…подмигнул!
Вышел, хлопнув дверью. Я еще несколько мгновений мял в потеющих руках бомж-пакеты. Передо мной топтались шестеро покупателей.
Я положил пакеты на ленту, вышел следом за алкашом.
Он уже стоял у дальнего угла дома, откупоривал чекушку. Опрокинув бутылку в рот, покосился на меня таким взглядом… игривым, что ли.
Я прибавил шагу.
Как он так быстро преодолел тридцать метров?..
Высосав полчекушки, он убрал бутылку в карман, еще раз хитро улыбнулся и скрылся за углом.
Я бросился за ним, обогнул тот же самый угол. Хмырь мчался через двор, ловко перемахивая через заборчики и клумбы. Словно в чекушке была не водка, а какой-нибудь быстродействующий допинг для олимпийских спортсменов.
Поначалу мне удавалось удерживать расстояние, но скоро я начал отставать. Одолела одышка. Из легких вырывался жалобный свист.
Он пробежал мимо здания с моим кабинетом, помчался вниз по горке. Я набрал в легкие побольше воздуха и разогнался, насколько смог.
Внизу у склона ютился старый одноэтажный дом, брошенный жильцами. Он стоял с открытой дверью, а вокруг валялись тряпки, битые горшки и еще какой-то хлам. Видать, бомжи похозяйничали – нужное забрали, а ненужное раскидали по участку.
Забулдыга шмыгнул внутрь. Из недр дома донесся грохот падающего стекла. Пока я добежал, все стихло.
Мне хватило мозгов остановиться у входа. Внутри было темно. Мало ли, схлопочу обухом по башке в самый неожиданный момент – так меня тут потом никто никогда не найдет. Дом снесут, обломки закатают под асфальт. И мой гниющий труп вместе с ними.
Пугающая темнота вперилась в меня из дверного проема.
Я перевел дух, облизнул пересохшие губы.
– Выйди сюда, поговорить надо, – крикнул я внутрь.
Подождал. Никакого ответа.
– Я тебе ничего не сделаю.
Изнутри послышалось сдавленное хихиканье, похожее на визг тормозов. От этого звука у меня на спине выступил пот.
– Что тебе от меня нужно?
Не отвечает.
– Ты бывший парень Риты?
Визгливые, кукольные смешки.
Страх сменился злостью. Я достал сигарету, закурил.
– Не хочешь по-хорошему – будет по-плохому, урод! – принялся угрожать я, выдохнув дым от первой затяжки.
Дом огласился хриплым гоготом.
Я принялся шарить взглядом вокруг. Нашел увесистый ржавый обрезок трубы. Подобрал. Распахнул настежь дверь. Подложил под нее кусок кирпича, чтоб не закрылась. Шагнул внутрь.
Узкий короткий коридор с обшарпанными стенами. С каждой стороны – по две двери с номерами – 1 и 3, 4 и 2. Между номерами 1 и 3 – блок из трех деревянных сидений, обитых дерматином. Такие ставят в больницах, собесах и прочих казенных учреждениях. По полу раскиданы бутылки из-под водки и пива.
За какой дверью ты прячешься?
Он услышал, как я вошел. Затаился.
Я тоже замер. Постоял так некоторое время. Потом наклонился, взял в свободную руку пустую бутылку, швырнул в противоположную стену. Дом огласился звоном бьющегося стекла.
За одной из дверей послышалась возня. Я не сразу определил, за какой именно.
За номером три разбилось окно.
Я пнул ногой дверь, но она не открылась. Толкнул плечом. Раздался грохот. Это обрушился на пол комод, которым Хмырь подпер дверь.
Внутри – лишь драный матрас, грязные тряпичные детские игрушки и снова бутылки.
Я подошел к высаженному окну, выглянул. Оно выходило на крутой склон холма, так что площадь обзора была маленькой.
Убегающий топот.
Шанс упущен. Гад слишком далеко удрал. И я не видел, в какую сторону. К тому же я слишком устал, чтобы еще и скакать по заросшим диким кустарником склонам.
Достал еще сигарету. Закурил. Закашлялся.
Взгляд упал на облупившийся подоконник. На самом видном месте лежал… клок волос. Желтый. С седой прядкой. Я взял его, стал разглядывать. Клок ее волос. Выдранный. Или неаккуратно отрезанный.
Рита.
Хренов ханурик – точно ее бывший. И он ей, похоже, отомстил. И завтра она не придет. Чтобы дать мне знать об этом, он оставил здесь клочок ее волос. Именно тот, который я не мог не узнать. Наверное, хотел передать каким-то другим способом, но я поломал его планы. Впрочем, своей цели он добился: сообщение получено.
Я сунул находку во внутренний карман.
Рита… нет… как же так…
Получается, когда он мне звонил, она уже была у него в лапах. Разговаривал с ее телефона, думая, что я знаю номер. И это в двух шагах от офиса! Я мог ее спасти…
Я не глядя бросил окурок и вышел, все еще сжимая обрезок трубы.
Снаружи, на дороге, стоял мужчина пенсионных лет в сером плаще и шляпе, с лицом, похожим на морду рыбы. Выпученные глаза, смыкающийся-размыкающийся безгубый рот.
Он на меня так пялился, словно я сделал что-то плохое. Неудивительно. У меня возникла бы такая же реакция, если б я вдруг увидел, как из заброшенного дома вываливается запыхавшийся, как после долгой погони, мужик с обрезком трубы наизготовку.
Прохожий ничего не сказал. Пошел своей дорогой вроде… Не помню…
Я пришел в офис бледным, взъерошенным, со слезящимися глазами. Виктор Петрович сказал, неважно выгляжу. Я ответил, что приболел чуток. Он посоветовал пить чай с медом, ставить горчично-травяные примочки, еще что-то из народной медицины – я даже не дослушал.