Интервью в опаловых тонах

Раздался звонок.

– Да, детка моя?

– Ещё раз назовёшь меня так, отверну башку.

Вот она, моя любимая Хитер.

– Извини. Ты выяснила что-нибудь…

– По базам она не пробивается, Ларри пытался. Ни афиш, ни упоминаний в списках артистов. Или она сказала тебе ненастоящее имя, или выступала под псевдонимом.

Я мысленно выругался.

– Хорошо, спасибо. Ладно, скажи Гардо, что я скоро буду.

Сбросив вызов, я направился к остановке, всё ещё пялясь в свою книжку.

– Простите.

– Ничего страшного, – с улыбкой ответил мне мужчина в чёрных очках, в которого я врезался, едва отойдя от дома.

Надо чаще смотреть под ноги, это мог быть автомобиль. Я убрал свои заметки и огляделся на предмет наличия следователей. Например, Джины и её чудного шкафообразного напарника. Убедившись, что всё чисто, я отправился в редакцию – на обругивание шефом и посмеяние Хитер.

11

Работать корреспондентом – всё равно, что играть в лотерею: никогда не знаешь, что попадётся в билете и принесёт ли это деньги, но постоянно надеешься на крупный выигрыш. Так и я не знаю, какой материал выкопаю себе завтра, и смогу ли сделать из него что-то стоящее. Несмотря на то что наши тексты мы берём не из головы, а из жизни, профессия всё равно считается творческой. Гардо любит говорить, что мы творим не миры, а историческую хронику. И я отчасти с ним согласен. Ведь какой объём информации хранится на серверах ещё со времён создания Сети! Я таких чисел-то не знаю, как и не могу представить, где всё это лежит. Раньше думали, что ненужное и устаревшее просто стирают, но я помню пословицу, родившуюся ещё до Коллапса: «Сеть помнит всё». Интересно, если бы кто-то смог систематизировать и проанализировать все статьи, книги, научные труды, смог бы он составить более или менее объективную историю без тёмных и обелённых пятен? Я бы взглянул, ибо верю, что ни одна война не начинается по вине одного государства и ни одно перемирие не заключается без выгоды для одного человека.

– Всё ещё думаешь, чем себя занять? – Хитер поставила передо мной стаканчик с моё любимой жижей из автомата. Договариваться с этой железкой получалось у всех, кроме меня.

Я кивнул.

– А на экране всё то же кино, – улыбнулась Хитер. – Ник, брось ты это. Тут даже полиция разобраться не может, а у них возможностей куда больше. Куча других событий жаждут твоего острого пера.

Я многозначительно посмотрел на Хитер, получил по затылку за мысли, которые она интерпретировала совершенно правильно, отпил кофе – сладкую дрянь, создающую иллюзию бодрости и пару лишних килограммов при частом употреблении, и с кислым видом глянул на Хитер. В редакции уже почти никого не было, из-за двери соседнего кабинета, на тёмные полы лилась неяркая полоса света – скорее всего, остался кто-то из дежурных журналистов, но и тот мирно похрапывал на клавиатуре. Я терпеть не мог раскисать при посторонних. Хитер – это другое.

– Да брось, Никки.

Утешать – не её конёк.

– Я…

Что я хотел ей сказать? Что зашёл в тупик? Что ошибся и всё происходящее не имеет никакой связи?

– Я просто думаю, что я пропустил.

– И поэтому просматриваешь это видео уже в двухсотый раз.

Я снова взглянул на экран, где замер стоп-кадр того видео, что я записал в квартире Мейвена. Всё тот же диван, на который я уже смотреть не мог, всё тот же исцарапанный пол, все те же окна.

– Может, вы были правы и парень просто схватил передоз, а девчонка не вынесла потери и покончила с собой? А старьевщик просто получил какой-то артефакт, который неожиданно рванул магией? Слишком много «просто», Хитер, понимаешь?

– Понимаю. Может, стоит подождать, пока это дело распутает полиция?

– Ты ведь понимаешь, что тогда это будет уже не совсем моё расследование? Они как обычно подгонят факты и выдадут только половину информации – сухую сводку: кто, что и где. А мне нужна история, которую уже не восстановишь, потому что виновники окажутся в тюрьме. Или мёртвыми.

Я хмуро посмотрел на экран. Интересно, мисс Грандж рассказывала следователям то же самое, что и мне или у меня был какой-то эксклюзивный материал?

Я прослушивал запись нашего разговора снова и снова. Мне не давала покоя мысль, что женщина, с которой я говорил, была не настоящей Селен. Её догоняла другая: настоящую мисс Грандж подменили трупом. Самоубийство – всего лишь имитация. В таком случае, зачем, где настоящая Селен, и кто эта мёртвая девушка?

Хитер вздохнула.

– В любом случае уже ночь. Поедем домой, а завтра подумаешь ещё.

Я тупо поводил мышкой, прокручивая картинку. Что ещё оставалось?

– Хорошо, – со страдальческим вздохом сдался я. – Ты иди, я скоро спущусь.

Хитер кивнула и ушла.

Я ещё раз просмотрел свой минутный ролик. Диван, стол, полы, окна, листовки. Диван, стол… Я приблизил кадр на каждый предмет по очереди. Если бы я догадался поближе снять бумаги, валявшиеся под столом… При таком приближении бумажки расплывались на пиксели, пытаться разглядеть в них что-то – гиблое дело. Белые листы, желтые листы, фиолетовые листы. В компьютере наверняка была какая-то информация, но спецслужбы уже выдрали все диски.

Я со злостью выключил компьютер и поплелся на выход из редакции.

Хитер уже пристроилась за рулём.

– Это моя машина, – буркнул я.

– Вот и располагайся с комфортом, – улыбнулась Хитер. Я могу её понять: она мечтала водить машину. Коллапс не прошёл бесследно – эффекты, магия и прочие аномалии вызвали у людей самые разные сбои в организме, их таскали многие поколения. От подозрения на одно из таких заболеваний относительно недавно избавилась Хитер. Ей разрешили водить машину, и не мог отказать моей детке в таком удовольствии. Тем более что мне с моей вернувшейся от усталости головной болью совсем не хотелось концентрироваться на дороге.

В окне мелькали огни рекламных вывесок, бессчётных фонарей, окон. Ночной Уэйстбридж мне напоминал парк аттракционов: всё мелькает, шумит не меньше, чем днём, на главной площади развлекаются уличные музыканты, бурлит жизнь в южной стороне, в Оранжевом квартале – месте, где можно купить абсолютно всё, попробовать самую необычную еду (в том числе из чего-то не очень легально пойманного за пределами Стены), в подвалах проводят запрещённые турниры (например, робобои), словом, творится абсолютно хаотичный незаконный порядок.

– Дастин не…

– Прекрати.

– Что?

– Прекрати меня спрашивать о нём.

Я хотел сказать это грубо и резко – настолько меня вдруг взбесил её вопрос – но вышло устало и как-то умоляюще.

– Я просто хочу…

– Я понимаю, тебе было удобно. Но тебе не кажется, что ты перебарщиваешь с этими попытками заставить меня с ним помириться?

– Ник, я…

Хитер замерла на полуслове. Не знаю, что её удивило больше – мой тон или то, что я вообще начал об этом говорить.