицы. Правая сторона тела звенит от боли, по ноге от колена стекает что-то теплое, щекоча кожу, но я ковыляю дальше. Идея сбежать из дома и поселиться в роще больше не кажется мне такой привлекательной, как еще пять минут назад. В этом нет смысла. Родители все равно найдут меня и заставят собирать вещи.

Оставив позади улицы Московскую и Пушкинскую, я останавливаюсь рядом с Южно-Российским государственным политехническим университетом. Желтые стены четырёхэтажного главного корпуса залиты солнцем, белые архитектурные элементы, кажется, и вовсе светятся изнутри, а вокруг бушует яркая и сочная зелень.

Когда мне было лет семь, я впервые пришла сюда за руку с дедушкой, чтобы немного порисовать с натуры. Я тогда заявила, что это место похоже на волшебный городок, где живут принцессы и принцы, а он, рассмеявшись, согласился со мной. Мы вошли на территорию внутреннего двора и уселись на скамейку перед спортивным комплексом, с которой открывался вид на торец главного здания. Дедушка вручил мне альбом и карандаш, а сам принялся рассказывать истории о своих студенческих временах. О встрече с бабушкой, о первых серьезных недругах, становлении характера и выборе жизненного пути. Многое из сказанного им я совсем не понимала, но кое-что прочно закрепилось в сознании. Желание, превратившееся сначала в мечту, а потом в цель – учиться здесь, пройти путь по дедушкиным стопам, но создать собственные воспоминания, чтобы рассказывать ему уже свои истории.

Боль в груди заставляет скривиться, слезы вновь бегут по щекам. Я растираю их по лицу тыльной стороной ладони и поднимаю взгляд к небу. Жжение в локте и колене усиливается, напомнив о недавней встрече с горячим асфальтом. Нужно бы посмотреть, насколько там все плохо. Снимаю с плеча лямку рюкзака, достаю из переднего кармана пропуск, который дала Ольга Васильевна, чтобы ей не приходилось встречать меня перед каждым занятием, и вхожу во внутренний двор учебного городка, занимающего два квартала. Взгляд мигом находит ту самую скамейку среди дубов, и я неторопливо направляюсь к ней. Со стороны игровой спортивной площадки слышится смех и громкие возгласы:

– Ого!

– Смотрите, как взлетел!

– Мор, ну ты даешь!

– Иди ищи его теперь!

Среди зеленых листьев мелькает яркий оранжевый шар, и я останавливаюсь. Баскетбольный мяч несколько раз ударяется о землю и катится в мою сторону, а за ним бежал тот, кого я хочу видеть меньше всего.

– Эй, замарашка! А ты что здесь делаешь?! – весело кричит Саша Морев.

Я опускаю голову, стараясь прикрыть растрепанными прядями лицо, и злобно отвечаю:

– Отвали, заморыш.

– Злющая, как и всегда. Мореева, ты… – Он вдруг осекается, а потом его тон неожиданно смягчается. – Настя, у тебя кровь. Что случилось?

Приподнимаю правую ногу и смотрю на рану. Пыльная ободранная кожа свисает клочками, а кровоподтеки алеют вокруг, создавая ужасающий узор.

– Нужно промыть и обработать, – серьезно заявляет Морев и, развернувшись, бросает мяч через высокий забор, за которым стоят ребята из баскетбольной команды. – Идем. В тренерской есть аптечка.

Я в панике мотаю головой. Нет, только не он. Легче поверить, что солнце почернело, чем в то, что Морев собирается помочь мне. Он же меня не выносит, как, впрочем, и я его. Эта взаимная неприязнь с нами ровно с того момента, как мы впервые узнали фамилии друг друга на одном школьном мероприятии.

– Тогда… – растерянно произносит Морев. – Может, Диму позвать? Он тебя отведет.

– Нет! – порывисто отвечаю я, не желая, чтобы Зимин запоминал меня такой жалкой.